Гвардейцы стояли насмерть

Услышав рявканье "дурилы" - так бойцы окрестили немецкий шестиствольный миномет, - лейтенант Сергей Боченок коротко сказал:

- . Придется угомонить.

С группой бойцов он напал на вражескую батарею с тыла. Боевой расчет батареи был перебит.

- Ну, вот и порядок, - удовлетворенно проговорил лейтенант.

* * *

Все вражеские блиндажи и землянки имели амбразуры и были приспособлены для длительной обороны. Гитлеровцы сидели в своих норах, а нашим подразделениям приходилось наступать по открытой местности в условиях жестокого мороза и пурги. Но бойцы шли к Сталинграду, не зная устали, презирая смерть. Дух непобедимого Суворова витал над войсками.

После тяжелого дневного боя батальон старшего лейтенанта Стотланда вышел к балке, поросшей чахлым кустарником. На противоположном ее склоне каким-то чудом сохранился тригонометрический пункт. Когда пурга на минуту стихла, в свете ракет на его верхушке отчетливо показался тригонометрический знак. В балке, в блиндажах засели гитлеровцы. Стотланд не стал ждать утра. Он вывел батальон на фланг вражеской группировки, ударил по ней и в коротком бою выбил фашистов из блиндажей.

В одном из них остался мундир капитана с рыцарским крестом и недопитый чай. "Рыцарь" едва успел унести ноги, настолько был дерзким и неожиданным удар.

Бои, начинавшиеся днем, не прекращались и ночью. Вспышки разрывов на мгновенье выхватывали из темноты армады застывших неприятельских машин, исковерканных танков, врезавшихся в землю самолетов. Орудийные выстрелы сливались в мощную гамму и не было чудесней музыки, чем музыка наступления.

* * *

...На подступах к Сталинграду с севера на юг тянется земляной вал, насыпанный еще во времена царствования Анны Ивановны. "Царицын вал" был последним рубежом противника перед городом. По обеим сторонам вала гитлеровцы соорудили дзоты, блиндажи, отрыли траншеи и хода сообщения. Видимо, они намеревались удержать вал любой ценой.

- Мы перешагнем через этот вал сегодня, а завтра будем в Сталинграде, уверенно сказал перед боем гвардии старшей лейтенант Стотланд.

Вечером 25 января 1943 года части Донского фронта начали штурм "Царицына вала".

После залпа "катюш" на рубеже вражеской обороны послышались частые разрывы, словно в гигантскую бочку посыпались чугунные ядра. Это был сигнал для атаки.

Бойцы шли на приступ. Одни падали, другие перешагивали их и шли вперед. Только вперед! Трудно им было, но они знали, что там, в Сталинграде, еще тяжелей. Выстрелы, разрывы мин, трескотня пулеметов, рез моторов, крики "ура", стоны раненых - все сливалось воедино и гремело над степью дьявольским разноголосьем.

Комбат Стотланд был там, где бились его гвардейцы. Там плотно ложились мины. Прошивали темноту ночи очереди трассирующих пуль. По звуку выстрелов комбат понял, что первая рота ведет бой в глубине обороны гитлеровцев. "Молодец ротный!" - с радостью подумал Стотланд. А вскоре и от командира третьей роты, связь с которой была прервана в первые минуты атаки, прибыл связной и передал запятнанное кровью донесение. Комроты сообщал, что его бойцы заняли траншею и отбивают контратаки противника.

- Ты ранен? - глядя на связного, спросил комбат.

- Нет. Командир роты. В руку. На словах приказал передать, что с поля боя не уйдет.

Справа и слева огонь врага начал слабеть и только в центре, там, где по балке наступала вторая рота, продолжали, захлебываясь, строчить вражеские автоматы и пулеметы.

Через полчаса командир батальона Стотланд уже находился в траншее, захваченной у неприятеля. Бой утихал.

На рассвете батальон подошел к городу.

* * *

Рано утром 26 января меня срочно вызвали к полевому телефону. Накануне я до глубокой ночи пробыл в частях и намеревался поспать, однако это мне не удалось. На войне нельзя заранее рассчитывать на отдых.

Взяв трубку, услышал голос командира полка Панихина, с которым мы расстались лишь несколько часов назад. Его сообщение сразу же прогнало сон.

- С запада слышна артиллерийская стрельба, - доложил Дмитрий Иванович, - снаряды рвутся в тылу противника.

- Это наши наступают. Немедленно выступайте им навстречу! Скоро буду у вас.

Доложив в штаб армии о полученном от Панихина сообщении, я собрался в дорогу. День предстоял напряженный, поэтому я решил наскоро перекусить, а затем уже отправиться в полк.

* * *

...Серенький январский рассвет еще не разогнал мглу. Слегка морозило. Поземка то и дело поднимала снежные вихри, жгла лицо сотнями ледяных иголок. Командир разведроты старший лейтенант Войцеховский, только что вернувшийся от Панихина, решил провести нас к Мамаеву кургану не обычным, а несколько сокращенным путем. Скоро пришлось переходить крутой и глубокий овраг. Едва мы начали спускаться вниз, как откуда-то раздалась пулеметная очередь. У наших ног пробежали снежные фонтанчики.

- Скорей!

Я был тогда помоложе и без затруднения несколько раз перекувырнулся, пока докатился до дна оврага. Рядом в снегу барахтался поэт Евгений Долматовский.

Отряхнувшись, обмениваясь шутками, мы отправились дальше.

А между тем события развертывались с каждым часом. Получив приказ наступать навстречу своим войскам, идущим с запада, Панихин бросил батальоны в атаку. Наступательный порыв гвардейцев был настолько велик, что за короткое время гвардейцы захватили четырнадцать дзотов. Они вихрем врывались в блиндажи и развалины, уничтожали огневые точки, захватывали пулеметы, боеприпасы, снаряжение врага.

Примерно около девяти часов утра подразделения Панихина, дравшиеся северо-западнее Мамаева кургана, увидели в утренней мгле знакомые силуэты "тридцатьчетверок", шедших с запада. За ними шла пехота.

- Наши идут!

Эта весть мгновенно облетела всех.

Гвардейцы усилили огонь. Фашисты заметались. Бойцы, даже те, которые не получили приказа наступать, выскакивали из блиндажей, окопов, траншей и устремлялись вперед, уничтожая штыками и гранатами тех гитлеровцев, которые еще пытались оказывать сопротивление.

- Наши идут! Вперед! Ур-р-ра! - гремело над заводской окраиной.

Впереди гвардейцев бежали комбаты 34-го гвардейского стрелкового полка П. Д. Мудряк и Е. В. Гущин, заместитель начальника политотдела Коринь и другие командиры и политработники. Гущин вместе со своим заместителем по политчасти капитаном Соболем накануне сделал из красного полотнища знамя. Теперь оно развевалось над гвардейцами.

С каждой минутой все ближе и ближе родные и до боли знакомые фигуры в армейских полушубках и белых маскировочных халатах.

- Кто вы? - послышалось одновременно с обеих сторон.

- Мы - гвардейцы Родимцева!

- А мы - гвардейцы дивизии Козина!

Когда последние метры навстречу друг другу были пройдены, началось что-то невообразимое. Незнакомые люди обнимались, целовались, как родные братья. Под многоголосое "ура!" в небо взлетали сотни шапок. У многих бойцов на глазах навернулись слезы радости. В этой радостной толчее взволнованный майор Коринь, распластав прямо на снегу красное знамя, химическим карандашом написал на нем: "От 13-й гвардейской ордена Ленина дивизии в знак встречи 26.1.1943 г. В 7.20 мною было вручено знамя командирам батальонов гвардии старшим лейтенантам тт. Стотланду и Усенко".

Звонкое многоголосое "ура!" пронеслось по холмам, отозвалось в городе и надо льдами Волги.

Какой-то расторопный боец уже успел сбегать к реке, и, размахивая флягой, весело покрикивал:

- Кто волгарь - подходи, хлебни волжской водицы. И ярославцы, саратовцы, куйбышевцы, горьковчане, казанцы, сталинградцы спешили к веселому бойцу, брали из его рук флягу и жадно прикладывались к ней обветренными губами.

Стихийно возник короткий митинг. Люди, еще разгоряченные боем, тесно сомкнулись у импровизированной трибуны. Рядом стояли пришедшие с запада танки "Т-34". На башне одного из них, под номером восемнадцать, стояла надпись: "Челябинский колхозник". Это была одна из машин, переданных колхозниками Челябинской области в дар Красной Армии. Молодцы, челябинцы, ваш подарок очень пригодился! Он и сейчас стоит там, на месте исторической встречи наших войск.