Герои 1863 года. За нашу и вашу свободу

Через Рольского Падлевский устанавливает связь с руководителями и активом варшавского подполья, насчитывающего уже около двадцати тысяч человек. В течение нескольких дней он знакомится с руководителями отделов, на которые делится варшавская повстанческая организация, с так называемыми ок-ренговыми, возглавлявшими конспиративные округа (в каждом отделе было по два-три округа), с некоторыми из 'сотских и десятских. В большинстве своем это опытные и энергичные конспираторы, рвавшиеся в бой и требовавшие от ЦНК решительных действий. Нелегко было завоевывать их доверие новому человеку, недостаточно знакомому с местными условиями. Большую помощь Падлевскому оказывал Рольский. Сыграло роль также то, что в конспиративных кругах скоро узнали о его старой дружбе с Домбровским — это было самой лучшей рекомендацией для нового начальника города.

Значительно быстрее и легче вошел Падлевский в круг вопросов, связанных с военной организацией. По поручению ЦНК Шварце, ведавший после ареста Домбровского сношениями с военной организацией, начал было представлять Падлевскому руководителей входивших в нее кружков, но оказалось, что в этом нет надобности, так как большинство из них было ему знакомо по Петербургу. Знал он и Потебню, который возвратился из Лондона вскоре после приезда Падлевского. Однако узнать Потебню Падлевский смог только по голосу: в монашеском одеянии, с большой окладистой бородой, он стал совершенно неузнаваемым. Очень помог Падлевскому своими советами и знакомствами Сераковский, задержавшийся ненадолго в Варшаве по дороге в заграничную командировку.

Среди других петербургских новостей, которые привез Сераковский, очень важным было известие об окончательном оформлении общероссийской революционной организации — тайного общества «Земля и Воля». Руководящий центр общества назвался Русским центральным народным комитетом, в который вошли А. А. Слепцов, Н. Н. Обручев, Н. И. Утин, В. С. Курочкин, Г. Е. Благосветлов. Хотя существующие кружки очень разнородны по численности, дееспособности и политической окраске, стремление к единству так велико, что «Земля и Воля» уже представляет собой немалую силу.

Беседы с Сераковским помогли Падлевскому уяснить первоочередные задачи ЦНК в создавшейся обстановке. Одна из них, занимавшая и ранее видное место, выдвинулась на первый план в связи с рассказами Сераковского о «Земле и Воле».

Чем более крепли конспиративные организации в Польше, чем дальше заходила подготовка к восстанию, тем яснее становилась необходимость тесного сотрудничества всех революционных сил, независимо от их национальной принадлежности. Падлевский видел, как понимание этого неуклонно пробивало себе путь в Лондоне и в Париже. Приехав в Варшаву, он убедился в том, что сотрудничество фактически уже осуществлялось, в частности в студенческих и военных организациях. Вопрос об оформлении русско-польского революционного союза явно назрел и стал неотложным.

В массах рядовых членов варшавской организации стремление к союзу было так велико, что некоторые деятели умеренного крыла партии красных, выступавшие раньше против сотрудничества с русскими революционерами, теперь вынуждены были либо высказаться за союз, либо помалкивать В ЦНК самыми горячими и последовательными сторонниками русско-польского сотрудничества являлись Падлевский и Шварце, наиболее влиятельным противником — Тиллер. Однако вскоре Тиллер вынужден был изменить свою позицию. В связи с этим ЦНК смог принять решение о необходимости переговоров с русскими революционерами. Сразу же возник целый ряд весьма существенных практических вопросов: с кем именно вступать в переговоры, кого уполномочить для их ведения, а самое главное — какую политическую программу следует отстаивать в ходе переговоров, какие области сотрудничества считать особенно важными.

Сведения, привезенные Сераковским, не оставляли сомнения в том, что переговоры следовало вести с «Землей и Волей». Но Русский центральный комитет только возник и, действуя в подполье, еще не выявил своей программно-тактической линии. Напротив, программа издателей «Колокола» была широко известна и встречала понимание в Польше; между редакцией «Колокола» и партией красных уже имелись личные контакты, в частности через Падлевско-го, ставшего членом ЦНК- Потебня от имени военной организации выразил готовность оформить союзные отношения с партией красных. Но он настаивал на предварительном согласии издателей «Колокола» и на том, чтобы они стали чем-то вроде арбитров во взаимоотношениях партии красных с военной организацией. Все это обусловило решение ЦНК сначала провести переговоры в Лондоне, а потом продолжить их в Петербурге. В долгих и горячих спорах было принято письмо издателям «Колокола», содержащее политическую платформу ЦНК. Для переговоров уполномочили Падлевского и Гиллера. Первый из них представлял позицию левого крыла партии красных, второй был выразителем взглядов и настроений ее правого крыла.

Находясь на легальном положении и имея благовидный предлог для поездки за границу, Гиллер без больших трудностей получил заграничный паспорт. Падлевский прибыл в Варшаву по чужому документу, которым его снабдили друзья в Пруссии. Опасаясь, что для новой поездки этот документ может оказаться непригодным, Падлевский обратился за советом к Шварце, который обладал большим опытом в этой области и имел в подчинении соответствующих специалистов. Шварце нашел документы Падлевского вполне надежными. Однако он счел своим долгом познакомить очень понравившегося ему нового члена ЦНК с «паспортной частью» подведомственной ему канцелярии Комитета. Были извлечены из тайникой' и показаны Падлевскому; набор бланков царских учреждений, факсимильные воспроизведения подписей крупных сановников, коллекция различных сортов гербовой бумаги и многое другое. С особой гордостью Шварце продемонстрировал в действии подвижную печать для скрепления фальшивых паспортов. Она была устроена так, что, переменяя буквы в названии местности, можно было получить тексты, годные для документов из любого населенного пункта в русской части Польши. Сделал эту очень нужную вещь член организации — искуснейший мастер Варшавского монетного двора.

Боясь навлечь на себя подозрения в случае ареста Падлевского, Гиллер уехал раньше его. Он ничего не сказал о своем маршруте и назвал только лондонскую гостиницу, в которой они должны были встретиться в условленное время. Падлевского, решившего ехать через Краков, до вокзала проводил Потебня, который представлял в будущих переговорах Комитет русских офицеров. Потебня должен был выехать в тот же день, но по другой, более знакомой ему дороге через Берлин, Гейдельберг, Брюссель. Они договорились поддерживать друг друга в том случае, если в Лондоне позиция Гиллера создаст опасность провала переговоров.

Задержавшись ненадолго в Кракове, Падлевский поспешил в Париж, желая посоветоваться с находившимся там Сераковским. Он нашел Сераковского у его оренбургского соизгнанника Бронислава Залесного, эмигрировавшего из России.

Из того немногого, что Сераковский смог выска-вать в присутствии непосвященных лиц, была видна его осведомленность о содержании и задачах предстоящих переговоров. У Падлевского создалось даже впечатление, что Сераковский уполномочен заменить Николая Обручева, делегированного на переговоры из Петербурга, но почему-то не сумевшего приехать. Во всяком случае, Сераковский просил Падлевского передать Герцену, что позиция петербургских офицерских кружков совпадает с позицией левицы партии красных и Комитета русских офицеров в Польше.

Несколько раз Сераковский напоминал, что без

последовательного демократического решения крестьянского вопроса невозможны ни освобождение Польши, ни прочный союз между польскими и русскими революционерами. Сожалея, что не может ехать вместе с Падлевским, Сераковский высказывал надежду, что ему еще удастся выбраться и они встретятся в Лондоне.

И вот переговоры идут. Маленький второразрядный пансион для холостяков на тихой окраинной улице английской столицы. В комнате шестеро: Герцен, Огарев, Бакунин, Потебня, Падлевский, Гиллер. Иногда присутствует седьмой — Милёвич, которому было предоставлено лишь право совещательного голоса. «Что сказали бы вы, — вспоминал Герцен пол-года спустя, — если б несколько месяцев тому назад кто-нибудь показал бы вам [...] шесть человек, тихо беседующих возле чайного стола, и прибавил бы: «Вот эти господа решились разрушить равновесие Европы». Тут не было ни Гарибальди, ни Ротшильда. Совсем напротив, это были люди без денег, без связей, люди, заброшенные на чужбину волей, а вдвое того неволей. Один из них только что возвратился из каторжной работы [Гиллер], другой шел туда прямой дорогой [Падлевский], третий сам оставил Сибирь [Бакунин], четвертый бросил свой полк, чтоб не быть палачом друзей [Потебня]».