«Сокол-1»

— А сколько нам еще плыть?

— Капитан сказал — завтра будем в Гавре.

— А как дальше?

— Пока неизвестно.

Гавр… Что напоминает это слово? Что-то очень и очень близкое и дорогое… Так вот же что — Гаврош!

Гаврош был любимым героем Льва Шестакова. Пионером он со школьной сцены читал рассказы о нем. Читал с таким чувством, как будто сам полз перед парижской баррикадой коммунаров под огнем врага с сумкой, набитой патронами.

Гавр встретил шумной, забитой людьми и машинами портовой набережной. Все, естественно, торопились на берег. Но тут Гусев вдруг объявил:

— Приготовиться к выходу, но оставаться на своих местах. Сейчас на борт поднимутся наши летчики, возвращающиеся из Испании.

Вот это новость! Ведь можно будет обо всем расспросить, узнать, что и как — это так важно!

Когда на палубу поднялись поджарые, мускулистые, загорелые до черноты парни — бросились к ним, начали обниматься, целоваться, хлопать друг друга по спинам, до хруста жать руки.

Когда все более-менее успокоились, начались взаимные расспросы. Им бы не было конца, не обратись к прибывшим Александр Гусев:

— Вы, ребята, скоро дома будете, все увидите, узнаете. Расскажите-ка лучше, что там, в Испании? Опытом боев поделитесь.

Услышанное об обстановке в Испании мало радовало. Гитлеру и Муссолини удалось спасти генерала Франко. Фашистский путч перерос в откровенную интервенцию.

Западные державы в этот тяжелый для Испании период, когда республиканское правительство так нуждалось в поддержке, приняли трусливо-циничную тактику невмешательства во внутренние дела этой многострадальной страны.

Зато фашисты Германии и Италии не церемонились. Особый гитлеровский легион «Кондор», включавший в свой состав восемь эскадрилий бомбардировщиков и истребителей, моторизованные и танковые части общей численностью в 6 тысяч человек, беспрерывно пополнялся живой силой и техникой. То же самое происходило с итальянским экспедиционным армейским корпусом. Враг имел перевес во всем, И лишь в одном уступал республиканцам и добровольцам или, как их называли, волонтерам свободы, прибывшим из 54 стран, — в силе духа, стойкости, мужестве.

— Бить фашистов можно, — заверили понюхавшие пороху летчики, — бить можно и сбивать тоже. Вы увидите — много на испанской земле валяется обгоревших обломков «мессершмиттов», «хейнкелей» и других машин. Но победы даются трудно. Однако в воздухе перевес был на нашей стороне. Так что вам нужно будет закрепить его. Да, услышите слово «чатос» — так испанцы окрестили И-15. Курносый, значит, И-16 они называют «москас», то есть мошки.

Летчиков буквально засыпали вопросами. Какие самолеты у Франко? Какая у них тактика действий? Как вы вели бой?

Начался сугубо профессиональный, деловой разговор. Шестаков все быстро записывал в карманную книжечку. Он боялся упустить хоть крупицу боевого опыта. Дотошный, он время от времени перебивал рассказчика, прося уточнить то или иное положение. Как пригодились ему потом эти короткие записи, к которым он впоследствии не раз обращался.

Пришло время покидать ставшую родным домом «Кооперацию», прощаться с возвращавшимися домой летчиками. «Вот и первые шаги по чужой земле, — подумал Шестаков, сходя вместе с другими на берег». Далее ехали они на автобусе через Гавр, Руан в Париж.

В городах прямо на бульварах — ресторанные столики. За ними — разодетая веселящаяся публика. Тут, во Франции, пресыщенным буржуа было совершенно безразлично, что за Пиренеями идет борьба не на жизнь, а на смерть. Французским гобсекам не было до этого дела. Они упивались собственным благополучием, не предвидя, что где-то в далеко идущих планах третьего рейха и их стране уготована тяжкая участь.

Еще больше ошеломил наших ребят своей беспечной роскошью Париж. В воздухе, не смолкая, стоял шум огромного количества автомобилей, сверкали огнями рекламы. От всего этого кружилась голова, хотелось найти где-нибудь уединенный тихий уголок и спокойно отдохнуть.

И тогда Шестаков предложил побывать у Стены коммунаров. Его идею все поддержали. И вот, волнуясь, встали ребята плечом к плечу у священной Стены, обнажив головы. Стоят молча. Думают, наверное, об одном и том же: вот случилось же так, что мы, наследники коммунаров, знавшие о них лишь по учебнику истории, пришли сюда, чтобы поклониться их праху и дать клятву верности делу, идеалам, за которые они сложили свои головы, идеалам свободы, равенства и братства.

«Дуглас» пересекал Пиренеи: Шестаков и горы увидел впервые. Но, полюбовавшись их величественной красотой всего лишь несколько минут, он стал оценивать их опять же с точки зрения военного летчика.

— Скажи, Платоша, если придется идти на вынужденную, куда же тут садиться? — обратился он к Смолякову.

— Давай вместе выбирать подходящую площадку, — ответил тот.

Однако, как ни старались найти место, куда бы можно было посадить самолет, не смогли.

— Так что же делать, Платоша?

— Прыгать с парашютом и начинать борьбу за жизнь, как герои Джека Лондона, — пошутил Смоляков.

Испания… Она уже совсем близко. Чем меньше остается пути, тем учащеннее бьются сердца летчиков-добровольцев.

И уж совсем разволновались все, когда под крыльями пронеслись кварталы Барселоны и «Дуглас» приземлился на ее окраине, подняв к небу шлейф густой желтой пыли.

Всем не терпелось скорее ступить на испанскую землю: так сильно было желание как можно быстрее сесть в кабины истребителей и попробовать свои силы в схватках с врагом.

Молодые необстрелянные пилоты и жаждали, и где-то в душе волновались от мысли, что не сегодня-завтра придется скрестить мечи с фашистами. Их можно было понять: здесь не учебные маневры-стрельбы, а борьба не на жизнь, а на смерть. Вражеские летчики все с боевым опытом, а наши — в большинстве своем новички, не бывавшие в боях. Трудно, очень трудно им придется на первых порах…

Барселона — чудесный город. Пальмовые бульвары, белокаменные здания, ярко-голубое море и на его фоне океанские корабли, судоверфи… Бросалась в глаза такая странность: в центре города не было никаких признаков войны, на его же окраинах то и дело встречались руины — последствия бомбежки.

— Франкистская авиация не бомбит городские районы, где жили богачи. Такой у нее приказ. Хозяева рассчитывают вернуться, — пояснил исполнявший роль гида местный житель коммунист Педро — первый испанец, с которым познакомились летчики.

— А часто бывают налеты? — поинтересовался Шестаков.

— Раньше случалось и по три раза на день, в последнее время что-то притихли, — ответил друг-испанец.

Только поговорили, в небе послышался надрывный гул моторов. На средней высоте шли растянутым пеленгом несколько самолетов с черными крестами на крыльях.

— «Хейнкели!» — сразу узнал Педро. — Опять летят проклятые! Пронюхали, наверное, что у республиканцев происходит смена советских летчиков-добровольцев.

Но бомбардировщики прошли мимо Барселоны, так и не сбросив ни единой бомбы. Видимо, у них были другие планы. Однако эта безнаказанность… Как можно с ней мириться?! У Смолякова, Гусева, Шестакова и других было такое ощущение, будто черные крылья проносятся над их собственной родиной, а они вместо того, чтобы вступить с ними в решительный бой, находятся в роли посторонних наблюдателей.

— Не достаточно ли с нас путешествий и экскурсий? — мрачно произнес Шестаков.

— Действительно, пора бы уже приступать к делу, — поддержал его Смоляков.

Никто из прибывших с этой группой наших летчиков еще ни разу в жизни не участвовал в настоящем воздушном бою. Но тем не менее все рвались к боевым истребителям, всем не терпелось поскорее сойтись в смертельной схватке с общим врагом — фашизмом. Такова уж судьба летчика-истребителя: он рожден для боя!

Но предстояла еще процедура оформления добровольцев в республиканскую армию. Для этого всей группе пришлось на автомашинах переезжать в Валенсию, где располагалось командование ВВС республики во главе с генералом Сиснеросом.