Ведомые Дракона

Захожу вдоль полосы, выпускаю шасси и планирую к центру аэродрома. И вдруг вижу красный купол грузового парашюта, рядом с ним второй, третий... Недоумеваю: зачем сбрасывать грузы на парашютах, когда можно сесть и выгрузиться? Прибавляю обороты мотору, убираю шасси и делаю круг над аэродромом. И сразу же по мне начинают стрелять зенитки. На аэродроме фашисты! Они окружены. Потому-то здесь траншеи и грузовые парашюты. Да это же аэродром Бреслау! Как я раньше не догадался об этом? Ну и дела. Чуть в гости к фашистам не пожаловал...

Уныло плетусь в Морин. Теперь не жди добра. Сажусь в прескверном настроении. Только вылез из кабины, механик Илья Лившиц радостно говорит:

- Летчики нашлись. С полчаса, как вернулись.

По пути на командный пункт встречаю Ивана Федорова. Интересуюсь полковыми новостями, так как два дня почти не вылезал из самолета.

- Машенкин ногу сломал, - сокрушенно говорит Федоров. - Трофейный мотоцикл подвел.

Надо же такому случиться: выйти из строя перед самым концом войны, накануне штурма Берлина. Обидно, до слез обидно. Особенно для Алексея Машенкина, не раз говорившего, что его сокровенная мечта - своими глазами увидеть разгром врага. А вместо этого - госпитальная койка.

- Как дела, Алеша? - спросил я Машенкина, ожидавшего санитарную машину. Его нога была туго прихвачена бинтами к доске. - Болит?

- Черт с ней, с ногой, - сокрушенно сказал он. - Душа болит... отвоевался...

И мне вспомнился недавний разговор с Пасынком. Мы с Иваном Федоровым спросили Тимофея Евстафьевича:

- А почему Машенкину Героя не присваивают? У него около двухсот боевых вылетов и двенадцать сбитых самолетов...

- Не принимают представление, - ответил Пасынок. - Не раз обращался...

- Почему?

- Говорят, в плену был, не положено...

- Ну и дела, - Федоров задохнулся от возмущения. - Так что, он сам, что ли, пошел в плен? Или с фашистами там целовался?

- Не кипятись, Иван, - попытался успокоить его Пасынок. - Когда-нибудь все встанет на свои места. Вот возьмем Берлин, до Москвы дойду за Машенкина. И сам он, глядишь, мне поможет: подбросит парочку фрицев.

"Да, не сможет теперь помочь Пасынку Алексей, - подумал я, всматриваясь в хмурое лицо друга. - А жаль, очень жаль..." Каждый из нас, хорошо знавших Машенкина, был убежден, что он, пожалуй, больше всех заслуживает наивысшей награды за свой многотрудный путь. А может, потом, когда, как сказал Пасынок, все встанет на свои места, снова вернутся к этому вопросу? Как бы это было справедливо!

Наш разговор прерывает раскатистая команда:

- Воздух!

К аэродрому приближается самолет необычной конструкции. Он издает непривычный свист и как бы всасывается в воздушное пространство. Скорость у него очень большая.

- Реактивный, - вздыхает Машенкин. - Вот бы кого сбить напоследок.

Мы понимаем состояние Алексея и молча посматриваем на чудо авиационной техники. А оно, плавно развернувшись над аэродромом, величаво удаляется в сторону Берлина.

- Демонстрация новейшего оружия, - скептически бросает Федоров. Непонятно только: для кого? Нас не запугаешь. Должно быть, для поддержки духа своих войск...

* * *

Шли дни. Мы с нетерпением ожидали наступления, но оно все не начиналось. И вот однажды вечером узнали, что майора Власова вызвали в штаб дивизии. Не сговариваясь, потянулись на КП. Вызовы командира полка в вышестоящий штаб во время боевых действий практиковались в исключительных случаях. Неужели наступление?

Власов возвратился скоро. Видя наше нетерпение, он улыбнулся и этак по-будничному обронил:

- Завтра улетаем в Брест...

Все смолкли от неожиданности. В Брест? В тыл? В такое решающее время, когда вот-вот начнется штурм Берлина? Если бы Власов сказал, что нам нужно перебраться в Париж или Рим, то мы удивились бы не больше. А все-таки: почему именно в Брест?

- Будем получать новые самолеты, - после интригующей паузы уточнил командир полка. - Як-9у!

Конечно, перевооружиться на лучшие истребители - дело хорошее. Но как бы не прозевать решающее наступление! И когда мы высказали беспокойство по этому поводу, Власов авторитетно заявил:

- В дивизии заверили, что к началу наступления вернемся.

Короткие сборы, и мы на транспортном самолете летим на восток. После скоростных истребителей такое путешествие кажется утомительно-скучным. Разговор кружится вокруг одного: что это за самолет, который нам предстоит освоить?

- Молодец конструктор Яковлев, - говорит Анкудинов, - все время совершенствует свои истребители...

- Упорный мужик, - поддерживает его Федоров. - За два года столько выдал на-гора... Первые "яки" ходили на скоростях чуть больше четырехсот пятидесяти, а нынешние перешагивают за шестьсот.

Самолет закладывает глубокий крен. Смотрим в окн.а. Под нами небольшой городишко. Нет, это не Брест. Где же мы находимся?

- Малашевичи! - кричит штурман корабля. - Садимся здесь. Брест напротив, за Бугом.

Аэродром Малашевичи - своеобразная перевалочная база по снабжению фронта самолетами. Как на ярмарке, по его окраинам выстроились машины различных назначений и конструкций - истребители, штурмовики, бомбардировщики, связные и транспортные самолеты. Выбирай, что нужно, из этого отечественного авиационного изобилия! Но настроение испортил летчик, которого встретили в общежитии.

- Новенькие? - ехидно улыбнулся он. - Поздновато явились... Мы уже третью неделю загораем...

- Веселая перспектива, нечего сказать. Отсюда и к первому мая не выберешься, - вторит ему в тон Василий Мельников. Он сравнительно недавно прибыл на фронт и стремился наверстать упущенное: как можно чаще вылетать на боевые задания. Если не удавалось, то недовольно ворчал по поводу зажима патриотизма молодежи.

Настроением Васи Буслая заразились и остальные летчики. Очень уж не хотелось стоять в стороне от решающих событий войны. И мы стали нажимать на Власова, чувствуя, что и он недоволен таким оборотом дела.

- Транспортные самолеты здесь, и я предлагаю завтра возвратиться на них в Морин, - высказал общее мнение Анкудинов. - А сегодня вечером телеграфировать об этом в дивизию.

Власов так и поступил. А утром получил нагоняй по телефону от командира дивизии. Нам предписывалось ждать, а транспортные самолеты отправить на завод за запасными частями. Мы окончательно потеряли надежду принять участие в штурме Берлина. Угнетало и то, что делать было нечего. В Малашевичах, находившихся на польской территории, не оказалось ни клуба, ни библиотеки.

- А что, если поехать в Брест на экскурсию? - предложил кто-то из летчиков.

Предложение поддержали все.

Мы сходили в кино, в баню, побродили по городу. Побывали в Брестской крепости. Правда, тогда мы еще не знали о мужестве и героизме ее защитников, о которых много лет спустя взволнованно рассказал писатель Сергей Смирнов. Но мы видели следы боев в крепости, гарнизон которой одним из первых вступил в борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.

Поступление новых самолетов задерживалось, и я попросил командира полка отпустить меня на несколько дней в Умань, к семье. Он разрешил. Когда я вернулся, Давид Джабидзе обрадовал меня новостью:

- А мы, Сандро, уже летаем на новых, - он теперь всех нас называл по-грузински: Сандро, Вано, Васо. Только Машенкина звал по-русски - Леша.

- Вот здорово! Ну, как они?

- Картинка, Сандро, - и Джабидзе поднял над головой большой палец руки. - Таких еще не было.

- И много получили самолетов?

- Пока пять. Остальные обещают на следующей неделе.

- Повезло нашему полку...

- Не сглазь, Сандро, - предостерег Джабидзе. - Говорят, генерал Савицкий поднажал насчет самолетов...

- Живем на прежнем месте?

- На прежнем. Только малость потеснили...

В общежитии я обратил внимание на группу иностранных летчиков, игравших в карты. Они громко разговаривали, резко жестикулировали.