Банкир в XX веке. Мемуары

СБОР РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ ДАННЫХ В ПАРИЖЕ

Хотя я надеялся на то, что останусь во Франции после завершения своей миссии, у армии были другие планы. Я был отправлен обратно в Алжир и провел там одинокое Рождество, ожидая новое назначение. Наконец, в феврале 1945 года, непосредственно после моего производства в капитаны, я получил приказ явиться в Париж в качестве помощника военного атташе.

Через несколько недель американским военным атташе был назначен генерал Ральф Смит. Генерал Смит служил во Франции во время Первой мировой войны, женился на француженке и хорошо говорил по-французски. Он сражался на Тихом океане и командовал наступательной операцией на остров Макино в 1943 году. В качестве помощника генерал Смит привез с собой капитана Уоррена Т. (Линди) Линдквиста, который за храбрость на Макино получил Серебряную звезду. Линди и я подружились, и мы также хорошо ладили с генералом Смитом, который пригласил нас остановиться в доме на бульваре Сен-Жермен, где он был расквартирован. И в этот раз мои функции как помощника атташе не были четко определенными. Генерал Смит был боевым офицером, опыт разведывательной работы у него был небольшой. Когда я рассказал ему, чем занимался в Северной Африке и юго-западной Франции, он предложил, чтобы я организовал аналогичное подразделение для политической и экономической разведки, подчиняющееся непосредственно ему. Он определил, чтобы Линди работал со мной вместе с двумя лейтенантами, один из которых по имени Ричард Дэйна был моим другом по Нью-Йорку и, как и Линди, стал работать у меня и после войны.

Я создал разведывательное подразделение на основе моих контактов с членами правительства де Голля. Довольно быстро мы были в состоянии получать отчеты о временном правительстве и о внутренних конфликтах. Мы особенно внимательно наблюдали за конкурирующими французскими разведывательными службами, Вторым бюро армии - секретной службой де Голля и остатками разведывательного аппарата Жиро. Мы узнали, что Жак Сустель, руководитель операции у де Голля, был выгнан после «горячих дебатов в кабинете». Его заменил Андре Деваврен, который использовал свой военный псевдоним «полковник Пасси». Считалось, что полковник является членом группы кагуляров, группы правых, которые почти свалили правительство народного фронта Леона Блюма в попытке переворота в 1937 году. Я написал отчет с информацией о Пасси годом раньше, говоря: «В Алжире есть мало людей, которых боятся, не любят или которым не верят больше, чем им... Он открыто выразил желание получить контроль над французской полицией с тем, чтобы устранить те элементы, которые он считает нежелательными».

Несколько наивно я разослал анкету в военные командные инстанции США, запрашивая все материалы о французской разведке. Неудивительно, что полковник Пасси узнал о моих запросах. Хотя этим занимались все, отнюдь не было хорошим тоном быть пойманным на шпионаже в отношении союзников. Через несколько дней полковник Пасси вызвал меня в свой кабинет и пригласил сесть дружеским жестом руки. Казалось, что он в хорошем настроении. Мы дружелюбно разговаривали, а потом он сказал: «Капитан Рокфеллер, мы понимаем, что есть информация, которую вы хотели иметь относительно наших служб». Он посмотрел на меня и поднял брови, как бы говоря: «Разве это не так?» Я кивнул головой. Я мог бы сказать, что он, безусловно, наслаждался моим смущением. «Но, дорогой капитан, - продолжал Пасси, - на самом деле, все это может иметься в вашем распоряжении, просто если вы попросите об этом. Пожалуйста, скажите мне, что вы хотели бы иметь, и мы будем рады предоставить вам эту информацию». Я поблагодарил его за предложение и постарался поскорее уйти.

К счастью, не все наши усилия были столь бездарными. Мы подготовили большую серию отчетов относительно критической экономической ситуации и еще более неустойчивой политической ситуации. Де Голль сталкивался с серьезными трудностями к концу весны 1945 года. Его высокомерие, негибкость и сосредоточенность на чем-то одном - те качества, которые были столь важными для его политического триумфа над Жиро в Алжире, - создали серьезные проблемы, когда французы начали заниматься формированием постоянного правительства и написанием новой конституции. Не прошло и года, как он потерял власть.

Более чем четыре десятилетия спустя я обнаружил, что мои отчеты сохранились, и я смог получить их копии из Национального архива в Вашингтоне.

ПОСЛЕДСТВИЯ ВОЙНЫ

4 мая немцы сдались, и Париж отпраздновал День Победы. Это был прекрасный весенний день, который превратился в наполненный диким весельем вечер. Посольство закрылось, все мы отправились на улицы, где торжество продолжалось всю ночь. Той ночью и в течение короткого времени после нее можно было пережить уникальное ощущение того, что парижане относятся к тебе дружески именно потому, что ты являешься американцем.

Париж, в физическом плане не тронутый войной, был необыкновенно красив. Трудности, вызванные войной, фактически подчеркнули многие очаровательные стороны города. Бензин строго нормировался, и поэтому улицы практически были без автомобилей, а были заполнены женщинами на велосипедах, ехавшими домой с рынков с длинными батонами хлеба под мышкой.

Мне хотелось вернуться домой, однако я еще не заработал достаточно «очков», чтобы быть демобилизованным. В то же время генерал Смит направил меня в несколько интересных поездок. Одна из них лишь через десять дней после капитуляции привела меня во Франкфурт и Мюнхен. Бомбардировки союзников почти полностью уничтожили оба города, и степень разрушения производила шокирующее воздействие. Я повидал во Франкфурте своего старого гарвардского друга Эрнста Тевеса, впервые с 1938 года. Эрнст стал работать добровольцем на оккупационные власти США, как только кончилась война. Наша встреча была трудной, и рассказ Эрнста о его военных годах слушать было нелегко. Он не вступил в нацистскую партию, однако компромиссы, на которые ему пришлось пойти для того, чтобы семейное предприятие продолжало работать, способствовали размыванию его принципов и огрублению ценностей.

В Мюнхене я зашел на Каулбахштрассе, где жил в семье Дефреггеров в 1933 году. Улица была покрыта щебнем, и большая часть домов разрушена. Каким-то образом дом Дефреггеров избежал серьезного разрушения, и семья приветствовала меня у дверей. Они были поражены и рады видеть меня и собрались вокруг, пожимая мою руку и задавая вопросы. Я был рад увидеть их и испытал чувство облегчения от того, что они пережили войну. Однако мне было странно видеть их вновь после столь долгих лет. Между нами теперь стояла война и ее ужасные страсти: смерть Дика Гилдера, Уолтера Розена и Билла Уотерса; разрушения, которые я видел во Франции и Германии; растраченные годы, проведенные в разлуке с семьей. Конечно, Дефреггеры не начинали войну, а на самом деле пострадали от нее, однако ужасная трагедия началась в этом городе, и я видел, как его «злой гений» шествовал по улицам Мюнхена всего лишь несколькими годами ранее.

На следующий день я посетил Дахау. Печально известный концентрационный лагерь, находящийся среди невысоких холмов к северу от Мюнхена. Это дало мне не осознанное раньше понимание ужасов нацистского режима, полные масштабы которых мы открыли для себя только с течением времени.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

В августе дядя Уинтроп проезжал через Париж, и мы разговаривали с ним о моих планах на будущее. Он сказал, что логическим путем для меня является карьера в «Чейз нэшнл бэнк», председателем правления которого он был. Я не дал ему твердого ответа, но сказал, что серьезно об этом подумаю.

Приказ, отзывавший меня в Вашингтон, пришел в начале октября. Я написал Пегги, что не могу выяснить дату моего отбытия и, вероятно, не смогу уведомить ее, когда я это узнаю. Пегги была столь нетерпеливой, что приехала в Вашингтон и жила у Нельсона в его доме на Фоксхолл-роуд. В течение недели каждый день она ездила в аэропорт и с надеждой смотрела на толпы прибывающих военнослужащих, каждый день возвращаясь домой разочарованной. Наконец, я сел в самолет, который приземлился в Нью-Йорке. Я немедленно позвонил ей, однако прошел еще один день, прежде чем я смог встретиться с ней в Вашингтоне.