По военным дорогам отца

Кто только не пытался отговорить командира уральцев от столь рискованного намерения! Даже П. А. Кобозев, чрезвычайный комиссар Оренбургской губернии, с укоризной спросил:

- Куда ты пойдешь? В область, которая объята казачьим восстанием {6}?…

Точку зрения отца поддержали Николай Каширин и Михаил Калмыков. Большинство же командиров проголосовало за туркестанский вариант.

Калмыков тут же опротестовал это решение. Накануне на его имя каким-то чудом проскочила в Оренбург телеграмма из Уфы. Белочехи грозили ей уже и с востока, и с запада. Ревком приказывал командиру Уфимского отряда немедленно возвращаться.

На рассвете 29 июня Калмыков выступил с отрядом из Оренбурга. Провожая его, отец сказал:

- Не волнуйся, Михаил Васильевич, в одиночестве не оставим. И мы не покинем Урал. Вот обеспечим эвакуацию, и тоже двинемся на север.

В Оренбурге Блюхер встретился и с Николаем Кашириным - командиром Верхнеуральского красного казачьего отряда, который на совете главкомов так же страстно доказывал необходимость похода на север, к Челябинску. Они оказались тогда в абсолютном меньшинстве, но не изменили решению идти по тылам врага навстречу частям Красной Армии. Их отряды еще три дня оставались на передовых позициях за городом. Враг наседал, кидался в яростные атаки, но наши выстояли. Обеспечили полную эвакуацию на юг из Оренбурга советских учреждений и войск.

Только 1 июля 1918 года отряды Блюхера и Николая Каширина выступили из Оренбурга, держа путь на северо-восток. [18]

Отец вел на прорыв более девятисот пехотинцев, эскадрон кавалерии и артиллерийскую батарею четырехорудийного состава. С Кашириным шло триста семнадцать казаков-конников и сто девяносто пять пластунов-пехотинцев.

Части Уральского отряда на марше составляли главные силы. Каширины несли службу боевого охранения. Вокруг рыскали белоказаки. В открытые схватки ввязываться не решались. Лишь попугивали издали винтовочными выстрелами да пулеметной трескотней. Отряды в походе потерь не имели. Наоборот, ряды их почти непрерывно росли.

Разведчики помимо своих основных функций отлично выполняли и обязанности агитаторов. Возвращаясь с заданий, почти всегда приводили с собой новых и новых добровольцев. Нередко большие группы вооруженных рабочих и крестьян присоединялись к отрядам. Наиболее крупными среди них были дружины приисковых рабочих под командованием Синельникова и Верзилова, а также казачья конная сотня Михайлюка.

Пополнениям радовались. С каждой встречей новых товарищей прибывало бодрости и веры в конечный успех дела. Но шли осторожно, нащупывая наиболее верные пути и по крохам выведывая сведения о том, что делается в лежащих далее селениях и городах.

За Ак- Мечетью долетела черная весть -Верхнеуральск оставлен советскими частями… Пришлось изменить направление и пойти на Белорецкий завод.

* * *

- Да, обернулось все совсем иначе, чем мы предполагали. С июля по сентябрь восемнадцатого года Урал-обком не получал от нас никаких вестей, - вспоминал спустя много лет Я. М. Кривощеков. - Ну а в сам Екатеринбург нашему полку случилось войти только через год с лишним. Это было в конце июля девятнадцатого, когда мы уже вовсю били колчаковцев.

Слушал я ветеранов, следил за боевыми маршрутами 1-го Уральского полка, а самому хотелось представить себе: а какими же в ту пору были сами рассказчики?

- Какими? Взгляните-ка…

На стол легли фотографии. На первой был юноша - худенький, с припухлыми губами, тонкой шеей в широком вороте гимнастерки. [19]

- Командир 1-го Уральского Зубов Василий Алексеевич. Собственной персоной, - пояснил Хлебутин. - Полк принял, когда двадцати пяти еще не было. И командовал он нами в боях на вятских полях и в пермских лесах.

- А где же вы, Валериан Иванович?

- Неужели не распознали? - теперь уже комментарии давал Зубов. - Видите, важный какой: мундир английский, краги, весь в ремнях… А все равно по облику - мальчишка. Он, Валериан-то, на два года меня моложе. Полк я ему в наступлении передал незадолго до освобождения Екатеринбурга. И снялся на фото он в этом же городе, теперешнем нашем Свердловске…

Третьего героя, разумеется, угадать уже было нетрудно, да и усы Яков Михайлович начал носить еще с той далекой поры. За Тоболом Хлебутина свалил тиф. Во главе 1-го Уральского встал он, Кривощеков. Далеко на восток провел полк - до самого Иркутска, а после ходил со своими бойцами в атаки на юге страны. Там бойцы 1-го Уральского полка штурмом взяли Сивашский железнодорожный мост и ворвались на степные просторы Крыма. После окончания гражданской войны довелось Якову Михайловичу писать боевую историю родного полка. И начал он ее такими словами:

«1- й Уральский стрелковый полк 30-й дивизии был одной из тех боеспособных частей Красной Армии периода гражданской войны, которые стойко защищали Советскую власть, самоотверженно дрались за нее. В его истории не было такого случая, когда бы он, не выдержав напора противника, бежал с поля боя. Этого за полком не водилось. Напротив, действуя в обороне, он сам обращал в бегство атакующего противника. Начав же наступление, не останавливался до тех пор, пока не достигал указанной старшим командованием цели» {7}.

Вот так сложились боевые биографии у трех молодых краскомов, которые вышли из старых казарм далеким майским днем 1918 года.

После освобождения Екатеринбурга в июле 1919 года не преминули они вместе с ветеранами 1-го Уральского полка РККА, ставшего к тому времени 268-м стрелковым полком 30-й дивизии, побывать на своих бывших зимних квартирах, побывать там, где первыми среди [20] уральцев приняли красноармейскую клятву, присягнули на верность первому в мире рабоче-крестьянскому Советскому государству.

Уволившись в запас из рядов РККА в 1924 году, Яков Михайлович Кривощеков вернулся на Урал, в родной поселок Билимбаевского завода. И ныне живет там же. Последний раз я гостил в его доме, что на улице Кирова, летом 1979 года. Крепок еще был, сам и воду носил, и дрова колол. За такими делами и засняли его приехавшие вместе со мной работники Свердловского телевидения. Они тогда готовили передачу, посвященную 60-летию освобождения Урала от Колчака.

Василий Алексеевич Зубов служил в тридцатые годы в отделе боевой подготовки штаба Уральского военного округа, а после войны также обосновался в том же Билимбае, где и прожил всю оставшуюся жизнь.

А Валериану Ивановичу Хлебутину выпало пройти и через многие испытания Великой Отечественной войны. В 1943 году он получил назначение на должность начальника химической службы родной 30-й стрелковой дивизии, которая к прежним своим громким титулам - Иркутская ордена Ленина трижды Краснознаменная имени ВЦИК - добавила звание гвардейской. Такой чести ее личный состав удостоился за героизм при обороне перевалов Главного Кавказского хребта. Затем гвардейская дивизия вошла в состав группы войск, которым была поставлена задача штурмом взять город Новороссийск. Не усидел в ту горячую пору в штабе былой командир 1-го Уральского, упросил командира дивизии гвардии генерал-майора Б. Н. Аршинцева разрешить ему в наступлении вернуться в старую должность и покомандовать стрелковым полком. Просьба гвардии подполковника В. И. Хлебутина была уважена.

Как уже упоминалось, именно этим трем заслуженным командирам в канун полувекового юбилея Советских Вооруженных Сил было предоставлено право открыть мемориальную мраморную доску на здании старых казарм. После торжественного церемониала ветеранов пригласили в Н-скую часть Свердловского гарнизона. Молодые воины-уральцы горячо поздравили их с недавним получением высоких правительственных наград. В ноябре 1967 года за активное участие в Октябрьской революции гражданской войне и в борьбе за установление Советской власти Василий Алексеевич Зубов был [21]награжден орденом Ленина, а Яков Михайлович Кривощеков и Валериан Иванович Хлебутин - орденами Красного Знамени.