Рыцари пятого океана

Послышался смешок.

Замполит базы ерзал на скамейке, словно под ним были рассыпаны горячие угли. Не ожидал он от своих солдат таких речей.

Я старался как мог подробнее отвечать на вопросы и не замалчивать наших трудностей. Люди любят правду, какой бы горькой она ни была. Они не переносят фальши, тем более на войне. Рассказал о вероломстве фашистской Германии, нарушившей договор, о причинах временных успехов противника и наших неудач, о потерях, понесенных советской авиацией, о трудностях, переживаемых страной. Но еще подробнее говорил о героизме и стойкости советских людей, не жалеющих в борьбе с врагом ни крови своей, ни жизни.

- Речь, товарищи, идет о жизни и смерти Советского государства, о нашей с вами судьбе. И мы победим врага, чего бы это нам ни стоило! - твердо заявил в заключение.

Из разговора с бойцами выяснилось, что многие вообще не читали газет с тех пор, как началась война, а радио слушали урывками. О событиях на фронте и в тылу они знали по слухам, в которых тогда не было недостатка.

Красноармейцы и сержанты остались довольны беседой. Все путаное и противоречивое теперь выяснили. А главное, они прониклись уверенностью в том, что отступление Красной Армии - явление временное, что наши удары по врагу с каждым днем усиливаются, что в тылу у противника разгорается пламя партизанской борьбы и в войне должен наступить перелом.

- А как скоро он наступит, будет зависеть от нас с вами, товарищи, сказал я, - от нашей выдержки и самоотверженности. Враг коварен и силен, но мы все равно его одолеем. Русские прусских не только бивали, по и в Берлине бывали, а пруссакам Москвы не видать как своих ушей.

После беседы мы с комиссаром зашли в его землянку, и там наедине я спросил его:

- Когда вы последний раз беседовали с бойцами по вопросам текущей политики?

Он молча пожал плечами.

- Чем же вы занимаетесь?

- Как чем? - удивился комиссар. - Продовольствие подвозить надо? Надо. Бензин и боеприпасы доставлять надо? Надо. Почти все автомашины на приколе. Кто этим будет заниматься?

- Вы прежде всего комиссар, партийный работник, а не хозяйственник, заметил я. - То, что о хлебе насущном заботитесь - хорошо. Но нельзя забывать о духовной пище, о настроениях людей.

Поездка к автомобилистам и ремонтникам расстроила меня. Если уж здесь запущена политическая работа с людьми, то какова она в отдаленных тыловых подразделениях?

Своими мыслями я поделился с членом Военного совета армии и начальником политуправления фронта. Честно признался, что и я, подобно комиссару базы, отдавал предпочтение боевой работе.

- Видимо, это наша общая беда, - заметил Богаткин. - Мы следим только за передним краем, а о тылах мало заботимся. Надо выправлять положение.

Я решил собрать политработников и откровенно поговорить с ними. А перед совещанием побывал в ряде других тыловых подразделений. Предположение мое подтвердилось: политическая работа там действительно оказалась в запущенном состоянии.

С комиссарами у нас состоялся большой и полезный разговор. Смысл его сводился к тому, что надо лучше изучать настроения людей, живо откликаться на их запросы, повседневно вести активную наступательную пропаганду. Особое внимание необходимо уделить воспитанию у бойцов ненависти к фашистским захватчикам.

После совещания политико-воспитательная работа в частях заметно активизировалась. Ежедневно по утрам стали проводиться политинформации, наладился выпуск стенных газет и боевых листков, во взводах и отделениях были выделены агитаторы.

Все это, естественно, способствовало усилению боевого духа воинов. От красноармейцев и сержантов стали поступать заявления с просьбой отправить их в наземные войска. Им хотелось лично бить врага, отомстить фашистам за погибших друзей и родных.

Нам приходилось сдерживать людей, разъяснять им, что и они своим самоотверженным трудом вносят большой вклад в дело победы над немецко-фашистскими захватчиками. А иным просто приказывали впредь не ставить такого вопроса перед командирами: опытных специалистов нельзя было отпускать.

Призыв уничтожать врага всеми доступными средствами звучал тогда с набатной силой.

Но вскоре эти заблуждения рассеялись. Из рассказов советских людей, вырвавшихся из фашистского ада, из публикуемых в газетах фотодокументов, запечатлевших зверства фашистов, воины поняли: в гитлеровской армии собраны озверевшие насильники, убийцы и мародеры. Их надо беспощадно уничтожать.

Вот почему так настойчиво просились бойцы на фронт. Каждому хотелось собственными руками бить захватчиков.

Война потребовала от людей психологической перестройки, в корне изменила некоторые их понятия и представления.

Она явилась для нас суровой школой, в которой приходилось не только доучиваться, но и многое постигать заново. Вместе с наукой ненависти наши командиры, летчики, штурманы, стрелки-радисты постепенно осваивали и науку побеждать.

Хороший сюрприз гитлеровцам преподнес однажды командир 288-го штурмового авиационного полка майор П. В. Дельцов. Когда воздушные разведчики донесли, что но одной из дорог движется колонна вражеской мотопехоты, он решил немедленно нанести по ней удар. Первую шестерку "илов" повел старший лейтенант Александров. Через пятнадцать минут в воздух поднялись еще пять штурмовиков во главе со старшим политруком Гудковым.

Группа Александрова, сбросив бомбы на голову колонны, остановила ее, а затем начала с бреющего полета обстреливать. Несколько автомашин загорелось. Образовалась пробка. Вражеские солдаты в панике начали разбегаться по придорожным кустам. Но свинцовый ливень прижал их к земли. "Илы" атаковывали врага непрерывно, не давая ому опомниться.

Вскоре в воздухе появилась вторая группа штурмовиков, а первая возвратилась на аэродром. Заправившись горючим и пополнив боеприпасы, она вылетела снова, чтобы завершить разгром вражеской колонны. Позже воздушные разведчики доложили о результатах штурмовки. Противник потерял более пятидесяти автомашин. Подсчитать количество убитых гитлеровцев было невозможно: над дорогой висели облака дыма и пыли.

День ото дня повышалась тактическая культура наших авиационных командиров, росло боевое мастерство экипажей. В напряженной фронтовой обстановке полнее раскрывались и лучшие стороны характеров, крепла дружба между летчиками различных видов авиации, а также внутри экипажей. Суровая, полная опасностей жизнь сближала людей, полк становился для них родным домом, товарищи дорогими братьями. Раненые по выздоровлении возвращались только в свою семью, перевод в другую часть воспринимался как наказание.

С улыбкой вспоминаю двух совершенно не похожих друг на друга молодых парней, волею случая оказавшихся в одном экипаже. Летчик был высокий, стройный красавец со смоляным чубом. Штурман, наоборот, низкорослый, с веснушчатым мальчишеским лицом, светлыми, всегда удивленными глазами. Первого товарищи в шутку звали Геркулесом, а второго - Малышкой.

Летчик частенько подсмеивался над штурманом.

- На него, - говорил он, - не хватило строительного материала. Или:

- Давай подсажу в кабину. Сам-то не дотянешься. Штурман отвечал ему тоже колкостями. Иногда, правда ненадолго, они обиженно расходились в стороны.

- И что вы не поделили между собой? - спросил я как-то у летчика.

- У нас разная группа крови, товарищ комиссар. Несовместимость, так сказать, - с серьезным видом ответил летчик.

Он, конечно, шутил, но эти шутки иногда злили его товарища.

- Может, разлучить петухов?-предложил я командиру.

- Зачем? - рассмеялся тот. - Ведь они подначивают друг друга, чтобы душу отвести. Веселого-то в нашей жизни мало, вот и скрашивают ее, как могут. Это замечательные ребята. Воюют отменно и дорожат друг другом.

В одном из полетов штурмана ранило. Пуля пробила ему плечо, и он потерял много крови. Летчик осторожно вытащил его из кабины, уложил на траву и, склонившись над ним, все успокаивал: