Ближние подступы

б) установить строгий контроль за нормами выработки…

в) строго контролировать установленный распорядок рабочего дня в колхозах, выход на работу в 5 ч. утра до 8 ч. вечера с перерывом на обед не более одного часа".

— Иногда я выпью, если поднесут. Но я за себя отвечаю, я за рулем сижу. <17>

— Это пороховой погреб, имей в виду.

— Это пороховой погреб, за который я отвечаю, что он не взрывается и не взорвется.

Кончились весенние напасти: эти вскрывшиеся ручьи, через которые по перекинутым слегам балансируешь не всегда успешно; разбухшие валенки, "большая вода" поднявшихся болот, затопляющая траншеи и блиндажи. "Дороги стали". И ни хлеба, ни сухарей. Голодные люди. И как-то по-особому горестное — изголодавшиеся бессловесные лошади. Кавалерийские лошадки. Они шли на лечение. Но перед канавой останавливались, чуть пятились, не имея сил переступить ее, и ложились умирать в дорожной жиже. (Это я видела 16 апреля 1942 года.)

"18 мая 1942 г.

Исполком райсовета обязал пред. с/совета привести в надлежащий вид одиночные и братские могилы бойцов и командиров Красной Армии, а также очистить территории сельсоветов от вражеских солдат, офицеров и трупов животных, убитых во время боев".

Оказывается, старинный герб Ржева — лев на красном поле. Мудрость? Мощь? Военная доблесть?

Ржев был перевалочным пунктом и к Днепру, и к озеру Ильмень. Здесь скрещивались беспокойные интересы крупных политических сил: Москвы, Твери, Литвы. И с первой отмеченной летописью осадой Ржев еще четыре века треплют войны: то он объект раздора князей, то добыча Литвы, то отбит вновь для Руси Тверью, а с ослаблением ее достается Москве.

Он стоял на западной окраине русских земель, и не раз на него обрушивался удар врагов, рвущихся в глубь России.

В последний раз в 1613 году пан Лисовский штурмует Ржев, но население отбило город.

С тех пор враг не топтал ржевскую землю три столетия, совпавшие с трехсотлетием дома Романовых, и сверх того еще двадцать восемь лет. <18>

— Уже пастух отъел один круг. Как время-то идет.

У меня в руках немецкая газета "Дас рейх" от 19 апреля 1942 года. В ней статья министра вооружения Шлеера под названием "Увеличение производительности": "Энергичное применение самых суровых наказаний за проступки: карать каторжными работами или смертной казнью".

— Лютейше Никона-еретика адов пес, — сказал старик старовер о Гитлере.

Старик дремуче бородат. Ни ножницы, ни бритва не прикоснулись к нему, как и к предку его. Уж как ни гонялся Петр I за бородой того, как ни преследовал, ни ссылал — не дался. Без бороды искажается образ божий. И носил предок по указу при Петре на верхней одежде медный знак с надписью: "Борода — лишняя тягота, с бороды пошлина взята".

Строго секретный немецкий документ от 20 апреля 1942 года — "Программа главного уполномоченного по использованию рабочей силы" (прислан штабом нашего фронта для ознакомления):

"Для того чтобы ощутимо разгрузить от работы крайне занятую немецкую крестьянку, фюрер поручил мне доставить в Германию из восточных областей 400–500 тысяч отборных, здоровых и крепких девушек.

Заукель".

— Тютями не обзаводитесь — это провал. Подберите двух-трех отчаянных, и все, — наставлял капитан молоденького разведчика Федю: ночью его забросят в тыл немцев.

"В 14.00 (командирским наблюдением) отмечено движение до 20 танков с запада на Ржев через Муравьево. Авиаразведкой установлена понтонная переправа через р. Волга южнее Доброе. В роще северо-вост. Ржев отмечено скопление пехоты противника". <19>

Рассказывают, здешние старые люди косить приступали, когда кукушка откукует, после петрова дня. Трава вызреет, обсеменит землю.

Как первую кукушку услышишь, брякни деньгами, чтоб водились. Натощак в лес сунешься, окукует столько раз, сколько жить осталось. Закуковала — пора приниматься лен сеять. Замолкла — рожь заколосилась, а кукушка колоском подавилась.

Но теперь все природные связи нарушились. Какое уж там кукованье, когда всех птиц распугали грохотом, пальбой. Если такая бедолага еще тут чужие гнезда выискивает, кто ж различит в гвалте войны ее кукованье. Ни говора леса, ни плеска реки, ни ветра в поле — слух сверлит только враг в небе да снаряд, сюда наяривающий.

Я думала: война. А это — дорога, небо, дети, крестьяне, городской люд, голод, смерть.

"С 11 на 12 октября 1941 года городской партийный актив оставил город и ушел в партизанские отряды..

Для примера следует привести, что по партизанскому отряду № 1 (37 человек) приходится на каждого партизана 4 убитых немца и плюс 18 в остатке…" (из пересланного через линию фронта отчета).

"Фюрер распорядился, чтобы самыми крутыми мерами в кратчайший срок было подавлено коммунистическое повстанческое (партизанское) движение. Именно такими мерами, которые, как свидетельствует история, с успехом применялись великими народами при завоеваниях, может быть восстановлено спокойствие.

При этом в своих действиях следует руководствоваться следующими положениями:

а) каждый случай сопротивления немецким оккупационным властям независимо от обстоятельств следует расценивать как проявление коммунистических происков;

б) чтобы в зародыше подавить эти происки, следует по первому поводу немедленно принять самые суровые меры для утверждения авторитета оккупационных властей <20> и предотвращения дальнейшего расширения движения. При этом следует учитывать, что на указанных территориях человеческая жизнь ничего не стоит и устрашающее воздействие может быть достигнуто только необычайной жестокостью, В качестве искупления за жизнь одного немецкого солдата в этих случаях, как правило, должна считаться смертная казнь для 50–100 коммунистов. Способ приведения приговора в исполнение должен еще больше усилить устрашающее воздействие.

Обратный образ действий — сначала ограничиваться сравнительно мягкими приговорами и угрозой более строгих мер — не соответствует этим положениям и его следует избегать…

Эти основные положения должны быть немедленно доведены до сведения всех военных инстанций, которые заняты подавлением коммунистического движения".

Чаще всего говорят так:

— На покров день, четырнадцатого октября, по-старому первого, немец вошел в Ржев.

Покров день, первое зазимье, еще не зима, а первая пороша. Время свадеб (придет покров, девке голову покроет). Праздник пресвятой богородицы, теперь навсегда — день, когда "немец вошел".

Ясный, словоохотливый, вымуштрованный немецкий солдатик.

— Сейчас расстреляете?

Я перевела.

— Иди ты к черту, в конце концов, — сказал ему капитан.

— Не надо меня убивать, очень прошу.

В солдатской книжке у него вложена "Памятка немецкого солдата": "Фюрер сказал: "Армия сделала из нас людей, армия завоюет мир", "Мир принадлежит сильным, слабые должны быть уничтожены"…"

Долговязый, лицо неправдоподобно белое, и взгляд отсутствующий, — может, потому, что все время слушает небо. Зенитчик. <21>

Когда эти незнакомые ребята позвали меня поесть и в крышку котелка плеснули крупяного супа, он машинально вытянул из-за голенища ложку, проволок ее по заношенному хлопчатобумажному галифе, обтирая из вежливости, и протянул.

Наступит ли время, когда мы снова будем брезговать, мыть ложки, вместо того чтобы при случае всегда пользоваться чьей-либо облизанной и сунутой в сапог?