Автобиография Лемми Килмистера (ЛП)

Вскоре после той парижской поездки меня выгнали из школы. С двумя из моих друзей мы решили сбежать на денёк с уроков и отправились на поезде на другую сторону острова, а вечером возвратились на автобусе домой. Но поскольку всё не может быть слишком удачно, несколько ублюдков из другого класса видели нас на платформе. А стукач всегда найдётся, не так ли? Так что я оказался перед директором школы. Этот бездельник был настоящим идиотом. Думаю, что он стал директором школы, потому что был слишком стар для судьи. В течение двух гребаных недель он каждый день на переменах и в обед имел меня в своём кабинете, пытаясь сломать.

— Вы были замечены двумя заслуживающими доверия мальчиками при отправлении поезда, — сказал он мне.

— Это был не я, сэр, — отбрыкивался я. — Меня там никогда не было.

Именно тогда я учился лгать. Обратная сторона дисциплины учит лгать, потому что если не соврёшь, то тебе не поздоровится. Так или иначе, если наполовину сократить эту длинную историю, он собрался подвергнуть меня палочным ударам по рукам. Пара ударов по каждой руке. Напомню, это было как раз после того несчастного случая с выкидным ножом в Париже. Требовалось время для заживления раны. Чтобы вы знали, кровь из этой раны при каждом ударе сердца толчками била через всю комнату! Я пинту, должно быть, потерял тогда. Поэтому я сказал директору школы, что недавно чуть не лишился пальца из-за травмы.

Но нет, это не произвело на него никакого впечатления. Он с безразличным видом положил мою руку на стол, и — раз! — кровь опять хлынула во все стороны. И, как будто ничего не случилось, он сказал: «Поднимите другую руку».

«Ну ты ублюдок!», подумал я. Когда трость снова опустилась на мою руку, я выхватил её и ударил ей его по голове.

— Я полагаю, вы понимаете; мы больше не нуждаемся в вашем присутствии здесь, — разъярился он.

— Я и сам не вернусь, — сказал я ему, и с этими словами вышел за дверь.

Он сдержал слово; я был отчислен, и они больше не вспоминали обо мне. Всё равно, оставалось всего полгода до окончания школы. Я ничего не сказал моим родителям: как обычно, утром я уходил в школу, а вечером возвращался домой. Только школа эта была школой верховой езды, и я занимался там на берегу с лошадьми, и в конечном счете дождался нескольких вакансий. Одно занятие было — красить дома с этим лихим парнишей, мистером Браунсуордом (вот фамилия для гомосека, просто совершенная [5]!) Ничего, он все равно никогда не обращал на меня внимания. Он положил глаз на моего друга-красавца, Колина Первиса, чему я и был очень рад. Я его постоянно подставлял: «Колин будет красить здесь и здесь, мистер Браунсуорд. А я пойду наверх, хорошо?». «Скотина!» — бормотал Колин про себя.

Потом мы уехали с острова на ферму в Конви, на побережье Уэлльса, в горах. Там я учился быть один и не возражал против этого. Я обычно бродил по полям с овчарками. Я до сих пор действительно не против побыть один. Людям кажется, что это неестественно, но я думаю, что это очень здорово.

К тому времени мой отчим устроил меня на фабрику, которая делала стиральные машины Hotpoint. Каждый работник отвечал только за свою часть сборки. Я был одним из первых на конвейере: мне полагалось взять четыре маленьких медных гайки и навинтить их на деталь, после чего машина опускалась и скрепляла края её поперёк друг друга. Затем я снимал эту деталь и бросал в огромный ящик. Надо было сделать 15 000 штук, и когда я справлялся с этим количеством и чувствовал, что совершил настоящий подвиг, приходили рабочие, забирали их и оставляли пустую корзину. Человек не может делать это и не отупеть. Это невозможно — такая работа способна оболванить кого угодно. Я не знаю, как те люди работали там. Я так думаю, что, выполняя свои обязанности, они отключали свои мозги, чтобы не повредить их.

Всем моим знакомым, кто уехал оттуда в поисках лучшей доли, пришлось вернуться. У меня были другие планы относительно моей жизни. Так что я отращивал волосы, пока меня не уволили с фабрики. Ну и хорошо. Я предпочел бы голодать до самой смерти, чем вернуться. Мне очень повезло, что удача не оставила меня, и я этого избежал.

ГЛАВА ВТОРАЯ. Быстрый и свободный (Fast and loose)

Я нуждался в компаньоне, и он тут же нашёлся, — парень по имени Минг; так звали императора в фильме «Флэш Гордон». У Минга были длинные волосы и длинные, упавшие духом усы. Мы начали болтаться по кафе и танцплощадкам, снимать чужих девчонок и нагонять на всех ужас.

Очень быстро нам показалось, что мы должны принимать наркотики (о которых до того ничего не знали), так что мы связались с моим другом еще со времен Англси, с Робби Уотсоном из Beaumaris (помимо него, местечко было также известно своим хорошо сохранившимся замком). Робби жил в Манчестере и у него были очень длинные волосы, что для нас было важно тогда. Мы начали покуривать травку, а потом, однажды ночью, в «Венеции», кафе в Ландудно, Роб дал мне ампулу «спида» — метиламфетамина гидрохлорида — с черепушкой и перекрещенными костями на ней. Это дело нужно было принимать внутривенно.

Я никогда не любил что бы то ни было вкалывать себе, и до сих пор не люблю. Это затягивает. Я видел, до чего могут дойти люди из-за иглы. Роб сидел на игле и настойчиво советовал мне попробовать. Но я добавил наркотик в чашку с чем-то — с шоколадом, помнится, — и выпил.

В том кафе за стойкой стояла совсем зелёная девчонка, и я после этого часов пять безостановочно втирал ей что-то. Временами поворачивался к Робби заявить, что меня не цепляет, и снова донимал несчастную, которая была уже в каком-то алфавитном шоке от моего бормотания — а мне было по кайфу, я чувствовал себя, понимаешь, Королем Мира! Никаких проблем! (Кстати, Робби Уотсон, который долго был моим лучшим другом, и отличался блестящим, с ледяным сарказмом, чувством юмора, умер в 20 лет; игла — это слишком серьёзно. Есть ещё вопросы?) Но вернемся ко мне и Мингу, или к Мингу и ко мне!

Мне было шестнадцать, когда мы с Мингом уехали из Уэльса и направились на восток, в Манчестер. Вообще-то мы преследовали пару девчонок, с которыми познакомились, когда они были на каникулах в Колвин Бэй (Colwyn Bay). Мы собирались жениться на них и прочая чушь. Конечно, все закончилось постелью, как обычно. Могу вам гарантировать — они только выиграли оттого, что мы не женились на них.

Я не помню, как звали подружку Минга, но мою звали Кэти. Она была замечательной девчонкой в свои пятнадцать лет; любопытные, восторженные пятнадцать. И вот, когда они вернулись в Стокпорт (Stockport), Минг и я приехали к ним. Мы сняли квартиру на Итон-Мур-роуд (Heaton Moor Road), и знакомились с разными людьми, и если им негде было остановиться, мы позволяли им спать на полу, на диване или еще где-нибудь, и через месяц в одной комнате уже ютилось 36 человек! Я запомнил только Моисея (на которого он был очень похож, если верить всем этим фильмам Чарлтона Хестона (Charlton Heston)). Потом Кэти забеременела…, она, конечно, была замечательной, но ей тоже было всего пятнадцать, — это, между прочим, статья! Ее отец писал письма моему отчиму, в которых называл меня ссыльным Уэльсским битником. Вдвоём они подготовили одно из «удобных» решений, и ребенок, Скен, был усыновлен при рождении. Я помню, как Кэти сдавала школьные экзамены прямо в роддоме, и я навещал ее. Она очень располнела, и обычно я вываливался из автобуса и со смехом кричал — «Привет, толстуха!» И она тоже задорно смеялась. Она была потрясающей девчонкой, моей первой любовью. С тех пор я больше не видел Кэти, не знаю почему. Интересно, что она связалась со мной два или три года тому назад, как раз во время работы над этой книгой… Она сказала, что нашла Скена, но я не стану вдаваться здесь в подробности — пускай у него будет своя жизнь.

Что касается нашей жилищной ситуации, мы (и эти тридцать шесть соседей по комнате) конечно же, быстро оказались на улице, — наверное, домовладелец задался вопросом, почему ему пришёл счет за газ на 200 фунтов. С тех пор как Минг, Бесстрашный Авантюрист, вернулся в Уэльс (чтобы в конце концов стать клерком в министерстве социального обеспечения — в чём, как вы говорите, есть великий пример и смысл жизни…), я снова остался один.