Воспоминания

В годы моего детства от энтузиазма, с которым немцы относились к флоту в революцию 48-го года, не оставалось уже почти никаких следов, хотя Ясмундский бой 1864 года{1} принес новую вспышку этого энтузиазма. Сам я попал во флот не потому, что стремился к этому; это событие явилось невольным результатом того идеала образования, который составил себе мой отец, шедший впереди своего времени. Поскольку отец сам страдал от недостатка реальных познаний, он определил меня с братом не в гимназию, а в реальное училище нашего родного города Франкфурта-на-Одере, имея в виду перевести нас из последнего класса в другую школу. Однако реальное образование еще не достигло тогда достаточного развития, и школа имела много недостатков, от которых я, в известной мере, страдал всю мою жизнь. Наши учителя были такими допотопными, что язык их был нам совершенно непонятен. Учился я очень неважно, и к рождеству 1864 года имел посредственные отметки. Мой школьный товарищ Мальцан выразил намерение поступить во флот, и мне пришло в голову, что для родителей может явиться некоторым облегчением, если я присоединюсь к нему. Дома мое предложение было сначала встречено гробовым молчанием, но несколько недель спустя отец позвал меня к себе: мое подавленное состояние бросается в глаза, и раз уж мне втемяшилось поступить во флот, то мне не будут ставить никаких препятствий. Это явилось для меня полной неожиданностью, но что оставалось делать? Я сдержал свое слово. Ко всеобщему удивлению, я выдержал пятым вступительные экзамены в берлинское военно-морское училище (это случилось весной 1864 года, когда мне было шестнадцать лет) и стал моряком.

Как уже отмечалось, притягательная сила военно-морского флота была тогда невелика. В 1861 году пошел ко дну корвет «Амазонка», при этом погибли почти все находившиеся на нем гардемарины, которые на протяжении ряда лет должны были пополнять офицерский состав. На следующий год это событие уменьшило число заявлений о поступлении в военно-морское училище до трех. В тот год, когда я поступил в училище, приток заявлений оставался незначительным и наряду с десятью кандидатами, выдержавшими экзамен, пришлось условно принять почти столько же провалившихся. О том, насколько прусская интеллигенция созрела тогда для понимания необходимости создания флота, позволяет судить статья, появившаяся в журнале «Гартенлаубе», весьма характерная также для исконной немецкой привычки подходить ко всему с точки зрения внутренней партийной политики. Статья эта расписывала в стиле новеллы, как прусская юнкерская партия хотела уничтожить либеральный личный состав флота, для чего подкупила одного датского капитана, чтобы он протаранил «Амазонку». Автор этой злобной и наглой статьи, очевидно, не учел того факта, что большинство погибших гардемаринов сами были юнкерами. Принц Адальберт тщательно подбирал кадры будущих офицеров.

Впрочем, в первые годы моей деятельности мне еще приходилось чувствовать при защите судостроительных программ в парламенте, что некоторые консервативные круги относились к флоту с недоверием. Он считался нестаропрусским, конкурировал в известной мере с армией и при тогдашнем тяжелом положении сельского хозяйства и ожесточенной борьбе партий вокруг экономических вопросов казался слишком тесно связанным с торговлей и промышленностью. Отдельные представители крайней правой голосовали даже против второй судостроительной программы 1900 года – против «отвратительного флота», как выразился один лидер консерваторов, между тем как в среде либеральной буржуазии мы с самого начала имели наряду с упорными противниками также и решительных сторонников, отлично понимавших нас.

В результате гибели «Амазонки» в 1864 году смятение умов в нашем военно-морском училище еще увеличилось. И раньше офицерские кадры для флота вербовались частично в армии (особенно выделялись кавалеристы, обладавшие необходимым для морской службы свойством – самостоятельностью).

Другие переходили из германского или датского торгового флота; третьи получали подготовку в Англии, Голландии или Америке. Теперь пришлось, чтобы восполнить недостаток в офицерах, образовавшийся после датской войны, привлечь также данцигских «купцов» из торгового парусного флота. Данциг все еще оставался нашей базой. Обычно эти парусные суда совершали лишь недалекие переходы из Данцига в Англию и обратно, а лучшие из них ходили в Северное море. Приток малообразованных морских волков из торгового флота, среди которых было немало оригинальных личностей, названных нами «вспомогательными баронами» (после 1870 года они были удалены из флота судами чести), вызывал много шуток в наших кают-компаниях. Наши матросы нередко отказывались признавать их авторитет, между тем как офицер, окончивший военно-морское училище, всегда оставался для них барином, хотя поддерживал с ними более товарищеские отношения. Принцип Вашингтона – назначать офицерами только джентльменов – оправдал себя и в нашем флоте. Одно лишь мужество в бою с врагами не может восполнить недостаток воспитания. В общем тогдашним гардемаринам не хватало учителей, способных быть и воспитателями. Недостатка в «науке» по хорошему прусскому обычаю не ощущалось; гардемаринов переводили с курса на курс и лишь через 4? года они получали офицерский чин. Однако преподаватели не умели обращаться с этим человеческим материалом. Поэтому многие из старых прусских морских офицеров сошли на нет или превратились в чудаков; в лучшем случае они становились самоучками. Однако моему курсу повезло; у нас были прекрасные начальники, о которых я вспоминаю с благодарностью. Командовал нами будущий адмирал Батц. Правильно говорят, что для того, чтобы выпуск был удачным, за гардемаринов нужно как следует взяться с первого же года. Наша служба состояла в основном в изучении обращения с такелажем. Вождение парусников – искусство, выработанное тысячелетиями, и оно требует длительной подготовки как офицеров, так и матросов. В наших учебных плаваниях мы пережили немало приключений, обычных для века парусного флота, которые в дни Нельсона и Мариэтта считались само собой разумеющимися.