Обыкновенная история в необыкновенной стране

Отец Пети еще в 30-е годы был советским разведчиком, понимай, шпионом, в одной из стран Западной Европы. Сумев остаться невредимым во время чисток и процессов в те годы, он был определен преподавателем разведывательного училища РККА под Москвой. Петя жил при нем и ходил в среднюю школу. Но вот началась война, и встал выбор: или идти на фронт, а он был уже призывного возраста, или, как советовал отец, поступить в это училище. Петя выбрал последнее. Он считал, что война могла победоносно закончиться еще до того, как он выйдет из училища. Но она не закончилась, Пете присваивают звание младшего лейтенанта и дают первое испытательное задание: проникнуть на территорию противника в районе Белорусского фронта и связаться с партизанским отрядом, действующим под Витебском.

Выполнил он это задание, можно сказать, с легкостью: он был хорошо тренирован, смог пройти пешком 40 километров по заснеженным лесам и болотам, передать важный пакет командиру отряда и невредимым вернуться назад. Помогало ему знание белорусского языка, которым он владел с детства, так как родился под Минском. По возвращении Петя был награжден первым боевым орденом и повышен в звании.

Отдых длился недолго, его вызвали для получения нового задания, которое оказалось очень сложным и опасным. Он должен был вместе с еще одним офицером проникнуть на территорию Западной Польши под видом белорусского подростка, возвращающегося на родину. По его легенде, он был из-под Минска направлен на работы в Германию, но там заболел и как инвалид был отпущен домой, о чем при себе у него имелась почти подлинная справка из немецкого ведомства по труду — «Арбейтсамта». Само задание было сложным: им следовало сначала разыскать домик в одном из сел под городом Позен, где под видом польских крестьян жила семейная пара советских разведчиков. Это была их база для дальнейших действий. А действия эти состояли в том, что лично Пете надлежало найти два лагеря советских военнопленных в этом районе и попытаться установить, в каком из них под видом рядового пехотного офицера содержится советский генерал госбезопасности. После этого он получит особые указания и, видимо, будет присоединен к «группе освобождения», выброшенной в этот район. О задании своего напарника он ничего не знал.

Операция началась совсем не так, как предполагал Петя. В маленькой резиновой лодочке под прикрытием темноты их обоих спустили на воду с советской подводной лодки неподалеку от города Данциг. Ребята быстро преодолели двенадцать миль на веслах и вползли на крутой лесистый берег. Оставалось закопать лодчонку и переодеться. Петина одежда состояла из грязной телогрейки, порванного свитера, стеганых брюк и кирзовых ботинок. Под машинку подстриженный, он действительно выглядел как «ребенок войны». Но это было еще не все: к левому коленному суставу был привязан немецкий медицинский корсет, шарниры которого хотя и позволяли сгибать сустав, но только очень ограниченно. На коже сустава хирургами были созданы искусственные шрамы, имитирующие ранение. А в металлической трубке этого протеза содержался большой запас немецких денег — в скупости советскую разведку обвинить было нельзя. Кроме того, была при нем и старая польская монетка, зашитая в телогрейке, эту монетку с секретными насечками он должен был предъявить хозяевам базы как пароль. Он мог говорить по-польски, так как мать его была польских кровей. Немецкий он учил в школе и в училище, так что мог кое-как объясниться. Никакого личного оружия ему выдано не было, это в его ситуации считалось ненужным и опасным.

Теперь предстояло двигаться по ночам вдоль дорог на юг.

Карты не было, он должен был выучить наизусть еще в Москве каждый ее сантиметр до самого Позена. Шли вместе, еду покупали в селах на крестьянских базарах-толкучках. Была осень, ночевать старались в заброшенных хатах или просто в соломе на поле. Приходилось иногда и стучаться в крестьянские дома, объяснять, кто они, просить помыться в баньке и отогреться. Их иногда пускали переночевать, за что они рассчитывались немецкими марками и чуть свет уходили дальше. Использовать попутный транспорт им было запрещено, так и шли пешком. Лишь только на вторую неделю добрались до района «базы», а уж найти ее не представляло труда. Наконец-то можно было расслабится, лечь в нормальную постель, отогреться. Уже на следующее утро его напарник распрощался с ним и ушел на свое задание. Хозяева были уже пожилые люди, бойко говорящие на польском. Никаких вопросов им задавать было нельзя. В хлеву стояла корова, на дворе бегали куры, за перегородкой хрюкал поросенок, — словом все было настоящим. Хозяева каким-то образом передали в Москву сообщение: «Прибыли на место». Нужно было начинать действовать.

Оба лагеря найти было не трудно, их местонахождение знали хозяева. Петя сначала выбрал ближайший и два дня подряд из перелеска наблюдал, куда выводят на работы пленных. Оказалось, что одна группа, около ста человек, собирает остатки картофеля на поле, неподалеку от лагеря. Подойти к ним было опасно, стояла круговая охрана. Наконец Петя придумал. Встав очень рано, он пошел с ведром на это поле, также искать остатки картофеля. Привели пленных, охрана стала свистеть парню и показывать, чтобы он уходил, но Петя прикидывался, что не понимает. Наконец охрана жестами показала ему, что он может тоже собирать, но только в дальнем углу поля. Петя опять стал прикидываться, что не понимает. Тогда один солдат на чистом польском языке объяснил ему, чтобы он убирался к черту. Это удивило и обрадовало Петю. Он также заметил, что некоторые солдаты насвистывают польские народные песенки. Постепенно все прояснилось: это были «фолькс-дойче» из Силезии, по сути дела поляки, но получившие немецкое гражданство, так как проживали на исконно немецкой земле.

На следующий день солдаты уже привыкли к тому, что паренек тоже копается в земле, и даже стали что-то кричать ему. Но на этот раз у Пети за пазухой уже были горячие лепешки, испеченные «хозяевами», которые он как бы в благодарность за разрешение стал протягивать солдатам. С некоторой опаской они начали брать эти лепешки и делить между собой. Иногда Петя их о чем-нибудь спрашивал по-польски и они отвечали. Игра началась.

Еще через день Петя уже попросил разрешения передать махорку «землякам белорусам». Солдаты заколебались, но на следующий день к границе оцепления подошел в засаленной гимнастерке пленный и на белорусском языке поприветствовал Петю. Петя передал пачку махорки для всех земляков и сразу же отошел в сторону. Еще прошел день, и передача повторилась, теперь уже Петя стал расспрашивать «земляка», как там в зоне. Слово за слово, удалось установить, что в лагере содержатся около ста офицеров, но на работу их не выводят. Это затрудняло дело. Действовать через посредника опасно. Но работы на поле заканчивались, и нужно было спешить. Петя принес четыре пачки махорки: «Нет ли там среди офицеров моего родственника, Сафронова?». На следующий день ответ: «Есть такой, у него отморожены пальцы ног, он плохо ходит». Наконец пошла пачка махорки к Сафронову с запиской, из которой он должен был понять, что его нашли свои, и он должен быть готов к побегу. В последний день Петя получил письмо от Сафронова к «родным в деревню». Это было окончательным подтверждением, что он действительно там. Первая часть задания была выполнена, и так, казалось бы, просто. В тот же день от «хозяев» в «центр» пошло сообщение. Петя отдыхал, теперь нужно ждать указаний.

Ничто не предвещало беды. Для безопасности Петя спал на сеновале. Однажды перед рассветом ему послышалось, что кто-то тихо стучит в наружную дверь дома, которую самому Пете открывать было запрещено. «Связь пришла», — подумалось ему. Но еще через несколько секунд он услышал тихую возню в сенях, выглянул сверху и увидел, что «хозяин» уже лежит ничком со скрученными руками на полу. Накрыли! Через секунду Петя кубарем скатился с сеновала на другую его сторону в коровник, разыскал в темноте отверстие для выброса навоза, выполз в огород. Затем через мокрое поле к перелеску, через ручей и дальше. «Кто сдал?! Кто сдал?!» — стучало у него в голове.