Александр Иванов

В октябре 1795 года Угрюмов получил программу-тему для картины на звание академика. Позже, закончив работу, пожалуй, самую сильную по живописи, Григорий Иванович назовет ее так: «В присутствии Великого Князя Владимира Российского воин сын кожевника оказывает силу свою над разъяренным быком».

Сюжет взят из летописных сказаний. Великий князь приказал искать богатыря для борьбы с печенежским великаном, а пришел старик-кожемяка со своим младшим сыном Усмарем. Владимир, увидев его, смутился — не было в юноше, по виду, ничего богатырского. Не мог поверить Владимир старику, что сын его способен разорвать сырую кожу. Но настойчивым оказался старик. Уступил великий князь ему, назначил испытание. Ударами трезубца, лаем собак разъярили быка-великана, кровью налились глаза его, помчал он, словно таран, в сторону Владимира, но был остановлен рукой Усмаря. Немудрено, что вскоре после этого победил юноша и печенега.

Впервые в истории русской живописи главным героем картины стал простой сын кожемяки — богатырь Усмарь. Через несколько лет этот же мотив повторит в своей картине Андрей Иванов: ученик Угрюмова изобразит князя Мстислава, победившего косожского богатыря Редедю.

Таланту Угрюмова в какой-то степени Академия художеств будет обязана своим дальнейшим существованием. Император Павел Петрович, задумав постройку Михайловского замка, закажет для украшения большого зала шесть картин на историческую тематику, им разработанную, и, пребывая в тот момент по каким-то причинам в гневе, назначит самые короткие сроки, грозясь в противном случае закрыть Академию. «Академия трепетала, — писал первый ее историограф П. Н. Петров. — Опытность и быстрота письма Угрюмова выручили ее из беды. Увидев первую историческую картину его кисти „Вступление Иоанна IV в завоеванную Казань“, император остался совершенно доволен».

1797 год станет знаменательным для Андрея Иванова. За конкурсную картину «Ной по выходе из ковчега приносит жертву Богу» он получит 14 декабря 1797 года Большую золотую медаль. Его оставят пенсионером «для вящаго в художествах познания» с приличным содержанием от Академии — по 150 рублей в год жалованья, при готовой квартире с отоплением, освещением и столом совместно с учениками. Он начнет преподавать в академических классах.

Произошли перемены и в Академии художеств. Обласканный еще Екатериной II и Петербургским двором, дипломат Шуазель-Гуфье, деятельно заботившийся о том, чтобы возбудить легитимные чувства государя и заставить его оказать помощь Бурбонам, скитавшимся по Европе, сумел завоевать доверие Павла Петровича и был назначен президентом Академии. Он не знал ни русского языка, ни русской жизни. Всего более его интересовали политические и дипломатические интриги. Жизнь Академии оставалась вне поля зрения бывшего дипломата.

При нем появился в Академии и новый вице-президент — В. И. Баженов. Член Римской, Флорентийской и Болонской академий художеств, В. И. Баженов в свое время вызвал гнев и немилость Екатерины II тем, что оказался посредником между московскими масонами-мартинистами и цесаревичем Павлом Петровичем, которого они держали в поле своего зрения, мечтая сделать на него ставку. «Благородный Павел сначала не видел ничего предосудительного в масонстве, — замечал историк В. Ф. Иванов. — Он верил в порядочность людей. Люди, которые говорили ему о Боге, о морали и справедливости, не могли внушать опасения. В одно из посещений Павел спрашивал Баженова, не преследуют ли масоны худых целей, на что Баженов клятвенно уверял, что в масонстве нет ничего худого, и Павел закончил разговор словами: „Бог с вами, только живите смирно“. Но разразилась подготовленная и проведенная масонами революция во Франции в 1789 году. Антихристианское направление революции вызвало ужас и отвращение глубоко религиозного Павла Петровича. Когда зимою 1791–1792 годов Баженов в третий раз явился из Москвы к Павлу, то нашел его в великом гневе на мартинистов, о которых великий князь запретил ему и упоминать, сказав: „Я тебя люблю и принимаю как художника, а не как мартиниста: о них же и слышать ничего не хочу. И ты рта не разевай о них говорить“».

Императрица, узнав из попавшего ей в руки письма Н. И. Новикова, отправленного им в Берлин, к одному из своих приятелей, о встречах В. И. Баженова с цесаревичем и о «конфузливых разговорах», происходивших между ними, потребовала разъяснений. А вскоре началось преследование масонов. Все масонские ложи были закрыты.

При императоре Павле Петровиче В. И. Баженов был произведен в действительные статские советники и получил имение в тысячу душ.

Государь первое время оказывал покровительство масонам, особенно тем, которые пострадали за него, хотя как истинный сын православной церкви оставался равнодушен к просвещению в масонском духе.

Являл он терпимость к староверам, к лицам иных конфессий. При нем почувствовали послабление католики и даже иезуиты. В марте 1798 года, после оккупации Наполеоном североитальянских княжеств, император предложит убежище в России оказавшемуся в изгнании папе Пию VI. В ноябре того же года Павел I станет Великим магистром Иерусалимского ордена Св. Иоанна. Он шел на это ради интересов России и монархической Европы. Император, по всей вероятности, имел в виду уничтожить религиозные барьеры, препятствовавшие объединению на широкой основе сил, выступающих против французской революции. Подтверждением этого может служить императорский указ от 21 декабря 1798 года, призвавший всех, кому близок дух Мальтийского ордена, объединиться и выступить с единых позиций. Только интересами политики можно объяснить заигрывания императора с Ватиканом и иезуитами. В политической игре, надо сказать, Павел Петрович был готов дойти до опасной черты.

И еще одно немаловажное событие.

3 августа 1799 года, во время приема Павлом Петровичем в Петергофе представителей ордена, которые предъявили ему акт об отречении от поста Великого магистра фон-Гомпеша, императору были переданы святыни ордена, хранившиеся на о. Мальта с 1530 года. Это были величайшие святыни христианского мира: десная (правая) рука Св. Иоанна Предтечи, часть Древа Животворящего Креста Господня и Филермская икона Божией Матери.

12 октября 1799 года, в день бракосочетания дочери Павла Петровича великой княжны Елены Павловны с наследным принцем Мекленбург-Шверинским Фридрихом Людовиком, совершены были торжества перенесения привезенных с Мальты святынь.

«В 10 часов утра из Гатчинского дворца выехала по направлению к городку Ингебургу целая кавалькада с Императором во главе, с членами царской семьи и с многочисленной свитой, для встречи другой процессии, в которой представители Мальтийского ордена везли в Гатчину свои Святыни, — писал историк церкви Н. Смирнов. — Встреча произошла у Спасских ворот, откуда и началось торжественное шествие по широкому проспекту — обратно ко дворцу.

Впереди с Крестным ходом шло духовенство, затем, в придворной золоченой карете ехал наместник Мальтийского ордена граф Юлий Литта… у которого на руках, в золотом ковчеге, на алой бархатной подушке, покоилась честная десница Св. Иоанна Крестителя. Вслед за Литтой мальтийские рыцари везли Филермскую икону Божией Матери и часть Животворящего Древа. Император Павел I шел рядом с каретой в полном облачении Великого магистра… За ними следовала многочисленная царская свита; шествие завершало множество простых жителей Гатчины.

Когда процессия приблизилась к дворцу, Павел I взял десницу Св. Иоанна Предтечи и с пением тропаря внес ее в придворную церковь, где и положил на приготовленном месте; здесь же была положена Филермская икона Божией Матери с частью Животворящего Древа. Таким образом Гатчинский придворный храм удостоился быть местом хранения Святынь, ниспосланных России. В благодарение Богу Павел I принес свой дар церкви, повелев устроить богатые — золотые, украшенные бриллиантами и драгоценными камнями, ковчеги для десницы Св. Иоанна Предтечи и для части Креста Господня, а для Филермской иконы Божией Матери — такую же ризу».