Жерар Депардьё

Он готов был это делать даже путем личного участия: три года спустя сын режиссера Ник Кассаветис пригласил его сниматься в Солт-Лейк-Сити в своем первом фильме «Срывая звезды» [59]. Депардьё продюсировал этот фильм вместе с компанией «Ашетт Премьер», возглавляемой его другом Жан-Люком Лагардером. В этой семейной истории он сыграл канадского дальнобойщика, а его партнерами выступили Мариза Томеи, Гари Олдмен и, разумеется, Джина Роуленде, для которой он не жалел теплых слов: «Рядом с ней происходит нечто прекрасное. Она чутко повинуется инстинкту, я чувствую это здесь (касается своего носа) и здесь (прикасается к животу). С ней никогда не ощущаешь затраченного труда, это в самом деле благодать. Несмотря на бури, через которые она прошла (я уверена, что Ник устроил ей их во множестве), в ней поражает ее спокойствие. Безмятежность матери в “мастеровом” значении этого слова: сила, коллективное сознание». С такой же теплотой вдова режиссера обрисовала в нескольких словах профессиональные отношения со своим французским другом: «Он интуитивен, энергичен. У нас разные технические приемы: я перед съемкой должна сосредоточиться, а он может валять дурака, но вдруг, в десятую долю секунды, я вижу его взгляд — и актера, и человека».

Когда фильм «Срывая звезды» показали в конце лета 1996 года во французских кинотеатрах, ему «отдали дань уважения», как принято говорить о не слишком удачных фильмах. Критики великодушно простили Кассаветису-младшему ошибки юности, отметили несколько сильных сцен, среди которых был волнующий танец Депардьё и Джины…

Десять лет спустя франко-американский дуэт выступил в совершенно новом жанре в фильме «Париж, я люблю тебя» — коллективном творчестве полутора десятка режиссеров, признании в любви к французской столице. Актриса сама написала его сценарий, избрав в качестве натуры Латинский квартал, а в качестве партнеров — естественно, Депардьё (участвовавшего также в отрывке Фредерика Обюртена) и своего соотечественника Бена Газзара. Шестидесятилетняя супружеская пара, стоящая на грани развода, встречается в бистро (Жерар оставил за собой эпизодическую роль угольщика) и предается воспоминаниям. Весной 2006 года, когда фильм был показан во внеконкурсной программе Каннского фестиваля, в программе «Особый взгляд», трио кумиров имело некоторый успех.

Сниматься у Годара? Депардьё получил это предложение, когда еще был Христофором Колумбом. Но над ним стоило поразмыслить. До недавнего времени Годар не входил в число режиссеров, с которыми ему хотелось бы работать. Слишком большой интеллектуал, а это для актера был уже пройденный этап. Но потом Жерар задумался: пускай Годар не принадлежит к его кинематографической «семье», но это все-таки Годар! Неизвестный тип, неосвоенное пространство, новые земли! Значит, лучше согласиться и готовиться к их завоеванию.

Съемки должны были начаться в июле 1992 года на берегах Женевского озера. Из сценария фильма «Увы мне» актеру в основном запомнились многочисленные литературные и философские цитаты, которыми ему предстояло обмениваться со своей партнершей Лоране Маслиа, выпускницей Высшего театрального училища в Париже, впервые снимавшейся в кино.

Трудно сказать о фильме что-то еще: пытаться разобрать по полочкам новое произведение режиссера-эксперимента-тора — пустое дело. Депардьё как будто сам запутался в разъяснениях по поводу своего будущего персонажа — Симона Доннадье: «Я готовлюсь стать Богом. В своей душе и в узком кругу. Это будет идея Бога, идея о том, что Бог везде». Везде — значит, наверняка и в Иль-Журден, небольшом городке в департаменте Жерс, где Годар решил устроить пред-премьерный показ своего фильма. Несмотря на честь, оказанную им гениальным швейцарцем, зрители, в числе которых был Морис Пиала, остались неудовлетворенными, поскольку режиссер отказался пересказать свое творение словами: «Не знаю, как это пришло. Я принадлежу к этому миру — увы мне, как и всем героям фильма, и зрителям, ибо дела его плохи». Поклонники режиссера оценили его бесстрастный юмор, когда тот провел смелое сравнение между двумя кинозвездами, которых он снимал: «Делон — мошенник, у него язык хорошо подвешен. Депардьё — честный человек, слов никак не найдет… Нелегко руководить медведем, даже если он очень мил!» Милый Депардьё ответил на комплимент убийственной репликой, на какие был мастер: «Я два раза в жизни снялся в рекламных роликах: макарон “Барилла” и “Увы мне”!»

Через некоторое время он найдет не менее хлесткие слова и для самого интеллектуального из режиссеров: «Он умеет снимать корову или поезд, но только не актера!»

Другая эпоха, другой стиль, другое настроение. С начала сентября Депардьё «замахнулся» на Золя: Клод Берри начал снимать «Жерминаль». Задумав экранизировать эту эпохальную картину народной жизни, режиссер обратился к состоявшимся актерам: Бернару Фрессону, Жюдит Анри, Лорану Терциеву, Анни Дюпре, Жану Карме, Миу-Миу, Жан-Роже Мило и… Рено Сешану, признанному барду. Ему как раз отводилась главная роль — Этьена Лантье, молодого парня, выгнанного с работы за пощечину начальнику, в разгар промышленного кризиса ставшего шахтером и работающего в нечеловеческих условиях. Предложение Берри сразу понравилось певцу, однако он размышлял несколько месяцев, прежде чем его принять. Мне он объяснил это так: «У меня не было большой веры в себя, в свои актерские способности; мне казалось, что я не справлюсь с главной ролью, и потом мне вовсе не улыбалось полгода сниматься на Севере и ради этого отказаться от почти годичных гастролей после концерта в “Казино де Пари” в мае 1992 года. Кроме того, я прекрасно жил как автор-исполнитель; так зачем мне отбивать у одного из двадцати тысяч французских актеров, сидящих без работы, из которых многие гораздо профессиональнее меня, и все гораздо более мотивированы, охвачены “священным огнем”, эту великолепную роль, до которой, боюсь, я не дорос. Вот почему после первого отказа я предложил Клоду Берри, который, с тех пор как увидел меня в “Бобино” в 1980 году, мечтал дать мне хорошую роль в кино, взять меня на роль Суварина. Она не так важна, меньше стресса, меньше ответственности. И потом, я обожал этого героя, его анархистская идеология была мне так же близка, как и чересчур идеалистические взгляды Этьена Лантье».

И все-таки Рено решил сыграть Лантье — поразмыслив как следует и узнав о неожиданном конкуренте.

«Я тогда сказал ради шутки, что согласен, и тут Патрик Брюэль [60]заявил, что готов сыграть эту роль, если я откажусь. (Берри вам подтвердит, что “мой друг Патрик” здорово на него наседал, чтобы ее получить, ну да ладно…) Я серьезно думаю, что согласился играть, потому что с самого начала было решено свыше, что я это сделаю, что это моя роль, что этот герой мне очень близок, что я не смогу отвергнуть одержимость, воодушевление, дружбу, доверие Клода Берри, которые он выражал целых два года — до фильма, во время съемок и после».

Может быть, на его решение повлияли и другие, более личные причины? Рено этого не отрицает, вспоминая одного из своих предков: «Мой дед с материнской стороны Оскар Мерио спустился в шахту в тринадцать лет, как вся его семья, как все его предки. И всю жизнь он был активистом профсоюза. Он был рабочим, но в двадцать лет, горбатясь в Бийанкуре, прочел всего Маркса, Энгельса, Ленина. Он гордился бы тем, что его внук играет Лантье в “Жерминале”…»

Как мог герой Золя не завладеть сердцем Рено, для которого будущее пролетариев всегда было важнее судьбы буржуа? «Лантье стоит в одном ряду со Спартаком, Че Геварой, Анджелой Дэвис. Хотя это и выдуманный персонаж, в истории рабочего мира полно таких идеалистов, как он, убежденных борцов с несправедливостью, нищетой, угнетением, эксплуатацией. Одних убили, других бросили в тюрьму, почти все потерпели поражение. Он из тех, кто не хочет, чтобы нашей страной правили нотариусы». Или, мог бы он добавить, чересчур требовательные режиссеры.