Хроника времен Василия Сталина

График — графиком, а 15 августа, чуть свет, в 6 часов 55 минут, на шяуляйский аэродром налетели четыре «фоккера». В результате в управлении дивизии и роте связи было ранено четырнадцать человек, водитель сержант Дьяченко тут же скончался от ран.

На следующий день — по своему графику — два полка пехоты и 50–80 танков противника из района Кельмы и два полка и до 200 танков из района Куршенай перешли в наступление на Шяуляй и к исходу 17 августа начали обстрел аэродрома.

Так уж вышло: именно в это время на побывку к Василию прилетела из Москвы его жена, Галя Бур донская. В семье и теперь часто вспоминают ту их милую встречу.

.. Под покровом темноты на аэродром прорвались немецкие танки. Что греха таить, вокруг поднялась страшная паника. Тогда Василий посадил в открытую автомашину жену и на полном ходу провел с бойцами политиковоспитательную беседу. «Трусы! — с солдатской откровенностью обратился комдив к своим гвардейцам, тут же — для убедительности — добавил несколько динамичных выражений, затем остановил машину и указал на жену: — Вон, смотрите, баба и та не боится!..» Гвардейцы — народ смекалистый, понятливый. Тонкий намек Василия Иосифовича уловили и, быстренько придя в себя — кто в чем был — в кабины и по газам. А с воздуха — ну что с теми каракатицами на гусеничном ходу разговаривать!

Стрельба, как утверждали мои учителя-фронтовики, лучший способ передачи мыслей на расстоянии. Истребители полковника Сталина пользовались этим довольно умело, так что они вполне доходчиво довели до немцев огорчение своего комдива: тактично ли было нарушать редкие на фронте минуты свидания молодых?..

Как закончился тот своеобразный интимный вечер для комдива Сталина, мне рассказал одессит А. Е. Скрябин.

Короче, в августе 1944 года полк торпедоносцев стоял вместе с дивизией Сталина на одном аэродроме. Высокие темпы наступления вызывали ряд трудностей со снабжением частей боеприпасами, горючим, продовольствием. База морской авиации находилась вообще далеко — в Ленинграде. Но комдив истребителей никакой бюрократии не признавал и чем мог помогал товарищам по оружию.

— На каждом столе для нас по вечерам стояла пол-литра — на четверых. Играл духовой оркестр. И все наши летчики о Василии Иосифовиче отзывались хорошо, — рассказывал Алексей Егорович, а я слушал старого солдата и думал: да, собственно, что за смысл сочинять-то ему? Василий — не сват и не брат этому мужественному и честному человеку. Таких, кто заискивал да лебезил перед сыном Сталина, много было — от рядового до самых высокопоставленных. А как только почувствовали, что обстановка изменилась, что Василий в беде оказался, — тут же отреклись от него. Холуй — он всегда холуй!

В ту августовскую ночь, по рассказу одессита Алексея Скрябина, летчика прославленного 1-го гвардейского минно-торпедного авиаполка Краснознаменного Балтийского флота, когда свыше трехсот танков и гитлеровская пехота навалились на аэродром, последними оставляли его командир полка торпедоносцев подполковник И. И. Борзов и комдив В. И. Сталина.

— А перед ними должен был взлетать младший лейтенант Муравьев. Вдруг на его «Бастоне» лопнуло колесо. Что делать?..

Алексей Егорович хороший рассказчик, он помнит множество подробностей фронтовой жизни, словно было это все с ним только вчера.

— Я тогда предложил Муравьеву пробить из пистолета другое колесо и взлетать на ободах. Все лучше, чем под гусеницами танков оказаться. Пилот согласился, сбросил уже на землю торпеду, и тут, глядим, бежит комдив Сталин. Спрашивает — в чем дело? А сам уже прикинул ситуацию и командует: «Скорей к Борзову!» Иван Иванович взял экипаж на борт, и все вместе взлетели. За нами — Василий Иосифович…

В жаркие августовские дни один из полков 3-й гвардейской стоял на аэродроме вместе с 303-й истребительной авиадивизией Г. Н. Захарова и полком «Нормандия». Василий тогда предложил Пуйяду перейти с французскими летчиками в его соединение. Командир «Нормандии» поблагодарил за доверие, но остался с дивизией, в которой французы начали свою боевую работу в небе России.

— Вася вскоре прикатил ко мне, — вспоминал Георгий Нефедович. — Только что прошел сильный дождь, все дороги стали непроезжими, но, гляжу, кто-то пробирается на тракторе. Оказалось, Василий. Мы пообщались вполне дружески, как в старые довоенные времена. Поужинали. О французах ничего не говорили. Потом Вася сел на трактор, попрощался — и порулил к своим гвардейцам…

Комдив Сталин гордился этим званием — гвардия! При случае не забывал подчеркнуть: мы — гвардейцы! Когда готовилось сентябрьское наступление дивизии,

летчикам предстояло взаимодействовать с 3-м гвардейским механизированным корпусом — подвижной группой 43-й общевойсковой армии. Это было уже в районе северо-западнее Бауска. И вот перед началом боевых действий комдив обратился к авиаторам с такими словами:

«Товарищи! Сегодня части 1-го Прибалтийского фронта начали генеральное наступление по окончательному освобождению советской Прибалтики от немецких захватчиков. Уверен, что личный состав вверенной мне дивизии в грядущих боях не посрамит гвардейского знамени и удостоенной чести гвардейцев, краснознаменцев, суворовцев.

Командир 3-й гвардейской истребительной авиационной Брянской Краснознаменной ордена Суворова II степени дивизии гвардии полковник Сталин».

И гвардейцы старались. К примеру, за один только день, 15 сентября, летчики дивизии совершили 288 боевых самолето-вылетов, провели 21 воздушный бой. При этом было сбито 47 самолетов. Наши потери — 1 экипаж и 3 самолета.

Конечно, чего проще — давить на басы: «Вперед, ребята! Родина вас не забудет!..» Но на одних эмоциях много не навоюешь — молодой комдив понимал это. Да как было не понять-то?

31 августа бросился он в кабину истребителя — возможность лететь на боевое задание подвернулась, — а мотор на самолете не запускается. Взлетел Василий на другой машине — там тоже неполадки, да еще и шлемофон неисправным оказался.

Прибыли в 63-й авиаполк новехонькие Лa-7 — как не проверить в бою! По газам — и тут пошло. После взлета левая нога шасси не убралась, наддув мотора оказался не полный, а в бою как быть, если мотор не тянет? На «лавочкине» и управление оказалось неотрегулированным, и на пробеге после посадки летчик этот утюг едва-едва остановил — пружину на тормоза поставили, словно для трактора ЧТЗ.

Что за черт! Специально, что ли, комдиву такие машины подсовывают?.. Решил Василий убедиться в том и попросил проверить самолет инспектора Красавина — и у того не все в порядке.

А тут из-за отказа мотора на взлете заместитель командира эскадрильи Масленников чуть не погиб. Мотор обрезал, но летчик был опытный — приземлил машину в поле да скапотировал. Хорошо, что не придавило.

Комдив Сталин еще в августе докладывал начальству, что дивизия уже три месяца ведет напряженную боевую работу, указывал: «Материальная часть 137-го и 32-го полков требует тщательного ремонта. Новые самолеты Ла-7 в 63-м авиаполку имеют большое количество заводских дефектов и требуют доведения до нормального состояния. Летный состав переутомлен. Для частей авиадивизии крайне необходимо три дня свободных от боевой работы для профилактического осмотра матчасти и отдыха летчиков». Да что эти просьбы: все потом, держитесь как-нибудь…

Много забот прибавила Василию новая его должность. С одними только батальонами аэродромного обслуживания сколько мороки. Замполит Соловей доносит: «Начпрод и командир 71-го БАО недостаточно уделяют внимания на работу столовой технического состава. В столовой не хватало посуды, кружек, ложек. Например, на 198 человек всего 28 тарелок и в первый день было всего 3 кружки. Офицерам приходилось пить чай из тарелок».

А вот случай в августе. Тут полковник Сталин вынужден был даже приказ написать: «Группа бомбардировщиков 1 ГБП, возвращаясь с боевого задания, из-за недостатка горючего произвела вынужденную посадку на аэродроме Шяуляй. Мною было отдано приказание командиру БАО приготовить нормальный отдых…» (Тут контрольные органы архива зачеркнули в моей рабочей тетради несколько строчек — с их точки зрения, это нежелательная утечка информации, порочащей славу Красной Армии. А суть в двух словах проста: бюрократы из БАО не встретили как следует, не накормили экипажи, вернувшиеся после боевого вылета. — С.Г.)