А до Берлина было так далеко

- Иосиф Иосифович, - говорю Самсоненко, - организуй ударную группу, человек шестьдесят. Собери для них гранаты. Попробуем пробиться, И немедленно, пока фашисты не окопались.

- Ясно, - сказал Самсоненко и побежал выполнять приказание.

Минут через десять добровольцы, самые отчаянные и обстрелянные хлопцы, стояли предо мной. Разговор короткий. Говорю им: у нас нет другого выхода, как атаковать гитлеровцев и пробиться. Пойдем кучно. Короткими перебежками. Расчет на то, чтобы забросать врага гранатами. Ошеломить, не дать опомниться. Вы прорываетесь. Остальные идут следом.

Спустя несколько минут завязался скоротечный ожесточенный бой. Крики "ура" потонули в разрывах гранат. На войне, как я точно установил из собственного опыта, есть все же элемент удачи, боевого везения. Гитлеровцы были сильнее нас, намного сильнее тех 60 смельчаков. У них танки, нет нужды в боеприпасах. И все же им не удалось отбить атаку. Группа прорыва прошла сквозь их боевые порядки. Да, здесь сыграла свою роль смелость и дерзость наших бойцов: такой стремительности, такого напора фашисты не ожидали. А неожиданность - спутница боевого успеха. Но мне кажется, что здесь нам и немного повезло.

Следом за смельчаками проскочили командиры штаба и большая группа бойцов. Однако несколько подразделений замешкались. Опомнившись, фашисты закрыли коридор и отбили попытки этих подразделений вырваться. Идти им на выручку было бессмысленно, и я передал по цепи команду взять левее и идти на Малое Селецкое, которое, как мы определили по карте, находилось в шести километрах от леса, откуда мы только что вырвались. Вначале шли кустами, не обращая ни малейшего внимания на то, что их ветки били по лицу, путались в ногах. Затем началась болотистая дорога, и мы были рады ей: уж сюда-то немец не сунется.

Дорога привела нас в Малое Селецкое, стоящее на реке Суда, в которую впадает Оржица. Не доходя до села, мы увидели двух парнишек лет по двенадцати, по всей видимости поджидавших нас.

- Дяденьки, не ходите в село. В нем немцы. На танках приехали.

Одиннадцать дней длился наш рейд по вражескому тылу. Не одну сотню верст прошагали бойцы, пробираясь к линии фронта. Всюду нас поджидала опасность, и всюду нам была протянута рука народа, отводившая от нас эту опасность.

И страх, в тревога, и решимость - все это было написано на лицах сельских мальчишек. Я понял, что они дежурят здесь не впервые, что помогали не только нам.

- В село мы, хлопцы, не пойдем. Спасибо, что предупредили. Нам бы на тот берег Сулы. Брод укажете?

- Покажем, мы затем и пришли сюда.

Мальчики привели нас к реке, первыми полезли в воду, показывая брод. Прощаясь с нашими помощниками, я посоветовал:

- Быстренько, герои, по домам, обсушитесь. А то, не ровен час, увидят вас фашисты и догадаются по вашим мокрым штанам, где были и что делали. Понятно?

- Понятно, дяденька командир, - ответили парнишки и стрелой пустились обратно в вело.

Мы расположились в дубовой роще на большом острове. Рядом раскинулся широкий заливной луг, на котором то там, то сям высились стога душистого сена. Бойцы сделали из него постели и уснули мертвым сном. На лугу паслось колхозное стадо. Сухопарый, проворный, охочий на слова пожилой пастух рассказал нам, что коров не успели угнать и их всех до единой переписал сельский староста и "бачит, что це уси вини принадлежати Гитлеру". Старик предложил мне зарезать пару яловых коров и накормить бойцов. Зачем, мол, добро фрицам отдавать, пусть ваши попользуются: поди, не помнят, когда мясо ели.

Мы, конечно, не замедлили воспользоваться предложением пастуха и в тот же день на восточном берегу реки Суда покормили людей сытным обедом. Едой мы по-братски поделились с пограничниками, которые также пробирались к линии фронта. Командовал ими неулыбчивый капитан со шрамом на лице. Они отступали из-под Станислава. В начале пути их было около 500 человек, осталась десятая часть: остальные сложили головы на военных дорогах от границы до маленького села на Полтавщине.

Еще во время службы в Прибалтике я хорошо узнал и полюбил пограничников. Бывая на заставах и кораблях, неизменно восхищался их внутренней подтянутостью, мобильностью, умением не терять головы в любых обстоятельствах, находить выход из самой сложной обстановки. В капитане, в его подчиненных, хотя у них, как и у вас, были такие же воспаленные глаза, такие же порыжевшие от дождей и солнца шинели, проглядывало что-то такое, что отличало их от других. Это "что-то" - и зеленые фуражки, с которыми они не расставались, и твердая уверенность, что они непременно выйдут к своим, в спаянность. Чувствовалось, что у них один за всех и все за одного. Несколько раз капитан в разговоре со мной повторял: "Мы же пограничники. Пройдем. Пограничников голыми руками не возьмешь". Слушая его, я восхищался неулыбчивым командиром, его верой в своих людей, в то, что им все по плечу, все по силам.

После короткого привала капитан увел своих пограничников кратчайшей дорогой на Лубны. Я пробовал его убедить соединиться с нами и пробиваться к линии фронта вместе. На это он ответил:

- Теперь сподручнее мелкими группами идти. Большая колонна заметнее. Ее легче обнаружить и разгромить, А то, что в Лубнах фашисты, - и хорошо и плохо. Плохо, что там фашисты, а хорошо, что вряд ли они ждут по той же причине нас в гости. А раз не ждут, то мы и пойдем. На рожон, конечно, лезть не станем. Проскочить попробуем незаметно. Пограничники это умеют делать...

Проводив пограничников, мы как будто осиротели. С хорошими людьми на войне расставаться куда труднее, чек в мирное время. Проверив боевое охранение, прилег на охапку сена.

Рассветало. Пахло сеном, сырым туманом и рекою. Внезапно за селом поднялась беспорядочная ружейно-пулеметная стрельба. Бойцы мгновенно вскочили, изготовились к бою.

Посланный в разведку взвод Николая Кузнецова вернулся с большой группой командиров и красноармейцев дивизии, которые застряли в лесу восточнее села Большое Селецкое, но все же сумели прорваться и теперь снова были с нами. А перестрелка началась тогда, когда эту группу в Малом Селецком обнаружил подвижной отряд фашистов, рыскавший в этом районе с целью ликвидации мелких групп советских солдат, выходивших из окружения. В ходе перестрелки группа потерь не понесла. Теперь наши силы возросли, и это у всех подняло настроение.

Новый день принес новые заботы. Сидеть на острове не было никакого резону, надо было, пока не поздно, двигаться к фронту. Но куда? Где проходила безопасная дорога и как перед носом гитлеровцев переправиться через реку Суда? На эти вопросы помог ответить уже знакомый нам старик пастух из Малого Селецкого, который, когда рассвело, пришел на остров присмотреть за пасшимся здесь колхозным стадом. Пастух рассказал, что фашистский отряд, обстрелявший на рассвете нашу группу, отставшую от основных сил, насчитывает не более 50 человек, имеет два броневика. Понятно, что фашисты атаковать нас такими силами не решались, хотя знали, что мы находимся на острове. Они, очевидно, ожидают подкрепления.

- Вот что, батя, на тебя вся надежда, - сказал я старику. - Посоветуй, каким путем пробиваться к своим. Старик, подумав, ответил:

- На лодках вас переправим и места, где нет германца, покажем.

- Где ты столько лодок найдешь?

- Как где? У колхозников. В мирное время каждый в селе рыбалил и плоскодонку имел. Наскребем! Теперь, понятно, все лодки в сараюшки сховали. Но как только наступит вечер, выволокем. Лишь бы фашист не пришел.

Мы подсчитали со стариком, сколько потребуется лодок в времени, чтобы перебросить всех людей через реку. Двенадцати часов темного времени вполне для этого хватало.

Часам к девяти вечера старик возвратился из села и сообщил, что можно выступать. Целая эскадра плоскодонок, по его словам, собрана у села Грабовка. Там фашисты пока не появлялись.

Мы тихо снялись с места и быстро направились к Грабовке. Примерно через час подошли к реке, которая здесь делала полупетлю. Разведчик доложил, что берега Сулы удобны для переправы: один порос кустарником, другой - камышом. Когда все было готово, мы с Самсоненко заняли места в одной из лодок, за веслами которой сидел старик.