Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца

В борьбе за психологическую инициативу важно, чтобы противник помимо игрового давления чувствовал и как бы физическое давление. С этой целью некоторые шахматисты после сильных и порою неожиданных ходов часто, даже неосознанно, бросают «пытливый взгляд» на противника. Такой взгляд, если достигает цели — глаз противника, мешает ему думать, отвлекает от игры. Вспомним, что половину матча в Багио Корчной играл в зеркальных очках, чтобы лишить Карпова его любимого занятия — стоять над столом и смотреть в упор на противника. Кстати, в матчах Карпова с Каспаровым также эпизодически происходили перестрелки глазами, и это печально, ибо такие действия не соответствуют духу игры. Перехват взгляда — творчество Зухаря, его рецепт, который был использован Карповым.

Но вернемся к московскому матчу. Особенно памятна мне 17-я партия. Мы с Зухарем пришли в тот пасмурный день к началу поединка. На сцене все было как всегда: Корчной обдумывал ход, в руках у него были индийские четки, и он медленно перебирал их. Появление четок у Корчного — шахматиста легко возбудимого, с высокой потребностью к движениям во время игры — давало основания считать, что с ним работает опытный психолог (это был Рудольф Загайнов, известный специалист в области спортивной психологии).

Поначалу партия складывалась для Карпова неудачно. Он слабо разыграл дебют и уже к 13-му ходу получил тяжелую позицию, по мнению М. Ботвинника, комментировавшего эту партию,— проигранную. Однако Корчной играл не лучшим образом и постепенно упустил преимущество. К 30-му ходу возникла равная позиция — как говорится, кругом ничья. Казалось, что противники вот-вот заключат мир. В связи с чем я предложил Зухарю направиться домой — жили мы по соседству. Но он отказался, заметив, что всякое еще может случиться... Мы остались в зрительном зале, и действительно, через несколько минут Корчной грубо ошибся. Он сделал вдруг ужасный проигрывающий ход конем и потерпел поражение.

Володя остался доволен исходом партии. Я же терялся в догадках. На прямой вопрос, каким образом он прогнозировал происшествие в этой партии, Володя мне не отвечал, лищь отшучивался. Но я был настойчив, и он наконец сказал: «Подумай, какая была сегодня партия». Тогда я догадался семнадцатая. Цифра 7 особая — «магическая», ее человек предпочитает другим. Вероятность того, что из первых десяти чисел натурального ряда человек напишет или назовет ее более чем в два раза выше любого другого числа. Итак, Зухарь внушал Карпову, создавал установку, что семерка — цифра победная, и он должен до конца с максимальным напряжением играть партии 7, 17, 27-ю...

Примечательно, что Корчной в «Антишахматах» указал на затруднения, которые возникли у него в Багио именно в этих поединках (в 7-й партии он едва ушел от поражения, а 17-ю и 27-ю проиграл).

По-видимому, установка на это «число предпочтения» действовала у Карпова и в последующих матчах. В первом матче с Каспаровым он выиграл 7-ю и 27-ю партии, в третьем — 17-ю, а в последнем их единоборстве (1990)— и 7-ю, и 17-ю! Есть о чем поразмыслить психологам!

Итак, за кулисами московского матча Карпов — Корчной находились психологи —- Владимир Зухарь и Рудольф Загайнов. Об их деятельности тогда почти никому не было известно... (Ирония судьбы: с осени 1990 года профессор Загайнов стал личным психологом Карпова.— Ред.)

В 1978 году в Багио таинственный «доктор Зухарь» вышел из-за кулис. Корчной впервые заметил его на 4-й партии. Зухарь пытливо, настойчиво, «гипнотизирующе» смотрел на Корчного. Столь откровенно неприличное поведение доктора медицины было зафиксировано корреспондентами на многих фотографиях. В западной прессе писали о знаменитом экстрасенсе, телепате-гипнотизере профессоре Зухаре, который оказывает воздействие на Корчного, мешает ему играть.

На мой взгляд, шахматист высокого класса просто обязан выработать высокую помехоустойчивость к возможным внешним воздействиям, неблагоприятно влияющим на мышление во время игры. Корчной должен был бы спокойно и презрительно не замечать той грязной возни, которую нацеленно организовало против него руководство делегации Карпова.

По возвращении с Филиппин Зухарь рассказывал мне, что в Багио, впрочем, как и ранее в Москве, он главным образом стремился помогать Карпову сохранять силы для игры. В частности, предупреждать, исключая прием снотворных лекарств, бессонницу, которая во время длительных соревнований бывает у многих шахматистов. Профессиональные навыки Владимира Петровича — способность внушением приводить пациента в сонливое состояние, способность выступать в роли Шахарезады, усыплявшей своими сказками всесильного шаха?— помогали избегать бессонницы утомленному Карпову.

Зухарь был человеком военным, и поэтому для него поставленная задача — всеми средствами помочь Карпову выиграть — была приказом. Он выполнял ее старательно и бездумно, как бы не ведая, что творит. У французов есть поговорка, давно ставшая афоризмом: «Обстоятельства выше нас». Это не всегда справедливо — обстоятельства выше слабых людей. Сильные духом люди, а их, к сожалению, немного, сильней обстоятельств...

p. S. С Володей Зухарем мы были дружны, и обычно в канун Нового года у меня в квартире раздавался его звонок... Несколько лет Зухарь не звонит. Говорят, что он часто болеет. Очень жаль. Вероятно, ему, как человеку совестливому, тяжелы воспоминания о роли, которую ему довелось сыграть в историческом поединке в Багио.

Из еженедельника «Спорт. Человек. Время» (Санкт-Петербург) №№ 17—19, 1991

Что ж, теперь мы знаем, «зачем нужен психолог». Но зачем нужно было столько лет удерживать в СССР жену и сына Корчного? В своих книгах Карпов обходит этот деликатный вопрос стороной, зато не скупится на недостойные намеки в адрес Корчного и фрау Лееверик. И, разумеется, щедро делится с читателями подробностями собственной биографии:

«В 1979 году многое изменилось в моей личной жизни. На VII Спартакиаде народов СССР я в последний раз выступал за команду Ленинграда. Обстоятельства требовали моего переезда в Москву, где живет ставшая моей женой Ирина Куимова и где был организован журнал «64 — Шахматное обозрение», главным редактором которого меня назначили. Не остались забытыми и научные дела. Я стал сотрудничать в Московском государственном университете на кафедре политической экономии...

В том же году произошли еще два очень радостных события в моей жизни: я вступил в Коммунистическую партию Советского Союза и у меня родился сын Анатолий» («В далеком Багио»).

Эм. Штейн. Открытое письмо А. Карпову

Когда русские эмигранты — поэт Потемкин и доктор Кан — предложили ФИДЕ в 1924 году девиз «Gens una sumus» («Мы — одна семья»), они свято верили в то, что шахматисты планеты создадут свое братство, вечное, как и сама игра. Несмотря на определенную девальвацию девиза, он, однако, и по сей день сохранил свою притягательную силу.

Возможно, поэтому многомиллионные поклонники черно-^елых армий на разных меридианах и широтах мира с радостью встретили недавнюю информацию телеграфных агентств о том, что у Вас родился сын-первенец,— понятно: счастье чемпиона разделяется всеми, кому дороги шахматы. К сожалению, радость эта была омрачена полярным сообщением — в Москве был арестован и судим Игорь Корчной, сын-первенец второго гроссмейстера мира. Возникла почти шахматная ситуация: одна фигура взошла на доску, другую же сбросили в ящик. Тут, пожалуй, уместно было бы прекратить метафорические аналогии, если б Игорь действительно не был на два с половиной года запрятан в «ящик» и его жизни не угрожала прямая опасность. Игорь Корчной подвергся расправе только за то, что рискнул воспользоваться нашим «Gens una sumus», за естественное желание быть со своим отцом.

Пресса многих стран мира пестрит всевозможными петициями политических и общественных деятелей, направленными на защиту невинного юноши. Советские влас i и пока, увы, остаются глухи к этим призывам. Я глубоко убежден, что Вы, Анатолий Евгеньевич, сегодня, пожалуй, единственный человек, который может спасти Игоря и способствовать воссоединению отца с сыном; уверенность эта и подсказывает адресата обращения.