Исповедь Джо Валачи

Итак, я приобрел лошадь, но выставлять ее на соревновании не мог. Тренер заявил, что Арманьяк устал и ему нужно передохнуть, тем более что сезон в Нью-Йорке закончился. Я расстроился, но затем решил: сначала лошадь, а эмоции потом. Мы подсчитали, в какую сумму обойдется содержание лошади на загородной ферме — получилось около двух тысяч долларов. Я не мог дождаться начала следующего сезона.

Когда подошло время, Милдред так разволновалась, что и слова не могла вымолвить. Я попытался было объяснить, что первая скачка, в которой будет бежать Арманьяк, тренировочная. Ему вовсе не нужно в ней побеждать. Она этого никак не могла понять и твердила: «Зачем же ты ставишь его в скачку, если знаешь, что он не выиграет?»

Я опять начинал объяснять, но все было без толку, она согласилась только тогда, когда я предложил ей самой поехать и посмотреть на скачки. Когда мы приехали на ипподром, я увидел, что Арманьяк идет «под нулем». Я поясню, что это такое. Если в скачке более двенадцати участников, то лошадей, заявленных в пробную скачку, пускают под нулевым номером по другую сторону барьера. Там могут бежать три-четыре лошади, обычно они к фаворитам не относятся. И если вы ставите на одну из лошадей, идущих под нулем, и одна из них побеждает, то независимо от того, на какую из них вы поставили, выигрыш ваш. И тут я увидел, что одна из лошадей под нулем имеет шанс победить, и велел Милдред поставить на Арманьяка.

Дали старт, лошади шли вдоль барьера плотной группой, поэтому Милдред не могла рассмотреть, где шел Арманьяк. Он хорошо провел скачку и пришел, кажется, шестым. А та лошадь, которую я имел в виду, пришла второй, и Милдред выиграла. «Видишь, — сказала она мне, — нужно верить». И по сей день она думает, что ту скачку выиграл Арманьяк.

Поначалу Валачи, как владельцу лошадей, удача сопутствовала не столь постоянно, как в его деятельности жучка-любителя. Перед следующей скачкой, в которой должен был участвовать Арманьяк, прогнозы в утренних газетах и предварительные ставки составляли 50 к 1. «Все шло просто отлично, — вспоминал Валачи, — других лошадей его класса в скачке попросту не было. Я собирался поставить на него две тысячи долларов, и даже если бы ставки упали, я бы все равно получил изрядную сумму». Но когда он приехал на ипподром, ему сообщили, что предыдущей ночью Арманьяк, ударившись о стойло, сильно повредил себе ногу, и практически весь сезон для него будет потерян. Валачи отнесся к этому известию философски:

— Что мне оставалось делать? В конце концов, он же не нарочно сам себя травмировал. Я сказал себе: спокойно, Джо, наше время еще придет.

К этому времени он уже приобрел Найтс Дачес. Но ее все еще приучали, как говорит Валачи, «бегать в нужную сторону». Потом он приобрел жеребца-двухлетка, которого он назвал Вальтер Ралей, по имени производителя, которого звали Сэр Вальтер Ралей.

— Я думал, что от этого его кличка будет больше похожа на американскую, — говорил Валачи, — но повозиться с ним пришлось изрядно. Это было просто наказание какое-то, самый настоящий половой гигант. Вместо того, чтобы бегать, он так и смотрел, на какую бы кобылу ему влезть. К Найтс Дачес он был тоже неравнодушен. Пришлось сделать ему операцию. То есть его пришлось кастрировать, и он стал мерином. Видите, через какие испытания приходится проходить владельцам лошадей.

Валачи весьма внимательно присматривал за своими лошадьми, но это лишь одна сторона дела. Гораздо более жестко он следил за тем, чтобы его никто не надул на беговой дорожке, как это время от времени случалось. Особенно памятное событие случилось вскоре после того, как Найтс Дачес столь необычным образом победила в Рокингэм-Парк. Он заявил, что это первый и единственный случай, когда он намеренно велел жокею придержать лошадь.

Я не хотел этого делать, но иного выбора у меня не было. Если бы я позволил этому парню надуть меня, то об этом тут же пошли бы слухи, и тогда на меня все бы набросились, как шакалы. Таковы неписаные законы мафии. Этого парня звали Чарли. Он занимался производством мебели, и все ребята, включая Тони Бендера, покупали у него мебель, потому что цена была приемлемая. Потом он попал в какую-то неприятную историю, и Тони Бендер одолжил ему около 15 тысяч долларов. Естественно, под залог его имущества.

Примерно в это время Чарли пришел ко мне и сказал, что у него есть много людей, которые готовы сделать за него ставки в тотализаторе, если он точно узнает, какая лошадь поедет. Половина выигрыша — ему. Он попросил сказать, когда будет готова Найтс Дачес. Он велит поставить на нее, и если она победит, он поделится со мной.

Что же, идея хорошая, подумал я. Тренер уже заявил Найтс Дачес в одну из скачек, где ее шансы выглядели неплохо. Я сказал об этом Чарли, он говорит: «Давай!» Я прихватил с собой свою подружку Лауру и еще одну девчонку, Элен, для него. Мы собирались хорошо повеселиться и заколотить немного денег.

Утром перед скачками я почуял что-то неладное. Мы были в гостинице, в мой номер пришла Элен. Я спрашиваю, где Чарли, а она говорит, что он спустился в вестибюль; ему нужно кое-куда позвонить. Я не понял, почему же он не стал звонить из своего номера, и велел Элен спуститься вниз и постараться разузнать, что к чему. Она вернулась и сказала, что он звонит беспрерывно каким-то людям и велит делать ставки на Найтс Дачес.

Я никак не мог понять, что же происходит, но скоро все встало на свои места. Когда мы ехали на ипподром, Чарли все время спрашивал: «А ты уверен, что она придет первой?» Я отвечал, что Найтс Дачес — верняк, разве что она, Господи упаси, вдруг сломает ногу. И тут, на ипподроме, он говорит: «Джо, я не буду никому звонить. Я чувствую, что мне сегодня не повезет».

Вот здесь-то я все понял. Он просто решил прикарманить обещанные мне деньги и сам получить всю долю выигрыша от своих людей. Я побежал к тренеру, рассказал, в чем дело, и предложил проучить этого недоумка. Тренер сказал, что они с жокеем обо всем позаботятся, мне не о чем волноваться. Я сообразил, что помимо остальных, Чарли должен был позвонить и Тони Бендеру. Не было никакой необходимости на ровном месте нарываться на Тони, поэтому я позвонил ему и предупредил, чтобы он не ставил на Найтс Дачес.

После этого я спокойно вернулся на трибуну, сел на место и стал ждать. Я с трудом сдерживал смех, глядя на Чарли. Найтс Дачес даже не вошла в основную группу и, по-моему, пришла последней. С Чарли пот катил градом, он вскочил и, ни слова не говоря, убежал. Я пошел за ним: он сидел в баре, названивал куда-то по телефону, потом выпивал рюмку и снова звонил. Я понял, что будет дальше. И точно, — когда он вернулся, рожа у него была красная, как помидор, он заорал:

— Ты звонил Тони Бендеру?

— А как же? Обязательно. Просто я забыл тебе сказать.

Тут-то я ему все и выложил. Рассказал обо всем, что я сделал; мне показалось, что он готов броситься на меня с кулаками. Мне этого очень хотелось. Я бы ему башку снес. Но он скис и стал хныкать:

— Я все деньги в это вложил… Всем велел сделать ставки… Что мне теперь делать?

— Чарли, — ответил я, — ты собирался кое-кого трахнуть. А трахнули тебя самого.

Хотя лошади Валачи, особенно Найтс Дачес, выиграли несколько скачек, он понемногу стал терять к ним интерес: с началом войны общая экономическая ситуация в стране осложнилась. «Я имею в виду ту войну, — поспешил он уточнить, — когда нас бомбили япошки, а не наши разборки в «Коза ностре».

Непосредственное влияние этого события на жизнь Валачи состояло в том, что ему пришлось отказаться от своего решения держаться подальше от мафиози. К этому времени он продал свою долю в ресторане «Пэрэдайз», на углу 110-й улицы и Восьмой авеню, так как «люди в округе поменялись; приехали черные, а им не нравится наша кухня». После этого в руках у Валачи остались «лотерея», ссудная касса и пошивочная фабрика. Из всех его предприятий только швейный цех, который изменил свой профиль и взял военные заказы, выиграл от изменения ситуации.