Мой век – двадцатый. Пути и встречи

События предыдущих нескольких лет расшатали устои жизни моего собственного маленького семейства. Счастье нашей парижской жизни продолжалось только один год. Печально, но неизбежно отношения с Ольгой и маленьким Джулианом страдали из-за моих продолжительных поездок по делам магазина.

Когда в 1931 году я вернулся в Нью-Йорк, Ольга с Джулианом остались в Париже. Я снова поселился в своем маленьком домике в Гринвич-Виллидже, покинутом десять лет тому назад, и радовался возвращению домой.

В 1931 году я сделал попытку наладить жизнь с Ольгой и привезти ее с Джулианом из Парижа домой в Нью-Йорк. Ольга с нетерпением ждала переезда, но поставила одно обязательное условие: она должна привезти с собой няню, которая жила в семье со дня рождения Джулиана в Москве. Это, казалось бы, простое требование заставило меня прибегнуть к целому ряду маневров, требовавших такой же изобретательности, как при заключении серьезной сделки.

Няню звали Ксения, она вырастила саму Ольгу. К моменту переезде ей было около семидесяти лет. Она была бесконечно предана нашей семье, и Ольга была к ней очень привязана. Воспитанная в деревне, няня говорила только по-русски и не умела ни читать, ни писать.

К 1932 году иммиграционные законы в Соединенных Штатах стали весьма строгими. Будущий иммигрант должен был либо говорить по-английски, либо уметь читать и писать на родном языке.

Я понимал, что попал в беду. Я хотел, чтобы моя семья переехала в Нью-Йорк, и должен был найти способ протащить няню через иммиграционные препоны. Если ей откажут и пошлют обратно во Францию, Ольга немедленно отправится вслед за ней, в этом не было никаких сомнений.

Сначала я старался убедить иммиграционные власти сделать для нее исключение. ’’Она старая женщина, и ей поздно учить азбуку”, -говорил я. Но это не принесло желаемых результатов.

Я послал Ольге телеграмму, объясняя положение. В ней говорилось: ’’Вашингтон отказался содействовать точка Решение парижского консула окончательное точка Очень строгие правила связи безработицей точка Ужасно соскучился телеграфируй решение”.

Смысл ответа Ольги был примерно таким - это твоя проблема, ты ее и решай. Она писала: ’’Получила визу Нью-Йорк для няни без права выхода на берег точка Постарайся организовать разрешение точка”.

С тяжелым сердцем пошел я на пристань встречать ’’Аквитанию”. Мне так и не удалось решить нашу проблему,оставалось попробовать последний способ.

Договорившись с лоцманом, что он возьмет меня с собой на корабль, я тихо сидел с офицерами иммиграционного отдела в салоне парохода, где проводился экзамен на грамотность для вновь прибывших иммигрантов. Они пользовались большой книгой с текстами на всех основных европейских языках. Каждый иммигрант должен был прочитать страницу на родном языке.

Я внимательно слушал, как проводился экзамен русского иммигранта. Оказалось, что текст для чтения был взят из сказки о трех медведях. Я постарался запомнить слова сказки и быстро отыскал няню.

’’Знаете сказку о трех медведях?” — спросил я по-русски.

’’Конечно”.

’’Вот и хорошо. Они дадут вам ее прочитать. Вот что вам нужно будет сказать”,

”Я знаю,что сказать”.

’’Слушайте внимательно. Запомните эти слова”, И я слово в слово повторил ей первый абзац - дальше я не запомнил.

Когда пришла ее очередь, Ксения сыграла свою роль, как заслуженная артистка. Надев очки, она некоторое время внимательно смотрела на страницу и затем в точности повторила сказанные мной слова.

Рядом с офицером иммиграционной службы стоял русский помощник. Выслушав несколько первых фраз, он прервал Ксению, сказав: ’’Все в порядке”. Так моей семье удалось в полном составе пройти на берег, где у нас было время для радостной встречи.

К сожалению, приготовленное мной жилье не привело Ольгу в восторг. Бросив один взгляд на мой домик в Гринвич-Виллидже,она произнесла русскую фразу, примерно означавшую: ’’Арманд, ты что, шутишь! Как мы будем жить в этом кукольном домике?” Тогда я снял большую квартиру на Пятой авеню недалеко от музея Метрополитен.

Это было ей больше по вкусу, но в Нью-Йорке Ольга не чувствовала себя счастливой. Она не говорила по-английски и была очень одинока в этом большом городе, особенно во время моих деловых поездок, что случалось весьма часто. Это еще ухудшило наши отношения и подчеркнуло тот факт, что, в сущности, у нас было очень мало общего. Она не интересовалась бизнесом, а меня не очень привлекали развлечения, которые она обожала, например легкая музыка в исполнении духового оркестра. Естественно, она стремилась проводить как можно больше времени в обществе русских иммигрантов, вспоминая прошлое, и часто ходила в русские рестораны и ночные клубы. Мне было скучно проводить там время, слушая бесконечные разговоры о прошлом - меня интересовала сегодняшняя Америка. Медленно и без скандалов мы все больше отдалялись друг от друга. В конце концов мы разъехались.

Ольга решила, что будет счастливее за городом, и мы купили дом в Хайленд-Миллз в северной части штата Нью-Йорк, где жило довольно много русских иммигрантов. Это был очаровательный дом с прекрасным участком и домашними животными, но мне редко удавалось туда выбраться, а через пару часов после приезда одолевала такая скука, что я не мог дождаться момента, когда смогу уехать и продолжать работу.

Наши отношения немного улучшились, когда антикварный магазин открыл отделение в Палм-Бич, и мы с Ольгой сняли там виллу. В то время Палм-Бич был одним из мест, куда съезжались самые богатые люди Америки. Поскольку предлагавшиеся нами товары были предметами роскоши, этот город снобов был для них подходящим местом. Начиная с 1934 года каждый сезон с января по апрель мы снимали помещение на самой престижной улице города. Больше всего у нас покупали безделушки для подарков: бывало,гость приносил в подарок хозяйке на ее день рождения портсигар работы известного всем Фаберже, сделанный по заказу русской царицы. Дамы из общества посылали друг другу в подарок коробочки для нюхательного табака, принадлежавшие раньше семейству Романовых.

В Палм-Бич Ольга чувствовала себя как дома, и мы были там счастливы. Она обожала приемы, и ее имя регулярно появлялось в светской хронике, особенно после того, как она завоевала звание лучше всех одетой женщины в Палм-Бич. Но пропасть между нами все увеличивалась.

Часто оставаясь один в Нью-Йорке, а также во время поездок по другим городам страны я стал встречаться с другими женщинами. Думаю, примерно с 1934 года я подсознательно искал другую жену. Довольно долгое время я был без ума он Хелен Хейз, первой звезды американского театра.

Наши отношения были чисто платоническими. Я был женат и поэтому осторожен в своих действиях. Она тоже была замужем.

Впервые я встретил ее в 1934 году, когда она играла Марию, королеву Шотландии. Она была так великолепна в этой роли, что мне захотелось в знак восхищения послать ей небольшой подарок.

У себя в магазине я нашел маленькую книжечку в золоченом переплете с монограммой и короной бывшей владелицы, вдовствующей русской императрицы Марии Федоровны. Это был прекрасно написанный исторический роман неизвестного автора о Марии Стюарт. Я послал его Хелен Хейз в театр с запиской, в которой выразил восхищение ее игрой.

Импресарио Хелен решил, что этот подарок может стать для нее хорошей рекламой. Он попросил меня прийти за сцену и лично вручить подарок в ее уборной, чтобы можно было сделать фотографии для газет. Неожиданно я оказался в ее уборной, пожимая руку выдающейся американской актрисе того времени, очарованный ее прелестными манерами и заразительным смехом. Во время этой короткой встречи она произвела на меня неотразимое впечатление и запала мне в сердце.

Еще через несколько месяцев я наткнулся на другую книгу о Марии, королеве Шотландии, с еще более интересной историей, чем первая. Она была подарена царю Александру I известной актрисой Аделаидой Ристори, одной из лучших трагедийных актрис девятнадцатого века, которая завоевала известность исполнением ролей леди Макбет, королевы Елизаветы и Марии Стюарт. На книге был экслибрис самого царя, а текст был написан по-французски и по-итальянски.