Эффект Геллера

Я взглянул на нее, и вдруг мы оба дружно рассмеялись. Больше ничего не нужно было говорить. Так закончился мой «покупательный» кутеж. Отныне мы дарили друг другу простые, недорогие подарки ко дню рождения. Я носил мои любимые рубашки с короткими рукавами до тех пор, пока они откровенно не изнашивались. Мне больше ничего и никому не нужно было доказывать. Я езжу на своем «Кадиллаке» 1976 года и сегодня, десять лет спустя, и за это время накатал лишь 26 тысяч миль пробега (сам пробежал за те же годы наверняка больше).

После десяти лет почти непрерывных выступлений я чувствовал себя измотанным, изношенным человеком. Мне хотелось отгородиться от всей мышиной возни и раствориться в своем мирке, где мы с Ханной могли бы обосноваться и начать нормальную семейную жизнь. Я был достаточно обеспечен, чтобы провести остаток своей жизни не работая. Теперь я мечтал вернуться в свою скорлупу и хоть ненадолго испытать душевный покой. К тому времени я уже приобрел несколько домов в небольшом квартале в Мехико, квартиру в Тель-Авиве, загородный домик в Японии, похожий скорее на кирпичную хижину, чем на привычный дом, и тайное укрытие в Европе. Кроме того, у меня были дом и квартира в Нью-Йорке и Коннектикуте, которые я купил для своей матери. Мы с Ханной попеременно жили то там, то здесь, жили комфортабельно, но просто. Ежедневные занятия бегом, плавание и хорошая доняя пища благостно отразились как на физическом, так и на душевном состоянии. Я какое-то время держался на особой вегетарианской диете и, обнаружив, насколько положительно влияет она на мои телепатические способности, поклялся остаться верным ей навсегда. И поскольку Ханна вскоре стала лучшим вегетарианским кулинаром в мире, мне совсем не трудно было выполнить свою клятву.

Когда Колин Уилсон колесил со мной по Испании, собирая материал для своей книги «Феномен Геллера», опубликованной затем в 1976 году, он как-то предрек мне, что следующим этапом моей жизни станет глубокое самоизучение. В то время я даже не задумывался об этом. Но он оказался совершенно прав.

Я, разумеется, не стал полным отшельником. Время от времени выступал в телевизионных шоу, давал газетные интервью и заключал деловые соглашения, некоторые из которых я уже описывал. Но теперь я радовался тому, что их стало меньше, а перерывы между ними — больше. Диву даюсь, как некоторые звезды сцены, такие, например, как «Роллинг стоуне», могут вести свою бешеную гонку уже в течение двадцати с лишним лет. Мне за глаза хватило и тех пяти-шести лет знаменитости, проведенных в таком темпе.

Самый печальный день в моей жизни настал 22 октября 1979 года. Мы с Ханной совершали обычную пробежку вокруг футбольного поля на Вилла Боргезо в Риме, когда моя секретарша примчалась из нашего отеля с трагическим известием о том, что несколько часов назад в Тель-Авиве скончался мой отец.

Странно, но я ничего не почувствовал в тот момент, когда он уходил из жизни, хотя за три года до этого мне снилось именно то место в комнате, окна которой смотрели на Средиземное море, где он так долго болел и умер…

Я заранее знал, что Ханна родит мне сына и дочь, именно в том порядке. В больнице в Нью-Йорке специалист, проводивший Ханне сканирование во время беременности, сказал нам, что скорее всего родится девочка. Но я знал, что он ошибается, и сказал об этом. Вскоре пришла пора вести Ханну в больницу. По дороге я включил радио и услышал голос Элтона Джона, поющего песню «Даниэль». Мы восприняли это как хорошее предзнаменование.

Тем не менее роды были трудные. Когда мы с Шипи с нетерпением ждали в больнице, ко мне подошел врач и сказал, что если Ханна вот-вот не начнет рожать сама, ему придется делать кесарево сечение. Позднее я узнал, что причина затруднения состояла в так называемой проблеме отрицательного резус-фактора, то есть, иными словами, кровь Ханны оказалась несовместима с кровью Даниэля. Мне сказали, что это может привести к болезни ребенка, а иногда даже к его смерти.

«Если есть какая-то возможность применить ваши способности, — сказал врач, — то сейчас самое время для этого».

Я сконцентрировал настолько сильно, насколько мог, и закричал: «Откройся! Откройся! Откройся!»

Из-за двери выглянули головы любопытных, заинтересовавшихся тем, что происходит. «Просто очередной заждавшийся будущий папаша, — должно быть подумали они. — Они иногда ведут себя очень странно».

Спустя пять минут доктор Масуд Катами — врач, принимавший роды, — вышел ко мне и сказал: «Боже мой, Вы сотворили чудо!» «Большинству детей резус-фактор приносит много неприятностей, — сказал он корреспонденту из нью-йоркской „Стар“ в интервью 31 марта 1981 года. — Но Даниэль был действительно в прекрасной форме. Меня это сильно удивило». Он не собирался прямо говорить, что мои способности как-то повлияли на ход событий, но тем не менее косвенно признал это. «Это было похоже на чудо, — добавил он, — мы встретились с довольно редким и удивительным случаем».

Со вторым «чудом» он столкнулся двумя часами позже, когда Ханна уходила из больницы с ребенком на руках, написав расписку о снятии ответственности с администрации в связи с ее столь необычным ранним уходом.

Позже Ханна вспоминала забавный эпизод, который произошел с ней в Израиле задолго до нашей свадьбы. Она шла на вечеринку со своими друзьями из родного городка Дживатаима. Шел сильный дождь, и ей пришлось перепрыгивать через огромную лужу, образовавшуюся вокруг решетки водостока. Один из ее друзей заметил темный предмет, застрявший в решетке, и попросил Ханну посмотреть, что это. Она выловила из лужи пластинку с записями Элтона Джона песни «Даниэль».

Конечно, бывают разные совпадения. Со мной они случаются гораздо чаще, чем можно было бы ожидать. Бывают среди них и самые обычные. Например, в 1985 году я обратился в две разные конторы с просьбой позаботиться о продаже квартиры и дома моей матери. Квартиру купила женщина с напевной корейской фамилией Хонг, и почти одновременно дом был продан другим агентом человеку с такой же, согласитесь, довольно необычной фамилией. Другие совпадения более необычны. Возьмите хотя бы случай с Питером Стерлингом, который в апреле 1985 года прилетел из Австралии в Лондон, чтобы обсудить со мной одно важное дело.

Он велел своей секретарше заказать номера в гостинице для себя, жены и троих детей. Та, разумеется, много раз делала это раньше и как обычно позвонила в гостиницу, где они всегда останавливались. Все номера были заняты. Тогда она обратилась в другой отель. Тоже все занято. По всей видимости, в Лондоне проходила какая-то крупная конференция.

Секретарша терпеливо продолжала искать гостиницу и сделала более двадцати звонков, прежде чем смогла найти подходящие места для семьи Стерлингов в гостинице, где они никогда прежде не останавливались. Так получилось, что у нее не оказалось моего адреса.

Через несколько дней Питер позвонил мне и сообщил, что он в городе и собирается подъехать ко мне. Я дал ему адрес дома, по которому находилась моя квартира. Вход в него располагался по боковой улице, и ее название было ему незнакомо. Я заверил Питера, что любой лондонский таксист знает дорогу и охотно довезет его.

Через пять минут раздался звонок в дверь. Как выяснилось, Питер вышел из своей гостиницы, остановил проезжающее такси, забрался в него и, только после того как машина тронулась, дал водителю мой адрес. Водитель тотчас развернулся на 180 градусов и высадил его на том самом месте, где Питер поймал машину.

В телефонном справочнике Лондона около 850 гостиниц, и, может быть, это тоже чистая случайность, что его секретарша нашла ближайшую к моему дому гостиницу, расположенную буквально в соседнем здании, только с другим названием улицы и другим телефонным коммутатором. Так или иначе, визит Стерлинга был очень запоминающимся. А вот как описывает еще одно происшествие жена Питера, Мерлин, его, по-моему, уже сложнее назвать простой случайностью:

«Питер попросил Ури согнуть большую монету, чтобы привезти ее в Австралию и показать маловерам и скептикам. Мы обошли несколько магазинов и вернулись с изумительным серебряным совереном 1890 года выпуска. Монета обошлась нам в 25 фунтов стерлингов. На одной стороне была изображена королева Виктория, а на другой-святой Георгий с драконом. Монета была увесистой — три миллиметра толщиной и четыре сантиметра в диаметре. Эддон (Берд), коллекционер старинных монет, сказал8 что, по его мнению, она слишком хороша, чтобы ее гнуть. Это не остановило Питера, и он отдал соверен Ури, пообещавшему постараться выполнить его просьбу».