Дневник графомана

 Ну, на форуме ажиотаж, опять версии… Попросили меня сказать слово. Сказал. А что скажешь – я только выложил эти же мысли, что вот здесь пишу.  Остальное можно понять, взглянув на выступления разумных форумян. Один меня упрекает, что моя версия о перроне не оправдалась, так пусть же, мол, это послужит Ершову уроком.  А другой возразил, что колокольня Ершова-то повыше, чем у погибшего капитана.

 А мне, и правда, урок. Не надо больше высовываться с преждевременными комментариями, тем более, с версиями.

 И последний пост принес мне горькое удовлетворение. Один поляк, русскоязычный человек из моих читателей, имеет знакомых в кругах того несчастного президентского полка. Так вот, в первый же день какой-то «дед» из того полка охарактеризовал профессиональный уровень тех летчиков точь-в-точь  как и я.

 Тут один читатель спрашивает меня: как я сам отношусь к тому, что, мол, вроде как знаменит. А я и отвечаю: я чувствую себя на безрыбье.

 Люди еще строят относительно меня какие-то иллюзии. Кому-то я еще нужен.

 Что важнее: быть нужным семье или быть нужным читателям?

 Умру я… через год еще будут вспоминать, а потом и в семье забудут. Ну, так, к слову, как принято, еще будут поминать иной раз: «дед вон, покойный… царство ему небесное…»

 А книги мои будут читать долго. Оказывается, они таки востребованы.

 Кое-кто считает, что Ершов уже маразматик. А я чувствую полноту жизни все еще как молодой. Я все еще думаю о большом, общем, глубоком…

 Ага… о вечном, о вечном пора думать старику. Надо успеть хоть выложить дневники, пока не умер или не потерял вкус к жизни. И сушить доски.

 На Либ ру я по посещаемости выхожу на пятое место: почти 15 тысяч читателей за полгода. А сколько всяческих библиотек существует в сети, и в них есть мои книги. И кучи ссылок на форумах, в блогах и живых журналах. Так что грех обижаться.

 Эксклюзивный ты наш.

 А что. Мне нет нужды вступать в какое-то там сообщество, в стаю, в союз писателей-графоманов; я сам Ершов. И сделал себе имя сам. «В узких кругах».

 Многие до сих пор не прощают мне «яканье» и завышенную самооценку. Только вот самооценка моя  хоть кого-либо (кроме самих этих судей) по морде бьет? Я – сам Ершов, а вот ты – ну хто ты такой есть? Троечник? Вот это тебе, прячущемуся под ником, скромнее надо быть со своими оценками из подворотни. Ты хоть что-нибудь сделал для людей такого, чтобы о тебе, имярек, заговорили и дали теперь уж тебе оценку? Нет? Так старайся.

 Если бы я не набрался нахальства выложить своего «Пса» на всеобщее позорище, то обо мне бы не говорили и оценок не давали. Я бы скромно сидел в своей пенсионерской заднице.

 А сейчас мое имя стало чуть не расхожим аргументом в спорах. И – вот теперь – я, Ершов, пес ездовой, сказал свое слово и сижу не высовываюсь. А вы себе спорьте.

 Посмотрел «Вести». Там муссируют расшифровку катастрофы.

 Казалось бы: мне-то, старому пердуну, что. Не видал я катастроф, что ли. Так нет же: грызет и грызет. Не отпускает. Ну как же так? Ну что ж это за страна такая европейская? Что ж там за порядки, если они своего президента со всей верхушкой сами убивают? Что ж за авиация такая в Польше?

 И параллель с нашим бардаком. И мысли, мысли…

 Надя бы сказала: да почему тебя это волнует? Кто ты такой?

 Вот и думаю: кто я такой, что меня уже все затрахали – с этой и с другими катастрофами? Кто я такой, что меня уже «экспертом» величают?

 Если я действительно «такой», то надо знать себе цену. И родным и близким тоже… того…

 «А батько в вас дурак». Так мой отец выпивши говаривал. И во мне что-то протестует, когда из меня делают дурака.

 Так и мои скромные книги: большинство об их существовании и не подозревает, а некоторым людям они пришлись по душе, кому-то даже жизнь перевернули, как мне вот пишут читатели. Вот и думай, какой след оставил. Кто меня будет читать?

 Да пусть обо мне лично и забудут. Но книги «какого-то там Ершова», «ну, однофамильца», будут жить, – и хрен бы с ним, кто их там написал. Поэтому я и не высовываюсь дальше форума. Круги в интернете все равно будут расходиться, и, в конце концов, Ездовой пес  займет свое место  в  авиационной литературе.

 Потом, когда появится необходимость осмыслить, какие же перемены наступили в авиации, возникнет потребность добыть информацию из прошлых лет. Тогда в памяти всплывет Ездовой пес. Он должен подкупить искренностью. Это правда нашей жизни.

 Ну, теперь-то все вопросы по катастрофе вроде сняты, всем все ясно. Спекуляции и версии кончились. Надо полагать, и от меня отстанут.

 Только собрался звонить домой, как достал меня по мобильнику из Москвы полковник ВДВ, ныне пенсионер, благодарный читатель. Двадцать минут болтали, раскланялись; он напишет бумажное письмо, ибо в е-mail не шарит. Эти старики… да еще военные… да еще ВДВ…   Но таки тронуло его мое чтиво, не поленился же найти меня, поблагодарить.

 4.06. 

 На форуме еще активнее обсуждение катастрофы; снова версии, версии… Мне надоело читать некомпетентную галиматью; людей, задающих вопросы, я вновь отправил на свой сайт. Спасибо, один читатель подтвердил, что там действительно выложены читабельные вещи, посетовал, что я  не дал ссылку сразу, а только на 35-й странице ветки.

 Многие сходятся на мысли, что запись переговоров, выложенная электорату, не что иное как нарезка. И даже я склоняюсь к той же мысли. Ну уж слишком бедно выглядят переговоры экипажа – при сложнейшем заходе с нарушениями всех законов.

 Или их заклинило? Или уж настолько легкомысленный и неподготовленный экипаж? До таких степеней, что и говорить-то на заходе не о чем?   Тогда  боже  ж  мой.

  На Авиафоруме надыбал большую ветку по «Письму молодому человеку», прочитал в ней о себе много интересного. А в общем, это малозначащее письмо оказалось взрывателем больной темы о судьбе государства. И не только на этом форуме, а и в блогах. Большинство со мной согласно. Ерепенятся только записные фанатики-поцреоты и сопливая азартная молодежь. Ну, так и должно быть. А то если уж и молодежь согласится с брюзжанием деда, значит, народу кранты.

 Быстренько отписался всем корреспондентам. Некоторые люди наглеют, пристают с меркантильными просьбами; я потихоньку учусь их вежливо отваживать.

 За год получил около тысячи двухсот писем. Только за два последних месяца – более пятисот. Многовато. И на каждое надо ответить. Я пока не разрываюсь, но уже напрягает. Стараюсь писать как можно лаконичнее, но доброжелательно. Я занятой человек.   Я отвлекаюсь на дом, дачу, почту… а надо же еще чуть-чуть и писать.

 Вот все думаю. Жизнь моя тихо покатилась по рельсам пенсионерских интересов. А творчеству в ней теперь как бы и места нет. Но пока внутри есть хоть какой-то протест, надо будоражить в себе творческое начало, иначе опущусь, поддамся самой страшной, душевной лени.

 Обычно русские люди, ощутив творческий провал, ударяются в пьянство. И потом, даже будучи вновь озаренными музой, пьют уже до могилы. 

 Так что бойся давнего пророчества цыганки: «що заробить, те й проп'є». Пропить авторитет можно очень быстро. Лучше не ждать пустоты и тоски, а браться дальше за дневники. Тем более, что пока на даче особой работы нет.

 Какой насыщенный событиями и переживаниями период прошел, эти восемь лет наземного существования, – и как он богат отдачей!

 А что – последние годы полетов разве не были насыщенными? Разве не писал я своего «Пса» на коленке?

 Ну… то был другой период: период прозрения, последней борьбы с сомнениями, период осознания значимости моего «Я», попытки оставить след. А после ухода на землю сомнения рассеялись, и открылась перспектива надежд. Что-то оправдалось. И я все силы вложил в… во что? В борьбу за свободу и самовыражение этого самого «Я». И были зигзаги судьбы.