Горький

— А мало я знаю Россию. Симбирск, Казань, Петербург, ссылка и — почти все!» (17, 29–30).

Но совершенно особый интерес для нас представляют каприйские беседы на литературно-идеологические темы. О характере этих бесед сохранились лишь отрывочные сведения.

22 ноября 1910 года Ленин пишет Горькому:

«Когда мы беседовали с Вами летом и я рассказал Вам, что совсем было написал Вам огорченное письмо об «Исповеди», но не послал его из-за начавшегося тогда раскола с махистами, то Вы ответили: «напрасно не послали» [55].

Впоследствии Ленин, указывая Горькому на запутанность его высказываний в связи со статьей его о Достоевском, пишет:

«По вопросу о боге, божественном и обо всем, связанном с этим, у Вас получается противоречие — то самое, по-моему, которое я указывал в наших беседах во время нашего последнего свидания на Капри: Вы порвали (или как бы порвали) с «впередовцами», не заметив идейных основ «впередовства» [56].

Ленин указывает и на то, что есть в этой путанице высказываний Горького отголоски «Исповеди», которую сам Горький в беседе на Капри не одобрял.

Важный дополнительный материал о каприйских беседах дает письмо Горького Н. К. Крупской 16 мая 1930 года:

«Беседуя со мной на Капри о литературе тех лет, замечательно метко характеризуя писателей моего поколения, беспощадно и легко обнажая их сущность, он указал и мне на некоторые существенные недостатки моих рассказов, и затем упрекнул: «Напрасно дробите опыт Ваш на мелкие рассказы, Вам пора уложить его в одну книгу, в какой-нибудь большой роман». Я сказал, что есть у меня мечта написать историю одной семьи на протяжении 100 лет, с 1813 г., с момента, когда отстраивалась Москва и до наших дней. Родоначальник семьи — крестьянин, бурмистр, отпущенный на волю помещиком за его партизанские подвиги в 12 году, из этой семьи выходят: чиновники, попы, фабриканты, петрашевцы, нечаевцы, семи и восьмидесятники. Он очень внимательно слушал, выспрашивал, потом сказал: «Отличная тема, конечно — трудная, потребует массу времени, я думаю, что Вы бы с ней сладили, но не вижу: чем Вы ее кончите? Конца-то действительность не дает. Нет, это надо писать после революции, а теперь что-нибудь вроде «Матери» надо бы»³⁷.

Ленин отговаривает Горького от рассказанного им исторического сюжета, ориентируя его на политически актуальную вещь — «что-нибудь» вроде «Матери».

Мы знаем теперь, что эта мысль даже в более прямом ее понимании, — как непосредственное продолжение «Матери» — в течение нескольких лет творчески занимала Горького.

В 1907 году Алексей Максимович писал И. П. Ладыжникову:

«Составил план романа: «Павел Власов» — в трех частях: Ссылка. В работе. Революция» (29, 14).

Об этом же романе в письме В. Десницкому:

«…У меня были письма Заломова из ссылки, его литературные опыты, знакомства с рабочими обеих партий и с крупнейшими гапоновцами: Петровым, Иноковым, Черемохиным, Карелиным, впечатления Лондонского съезда, но всего этого оказалось мало. «Лето», «Мордовка», «Романтик», «Сашка», — можно считать набросками к «Сыну»…»³⁸.

Положение эмигранта отрывало Горького от материала; и если для «впередовцев» школа рабочих-партийцев на Капри была способом создать организационный центр новой фракции, то для Горького это было прежде всего средством общения с приехавшими из России рабочими, средством изучения необходимого ему материала.

На эту возможность общения с рабочими указывал ему и Ленин, когда, сообщая о предполагаемом приезде из России рабочих, приглашал Горького в Поронин:

«После Лондона и школы на Капри повидали бы еще рабочих» [57].

Горькому все-таки не пришлось собрать материал для той темы, которую предлагал ему Ленин.

С рабочими, которых «впередовцы» вновь собрали в школу в Болонье, у Горького тоже не было связи. Когда Амфитеатров написал Горькому о своих отношениях с Богдановым, тот ответил:

«…Писать ему — я не могу, ибо давно уже отказался от всяких сношений и отношений с ним. И вообще с ними, но — с рабочими у меня есть отношения, хотя в школу я не поеду, о чем и заявил рабочим, указав причину: не хочу встречаться с людьми, неприятными мне» (29, 145).

Из писем Ленина видно, что Горький был в то время озабочен организацией большевистского толстого журнала. 14 ноября 1910 года Ленин запрашивал его в письме:

«Хорошо ли работается? Выходит ли что с журналом, о котором говорили летом?» [58].

Но для организации большевистского толстого журнала не хватало средств и издательских возможностей, а всякий блок с меньшевиствующими и так называемыми «радикальными», а по существу буржуазно-либеральными, элементами Ленин решительно отклонял.

У Горького было специальное свидание с Лениным по делам организации издательства и журнала.

После длительной беседы Горький условился, что зайдет к нему через день, но погода была плохая, вечером началось у него обильное кровохарканье, и на другой день он уехал.

То, что это свидание было весной 1911 года в Париже, следует из писем Ленина.

«Дорогой А. М., — писал Ленин во второй половине апреля. — Как здоровье? М. Ф. писала, что Вы вернулись с кашлем и проч. Надеюсь, поправились» [59].

Откуда вернулся Горький? Естественно думать, что он вернулся из Парижа, где был Ленин.

В конце мая Ленин пишет из Парижа:

«Объединение наше с меньшевиками вроде Мартова абсолютно безнадежно, как я Вам здесь и говорил» [60].

Организация большевистского издательства и толстого журнала не удавались.

Горький вынужден был печататься в сборниках «Знания», хотя видел, что издатель К. П. Пятницкий не способен придать им боевое направление. В сборниках напечатаны повести об уездной России — «Городок Окуров» и «Матвей Кожемякин».

«Городок Окуров» — книга о мещанстве, как общественном слое. «…Мещанин, — говорил Горький в лекциях каприйской школы, — может быть назван мелким хищником, которому все — все равно и который, будучи по необходимости, строгим индивидуалистом, кроме себя и своих целей — ничего в жизни не видит»³⁹.

Жизнь Окурова показана в 1905 году, когда революционные события донеслись до него, взбаламутив тихий и сонный городок. У воинствующего окуровского мещанина Вавилы Бурмистрова «свобода» была равносильна хулиганству. Уездные Маякины, зажиточные мещане Кулугуров и Базунов настраивают Бурмистрова на выступление против взбаламученного городка и завершают это выступление побоищем.

Горький показал, как рождается от реакционного мещанства черносотенство, как уездные гнезда мещанской косности противопоставляют революции устойчивость своего быта.

С тех пор «окуровщина» стала нарицательным именем этой тупой, косной силы, сковывавшей старую Россию.

1909 год после первой русской революции был годом наибольшего упадка рабочего движения. Но уже в ноябре следующего года Ленин в связи с демонстрациями студентов и рабочих пишет статью «Не начало ли поворота?», указывая на первые признаки «демократического подъема».

«Пролетариат начал, — писал он в следующей статье, «Начало демонстраций». — Демократическая молодежь продолжает. Русский народ просыпается к новой борьбе, идет навстречу новой революции» [61].

В этот же год большевикам удалось осуществить издание еженедельной газеты «Звезда», первой легальной газеты большевиков после 1907 года. Она оказала громадное влияние на рабочих, организуя их вокруг себя.

В течение своего непродолжительного существования «Звезда» много раз подвергалась конфискациям и штрафам, выходила поэтому с перерывами. Горький поместил в «Звезде» ряд «сказок» из цикла «Сказки об Италии», и Ленин писал ему: