Записки военного врача

Шесть суток днем и ночью — земля дыбом! Грохот бомбежек, огненные всплески снарядов. Казалось, нет никакой возможности остановить врага, удержать запятые позиции. Но выстояли наши воины. Не раз поднимал в атаку свой поредевший батальон комбат Михаил Степанович Бондаренко. Из тысячи пятисот человек осталось в строю не более ста. Никитин был ранен и направлен в госпиталь.

Прошло много лет. В конце 1964 года на теплоходе «Челюскинец» я направился в дальний и необычный рейс — в страну трех тысяч островов, в Индонезию. Побывал в Танджунг-Приоке, Джакарте, Сурабае, Белаване, Медане.

Возвратившись в Ленинград, я в сентябре 1965 года выступил в студии Ленинградского телевидения, делясь с телезрителями впечатлениями о своем путешествии.

После моего выступления студия переслала мне несколько писем зрителей. Автором одного из них оказался, к моей радости, Эулохио Фернандес Гонсалес. Нашелся через четверть века! Живет в Москве, работает в Институте натуральных и синтетических душистых веществ, руководитель отдела.

У нас завязалась дружеская переписка, которая завершилась встречей в Ленинграде, куда Гонсалес приезжал в командировку. Какая это была радостная встреча! Вот уж, действительно, ни в сказке сказать, ни пером описать!

Конечно, направились в Петродворец, побывали на местах боев, увидели развалины Розового павильона — место штаба нашего батальона. Неподалеку братская могила погибших товарищей. Священное пепелище! Сколько здесь пролито крови!

Сели на бруствер заросшего травой окопа.

— Было ли все это? — тяжело вздохнул Гонсалес. — Под Ленинградом лежат мои товарищи… Помнишь, амиго [4] когда мы пришли в добровольческий пункт?

— Помню…

— Их было трое, — продолжал Гонсалес. — Педро Ниэтто погиб на Ораниенбаумском «пятачке», Хосе Ортис — во второй дивизии народного ополчения. Анхель Мадера убит в бою на Невской Дубровке. Анхель был автором популярного гимна испанской молодежи. Давай встанем, почтим их память!

Сняв шапки, помолчали. Потом мой испанский друг наклонился к брустверу окопа. Взял горсть земли, аккуратно завернул в свой красный платок.

— Огненная земля! Сохраню на память!

Продолжение уроков диетологии

Пятого мая ко мне подошел врач лечебной физкультуры Н. Ф. Булашевич.

— Как ты относишься к футболу? — вдруг спросил он.

— В академии играл правого крайнего. А в чем дело?

— Завтра на стадионе «Динамо» будет футбольный матч!

— Здоров ли ты, Николай Федорович? — приставил я палец ко лбу. — Возможно ли, чтобы…

Оказывается, вполне возможно. На другой день несколько наших болельщиков добились разрешения пойти на стадион «Динамо». Мне это не удалось — дежурил по госпиталю.

— Удар! Слабый и неточный… — Еще удар! Го-ол! Вот как все произошло… — Голос комментатора глохнет в невероятном шуме. Казалось, репродукторы треснут от аплодисментов и выкриков азартных болельщиков.

Играли хозяева поля и команда Балтийского флотского экипажа. Победили динамовцы. Судя по восторженным рассказам очевидцев, игра была очень интересная. Подумать только — футбольный матч в осажденном городе на двести сорок первый день блокады!

Весна принесла госпиталю дополнительные хлопоты. На учете каждый час. Нельзя замешкаться, а то, глядишь, незаметно проскочит долгожданное время. А сделать предстоит много.

Неполноценная калорийность пищи в прошедшую зиму вызвала в госпитале вспышку цинги, витаминную недостаточность. Раненым нужны сейчас овощи, как можно больше овощей!

Еще в середине апреля мы стали готовить почву под огороды. Госпиталю отвели два участка: в Колтушах и в ботаническом саду университета. Всего восемь гектаров.

«Огородники» в Колтушах жили в двух избушках. Им туда доставляли продукты, они сами готовили себе пищу.

Отведенный участок земли в ботаническом саду университета разделили между медицинскими отделениями. График работы на огороде вывешен в каждом отделении.

У многих из нас появились справочники агронома-овощевода. На устах — агротехническая терминология: «открытый грунт», «вегетационный период», «перелопачивание», «компост». Особенно часто повторялось: «скороспелость» и «ранняя».

В ботаническом саду университета воздух напоен густым запахом не то грибов, не то прелой гниющей листвы.

— Пахнет спитым чаем, — уточняет Голубев.

Семеныч у нас за главного агронома. Он сжимает в руках ком земли и, жмурясь, вдыхает запах весенней почвы:

— Своя земля и в горсти мила!

Потом бросает ком под ноги, и ком земли равномерно разваливается.

— Поспела! — авторитетно заявляет наш «агроном». — В самый раз сажать овощи…

В весенней свежести ботанического сада стоит какой-то особенный, густой, насыщенный запахами воздух. Изумрудная, свежая, Пробивающаяся трава. И разлинованные грядки вскопанной, обработанной земли.

— Смотрите, смотрите! — кричит медицинская сестра Клавдия Лобанова. — Молодец! Удержался!..

— Кто?

«Кто» — это большой и разлапистый клен. Его ствол повредил осколок снаряда. Но листья на нем начинают зеленеть. И струится животворный сок по расщепленному, израненному дереву. Сколько же в нем силы и жизнелюбия!

Во время работы Семеныч организовал добычу березового сока. Процесс удивительно прост. Делается зарубка на стволе, в ней закрепляется кусочек шпагата, конец которого опускается в подставленную бутылку. Туда натекает березовый сок. С наслаждением пьем пахучий, сладковатый напиток.

На деревьях пересвистывались и пели неутомимые птицы. И с таким азартом, будто в саду олимпиада пернатых. Под такой концерт и работать как-то веселей.

Один из скворцов сел на жердочку скворешни. Поглядывает по сторонам, вниз. То ли рад весне, то ли нет.

— Запузыривай, братец! — закричал ему Семеныч. И, отогнув пальцами ухо, приготовился слушать.

Но певец юркнул в свою квартиру.

— Ах ты шаромыжник! — смеется Семеныч. — Знаю я его повадки! Старый знакомый…

Под птичий аккомпанемент мы занимаемся посадкой огородных культур: гороха, салата, укропа, моркови, щавеля, редиса, репы. Картофель — «второй хлеб», — капусту, свеклу и брюкву будем сажать в Колтушах.

Мы обрабатываем каждый клочок земли. Появились среди нас и «оккупанты». В один из дней «огородники» четвертого отделения переставили в свою пользу колышки на отведенном участке соседей. «Суд» на месте: виновники сами вскапывают эту землю.

Как-то при обходе огородной плантаций Ягунов заметил, что военврач третьего ранга Второва устроила со своим персоналом перекур.

«За отсутствие должного руководства и бездеятельность, — гласил приказ, отданный в тот же день, — военврача третьего ранга Второву арестовать на трое суток с исполнением служебных обязанностей и удержанием десяти процентов зарплаты».

Оговорюсь, что Второва — единственная вымышленная фамилия в этих воспоминаниях. Дело ведь не в фамилии. Рассказываю об этом эпизоде лишь для того, чтобы подчеркнуть, какой для всех нас тогда был установлен строгий рабочий режим — без перекура.

Запомнился нам этот ботанический сад университета, пронизанный солнцем, полный волнующих запахов влажной земли, березового сока и пения птиц.

Под посадку овощей были использованы даже газоны сквера перед зданием госпиталя.

Рассаду в июне мы получали в Ботаническом институте Академии наук СССР. Она там зеленела в парниках и теплицах. Это было сделано по указанию городского комитета партии и Ленсовета, повседневно проявлявших неустанную заботу о сохранении жизни населения осажденного города.

Работники госпиталя стали и садоводами. На территории Биржевого проезда под руководством политрука шестого отделения Александры Прокофьевны Кульковой готовили почву и высаживали семена цветов: астр, флоксов, клубни георгин, луковицы гладиолусов.