А. С. Тер-Оганян: Жизнь, Судьба и контемпорари-арт

Задетые этим за живое, мы идем и покупаем на этот раз напитков сорокоградусной крепости — коньяк азербайджанский под названием «Три бочки». И — к нашему ужасу и стыду, день заканчивается так же, как предыдущий: автор этих строк и его ростовские друзья давно уже являют собой позорные бесчувственные тела, а немчура продолжает шастать во мраке ночи по коридорам «Дома актера» и пить, все что ни подвернется под руку со всем, кто ему в этих коридорах не подвернется.

На третий день пили пиво. Это, конечно, с нашей стороны было уж совсем неудачным ходом: пытаться перепить немца его природным напитком было, конечно, верхом легкомысленной самонадеянности.

— Да что же это? — недоумевали мы. — Ведь и в школе учат, и в кино показывают подвиг русского солдата Ивана Соколова из «Судьбы человека», который выпил два стакана водки без закуски и тем поверг фашистских оккупантов в трепет перед силой русского духа!

И мы спросили Ральфа, пробовал ли он когда-либо наркотики.

— О, нет, у нас в Ди Дойтче Демократише Републик это очень строго, этим занимаются только совсем на дне, очень секретно!

В Ростове-на-Дону с этим никогда не было строго и секретно, и мы, хоть и не большие любители наркомании, пошли к Центральному междугородному телефону в Газетном переулке — именно там всегда, и в 1970-е, и в 1980-е, и, наверное, и сейчас, собираются любители этого зелья, — и купили. Не наркомании ради! Только ради патриотизма!

— А можно — я друга с собой возьму? — попросил Ральф. — Он тоже никогда не пробовал, ему тоже будет интересно.

Взяли и друга, белобрысого немчика в очках. Забили, зашмалили и обкурились, как сволочи. Но и опять результат оказался не в нашу пользу: никакой потери человеческого облика со стороны немцев не наблюдалось, они сидели важные, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, и только что в тетрадочку не записывали результаты наблюдений. А вот с нашей стороны как раз потеря человеческого облика очень даже наблюдалась, даже и вспоминать неохота.

В конце концов Тер-Оганян А.С. предложил: нужно его стеклоочистителем попробовать!

Это была хорошая идея, стеклоочистителя немчура, пожалуй, наверно все же бы не осилил.

Но пить стеклоочиститель нам и самим очень не хотелось без крайней нужды, так что пришлось смириться, признав, что ничтожный и тщедушный немчик нас перепил.

Такова сила немецкого пьянства, виденная автором этих строк своими собственными глазами.

Впрочем, с Ральфом мы ссориться из-за этого не стали, а все равно дружили, и даже впоследствии, в 1990-е, некоторые из ростовских людей посещали его на его германской родине.

Что до шнапса как такового, Тер-Оганян его пил, будучи в Германии. Но суждения о нем не имеет:

— Просыпаюсь утром — все караул, помню только, что куда-то ночью ехал в такси. Под кроватью пустые бутылки, на одной из них написано — шнапс. Следовательно я его пил. Но каков он на вкус, что это такое вообще — не помню!

Шопенгауэр

До чего дошел — говорил Тер-Оганян А.С., указывая на книжку, лежащую на тумбочке. — Шопенгауэра читаю!

— Вот и я то же самое думаю, — подхватывал автор этих строк, искренне не понимающей вдруг пробудившейся у Т. к сорока годам тяги к философии. — Ты художник, или кто? Ну так красить нужно, а не теории разводить!

— Ну, нет, — не согласился Т. — В том-то и дело, что сначала нужно понять, что именно нужно красить, а уж потом …

Шуфутинский

И вот: Тер-Оганян является большим любителем творчества этого эстрадного исполнителя. И Шуфутинского, и всего остального в этом духе — Петера Лещенко, Аллы Баяновой, Вилли Токарева и так далее, и так далее. И накопил огромное количество записей подобной музыки (и даже — еще и сербских и черногорских исполнителей аналогичной направленности, записи которых он понапривез из Югославии, где был с выставкой), и, выпив водки, он их обязательно заводит и очень радуется.

— Как тебе может эта мерзость нравиться? — удивлялся я. — А я еще рок дешевкой ругаешь! — укорял я его.

— Напротив, — не соглашался он, — странно, как это тебе такая музыка не нравится. Ведь ты же патриот, ты тогда должен это любить: это ваша русская народная музыка, — отвечал Оганян. — Другого вы не сочинили. В XVII, конечно, веке, может и были какие-нибудь «гой-еси», но в последние сто лет — извини, только такое.

И мне нечего было ему возразить. Не на Прокофьева же с Шостаковичем, не на «Зоопарк» же с «Центром» мне было указывать!

Шуфутинский и прочая «мурка» — такова, действительно, наша русская народная музыка, которую русский народ единственную добровольно любит, причем даже подпольно, когда она была запрещена.

Такова горькая правда земли, которую приходится признавать.

Эккерман

Говорят, есть такой немецкий автор, написал книгу «Разговоры с Гете». Много лет он за Гете всюду ходил, все его высказывания обо всем на свете записывал, а потом это издал. Недавно появилась такая книга и о Бродском, ее составил, точно не уверен, но кажется, С.Волков — и, очень, кстати говоря, книга интересная.

В каком-то смысле, и мое сочинение есть что-то именно такого рода: по большей части я пересказываю мнения и высказывания Тер-Оганяна А.С. о разных явлениях — ибо они мне представляются заслуживающими внимания.

Правда, в отличие от скромного Эккермана, я себе позволяю порою высказать и собственное мнение относительно оганяновских суждений — не все этому рады. Всеволод Лисовский (не тот! не тот!), наш общий с Оганяном ростовско-московский друг (см. Лисовский Вс.) например, прочитав эту книгу в рукописи, высказал неудовольствие: «Получилось не столько об Авдее, сколько об «авторе этих строк».»

Ну, не знаю…

«Экспериментальное искусство»

Термин 1960-х, которым тогдашние прогрессивно мыслящие критики пытались оправдать существование авангарда в глазах властей — да и самих себя. Мол, конечно, это все, конечно, дичь и ерунда — но немножко все-таки полезная, ибо в ходе занятия этой дичью и ерундой изобретаются художественные приемы и методы, которые затем можно применять в искусстве «нормальном».

Оганян, естественно, относится к этому термину со смехом — а то и возмущением. Авангардистское искусство, согласно О., оно не «экспериментальное», оно именно и есть «нормальное», оно есть искусство, как таковое: открывающее нечто новое в искусстве — да, но и в жизни тоже, в чем его, искусства и цель, согласно Тер-Оганяну А.С. (см. Гносеологическая теория искусства). А то, что называют «нормальным искусством» в противовес авангардистскому — МОСХ там всякий, или Шилов-Глазунов — это вообще не искусство, это декоративно-художественные промыслы — изготовление по известным рецептам предметов домашнего (банковского и проч.) обихода (порою красивых) — для украшения интерьера…

Таково мнение Тер-Оганяна А.С., которого он твердо придерживается в течение всего времени, сколько я его знаю, то есть, с середины второй половины 1980-х.

Что до автора этих строк, то, если кому интересно мое мнение, то я, к возмущению Оганяна, скажу, что скорее склонен согласиться с точкой зрения советских шестидесятников — примерно так же и сам полагаю.

Эпатаж

См. «Золотая маска».

«ЭТО» Клуб

Был такой в Ростове-на-Дону в конце 1970-х: ЭТО: «Эстетика — Творчество — Общение»: весьма большая организация, имеющая помещением целое здание, куда зазывали интеллигентных молодых людей обоего пола со всего Ростова, чтобы они культурно развивались: читали им лекции по искусству (Дали, конечно, Достоевский, Окуджава, Стругацкие, все прочие интеллигентские кумиры 1970-х), а еще там пропагандировался всевозможный оккультизм и «эзотерика». Если кто не знает, пусть знает: в 1970-е и далее «духовные искания» всех сортов были делом чрезвычайно модным и престижным: йога, инопланетяне, летающие тарелки, дзэн, Достоевский туда же в кучу, и христианство тоже и проч. и проч. Креститься самому и крестить детей было делом чести советского вольномыслящего интеллигента.