Правда о Ванге

Каждый день для Ванги начинается с молитвы к Богу — она просит дать ей силы и вдохновение, чтобы помогать всем страждущим. Эта трогательная картина достойна кисти большого художника. Никогда я не видела человека, который молился бы с таким усердием и от всей души. Ее лицо словно озаряется светом, а губы шепчут какие-то только ей известные молитвы, которые идут из глубины души. Иногда в такие, самые сокровенные мгновения общения с Богом, она плачет: настолько сильна ее мольба о помощи, вдохновении и силе. Иной раз ее молитвы начинаются вопросом, идущем прямо из сердца: «Какая моя участь, Господи, и кому я служу? Для назидания миру или для укрепления веры?»

Сейчас многие ученые пытаются понять, чему Ванга обязана своим пророческим даром, но она имеет свое собственное объяснение. «После большой бури, когда я лишилась зрения и круглосуточно плакала и молила Бога, чтобы он не оставлял меня такой беззащитной, обузой моей бедной семье, он внял моим мольбам. Этот дар дан был мне Богом! Он лишил меня человеческого зрения, но дал мне другие глаза, которыми я могу обозревать весь видимый и невидимый мир. Случилось так, что я, которая осталась инвалидом и сама нуждаюсь в помощи, начала помогать всем страждущим и стала для них опорой и надеждой».

По поводу этой силы Всевышнего она говорит: «Если Богу не угодно, даже волос с головы не упадет».

Помню ее острую реплику, адресованную интеллигентному посетителю с неизлечимым недугом, которого она успокаивала словами: «Что поделаешь, раз Господь и меня, и тебя наказал — будем терпеть!» На что он ответил: «Бога нет!» А Ванга добавила: «Есть Бог! И если вы замолкните навсегда, то и камни заговорят о Боге. Как слепые знают, что есть свет, как калеки знают, что есть здоровые люди, так и здоровые должны знать, что есть Бог!»

Несмотря на любовь к церкви, она не боится критических замечаний в адрес ее служителей — священников, монахов, священнослужителей более высокого ранга. Помню, однажды она выгнала священника за то, что сменил рясу на светскую одежду, что, по ее мнению, есть кощунство по отношению к церкви. Тот, кто посвятил себя ей, не может ходить как обыкновенный гражданин. Высказала резкое замечание и монахам Рильского монастыря, которые запустили монастырь из-за того, что не было уборщицы, везде валялся мусор. Не поддерживать, по ее мнению, идеальную чистоту в божьей обители — это преступление. «Не заботитесь об убранстве монастыря, — говорит Ванга, — будете наказаны. Вижу через некоторое время тут, на этом месте, будет полыхать огромный пожар. Обитель эта сгорит, потому что жизнь, которую вы ведете, недостойна Бога, которому вы посвятили себя. «Нужно каждый день стремиться стряхивать с себя грехи», — говорит Ванга.

После утренней молитвы Ванга бралась за домашнюю работу. Когда мы просыпались, завтрак уже был готов и стоял на столе. Я наблюдала за тем, как она готовит, и всегда удивлялась её ловкости и быстроте рук. Она готовила на печке с дровами, которая всегда была настолько чистой и блестящей, что светилась, как зеркало. Можно было глядеться в неё. Всегда удивлялась: она же не видит, как ей удается зажигать дрова спичкой, не вызывая пожара, не обжигая рук. Готовя еду, помешивая ее, она подставляла под ложку крышку кастрюли, чтобы какая-нибудь капля не упала на печку. После готовки печь была настолько чиста, словно никогда на ней ничего и не варилось.

На завтрак мы ели разные вкусные бублики, молочные булочки или что-то в этом роде. Не знаю, может, это лишь воспоминания детства, но мне казалось, что ее еда была самой вкусной на свете. Обычно она готовила блюда знаменитой македонской кухни, но нередко придумывала собственные рецепты, сочетая, по-моему, несовместимые продукты. Однако приготовленное ею отличалось непревзойденным вкусом. К ужину Ванга готовила что-нибудь легкое, потому что, по ее мнению, человек должен принимать хорошую пищу, но понемногу. Переедание, как она утверждает, — это болезнь, за которой следуют другие болезни. Потом она идеально мыла всю посуду, а мы убирали со стола и прибирали кухню. «Бедная и сиротская жизнь научила меня изобретательности и особому восприятию продуктов и вкуса приготовляемой пищи, — рассказывает Ванга. — Наш двор был большой и в нем росло много крапивы. Почти каждый день мы что-то из нее готовили. Детям (сестре и ее братьям — прим. авт.) надоедало есть одно и тоже, и я была вынуждена как-то выкручиваться, чтобы разнообразить еду. Мясо было редким гостем на нашей трапезе. Помню, после смерти отца у нас был маленький поросёнок, которого пришлось продать. От него нам достались уши, ножки да хвост. Это и была вся наша свинина. Обычно питались так: суп да кукурузный хлеб, но и это не каждый день. Горячим этот хлеб еще можно было есть, но как только остывал, он становился таким сухим, что не лез в горло. Мои братья макали его в воду и ели. Иногда ловили в речке маленьких рыбок, обваливали их в муке, а потом пекли на металлической крышке. Глядя, чем мы питаемся, наша соседка, тетя Тина, говорила: «Ах, бедные дети, чем вы живы, не знаю!»

Теперь Ванга не готовит, но кто бы ни занимался этим ответственным делом, требования к нему очень высоки. Не дай Бог использовать неподходящую или не идеально вычищенную посуду. Такое ощущение, что она внимательно следит за каждым твоим движением и замечает малейшую оплошность.

Для нас Ванга была, как и все остальные тети на свете — и ласковая, и любящая, но часто и недовольная нашим плохим поведением. Надо отдать ей должное — воспитывала она нас строго, у нее была «железная рука». Однако мы были неимоверно счастливы, когда после обеда, особенно летом, шли все вместе за город или поднимались на какую-нибудь поляну на Беласице, или посещали г. Мельник и Роженский монастырь. Еще тогда, в раннем детстве, я поняла, что наша тетя — необыкновенная женщина. Она садилась чуть поодаль от нас и умолкала. Взрослые не разрешали нам беспокоить её, говоря, что так она лучше отдыхает. После прогулки начинались наши самые интересные переживания. Ванга рассказывала невероятные случаи и легенды об этом месте, о жизни здешних людей с древнейших времен, об их быте, о битвах, которые велись по самым различным поводам. Это всегда меня потрясало, потому что я не помню, чтобы дома кто-нибудь рассказывал о чем-то подобном. Это были бесконечно увлекательные рассказы, вероятно родившиеся из картин, которые Ванга наблюдала своим сверхчеловеческим зрением. Однажды, до крайности удивленная всем услышанным, я спросила, откуда она знает такие подробности и получила ответ: «Эту историю только что рассказало мне вон то старое дерево, на краю опушки». Ну, как тут не обомлеешь!

Любка вспоминала следующую историю: «Мы были в Сандански и сестра мне сказала: «Отведи меня в церковь «Святого Георгия». Она была недалеко от нашего дома. Пошли в воскресенье после обеда, было безлюдно. Сели мы на скамейку в церковном саду. Ванга перед этим долго болела, особенно мучили ее коленные суставы: одна коленка вроде бы прошла, но вторая все еще беспокоила. Она с трудом села на скамейку, а потом сказала, что вообще не может встать. Неожиданно она попросила меня: «Нагнись и сорви травку под скамейкой». «Какую?» — спросила я. «Не имеет значения, — сказала Ванга, — дай любую». Я подала ей охапку травы и она стала растирать себе колено. Не прошло и пяти минут, она встала бодро и сказала, что мы можем идти домой, так как у нее все прошло».

К девяти часам, докончив хозяйничать по дому, Ванга входила в специально отведенную комнату и начинала принимать своих многочисленных посетителей. После сеансов, уставшая, бледная, выжатая как лимон, снова возвращалась в спальню. Немного позже обедала и потом отдыхала. Теперь Ванга не принимает в своем доме в Петриче, а уезжает в местность Рулите, где с раннего утра ждут её люди.

Рулите — это дикая девственная и красивая местность, известная с древних времен. Давно, когда Ванга заболела ревматизмом, она открыла целебную силу ключевой горячей воды и тишины, и с тех пор это место для неё стало очень близким и дорогим.