С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки»

При распределении служебных обязанностей я спросил Лазуренко, в каком взводе он хотел бы быть и какую работу выполнять.

— Работу, как и жизнь, я себе никогда не подбирал и не подбираю, — ответил он и, подумав, добавил: — Какое дело дадите мне в руки, то и делать буду со всем старанием и сколь сил хватит. Миномет я знаю, стрелять из него умею, а вот с конями вожжаться мало приходилось. Все больше с техникой. Трактора, комбайны, плуги, сеялки…

— Если я назначу вас помощником командира взвода, как на это посмотрите?

— Отказываться не стану. Только не подвести бы вас. В бою я еще не бывал, командовать военным народом тоже не доводилось. Как оно пойдет?

Я назначил Лазуренко помкомвзвода в третий взвод. И скоро убедился: дело старший сержант знает хорошо, с людьми умеет ладить, добр к ним и доверчив. В бою, какая бы трудная обстановка ни складывалась, головы не терял, наоборот, своим спокойствием вселял уверенность и в других. Он делал работу. И искал этой работы. Когда батарея ведет бой, место помкомвзвода в ближнем тылу. Под его командой и ответственностью находятся все коноводы и ездовые с их хозяйством — лошадьми, повозками, боеприпасами. Там Лазуренко был распорядительным хозяином. Но его тянуло к боевой работе, к «огоньку». Он тихо радовался, когда случалось в бою заменять командира взвода.

Однажды — было это в Кизлярских бурунах — во время короткого затишья Лазуренко пришел ко мне с необычной просьбой.

— Товарищ гвардии старший лейтенант, разрешите мне сходить на охоту.

— На какую охоту?

Время зимнее, перед носом противник, зверья в районе боевых действий нет и вдруг — сходить на охоту. Что за выдумка? Я только собрался выговорить об этом Лазуренко, как он повторил свою просьбу, уточнив ее.

— За фрицами, товарищ старший лейтенант.

— Вы снайпер, что ли?

— Не скажу, что снайпер, но десяток-другой фрицев, думаю, смогу послать на тот свет. — И он объяснил суть своей охотничьей затеи: — Значит, так: беру миномет, заряжающего и наводчика, какое-то количество мин, выдвигаюсь за наш передний край в укромное местечко, маскируюсь, наблюдаю и жду. Появляется подходящая цель — накрываю ее…

Основательно все продумал Иван Николаевич. И время, когда выходить на охоту, откуда вести наблюдение, и «укромное местечко» подобрал — подбитый немецкий танк перед позициями четвертого эскадрона.

— Так как, товарищ старший лейтенант? — ожидая ответа, спросил старший сержант.

— Готовься к охоте, Иван Николаевич! — говорю ему.

Я немало поволновался, когда Лазуренко с минометом и двумя казаками ушел на первую охоту, боялся: погубит себя, казаков, миномет. Но проба оказалась более чем удачной. Охотник выследил и накрыл машину, полную гитлеровцев. Потом на такую охоту Лазуренко ходил много раз: и на Кальмиусе, и под Орлянском, и под Корсунью — и всегда удачно. Казаки любили Лазуренко.

На батарее как поветрие распространилась мода меняться вещами: часами, портсигарами, кисетами, мундштуками.

— Махнем не глядя?

— Махнем.

На этом «маханье» хитрюги надували людей простодушных и доверчивых. Попался на удочку и Лазуренко, однажды «промахнув» именные часы на луковицу, обыкновенную огородную, с цепочкой.

Голь на выдумки хитра, как гласит русская пословица. До чего только не додумается русский мужик. Изобретательству его, наверное, нет предела. Вспоминается находчивость сержанта, водителя легковой автомашины, в бою на крымском фронте. Когда я лежал, полуголый, на косе Чушка, после переправы через Керченский пролив, то с удивлением смотрел, как к берегу по воде пролива подошла легковая автомашина, поднимавшая столб брызг крутящимися задними колесами, гнавшими машину вперед. В пришвартовавшейся к берегу машине сидело два человека — водитель-сержант и справа от него полковник. Полковник открыл ветровое стекло и попросил столпившихся около этого чуда солдат вытащить их из воды. Его просьба была выполнена солдатами с удовольствием, автомашина была мигом вынесена на берег. Из машины вышли пассажиры, а потом водитель отвязал из-под передка пустую бочку и две из-под заднего моста и снова попросил солдат помочь ему снять машину с этих поплавков, а затем они оба сели в машину и уехали в сторону Темрюка.

Сержанты, сержанты! Рассказываю сейчас вот о них, и, как видение, все они стоят перед глазами — Алексей Рыбалкин, Павел Марченко, Сергей Пахоруков, Николай Ежов, Иван Литвин, Василий Поляков, Николай Малый, Никифор Комаров, Иван Лазуренко и многие, многие другие. За годы войны немало их прошло через батарею. Одни по ранению убывали в госпитали и не возвращались, других хоронили в братских могилах, с третьими продолжали рядом шагать по новым дорогам, прорываться в новые рейды. Умелые и стойкие воины, учителя и воспитатели, они всегда были крепкой опорой командиров взводов, батарей и эскадронов, и от них, прежде всего от них, зависела наша боеспособность. Надежные люди!

Мы готовились к штурму Волновахи. Город этот — важный железнодорожный и шоссейный узел, и немецко-фашистское командование превратило его в сильный опорный пункт. Штурмовать его будет наша 11-я гвардейская казачья дивизия, усиленная артиллерией и танками. Создан головной отряд. В нем — по эскадрону из каждого полка, батарея противотанковых пушек, минометная и рота танков.

В ночь на 10 сентября все казачьи полки дивизии подошли к юго-восточной и южной окраинам города и затаились. В городе действовала лишь разведка. На рассвете внезапным ударом на юго-восточную окраину ворвался головной отряд и эскадроны братского 39-го полка. Смяв оборону немцев, казаки начали продвигаться в глубь города. Вступили в бой эскадроны 41-го полка и нашего 37-го. Потом подошли танкисты. Гитлеровцы дрогнули и начали отходить на запад. К полудню город был полностью в наших руках. Казакам стало известно, что у врага захвачены очень большие трофеи.

Многие казаки-гвардейцы отличились в этом бою. Среди отличившихся снова был первый, сапуновский, эскадрон. Выйдя из боя в городе и обойдя его, Сапунов повел своих конников на перекрытие дороги отступающему противнику. Эскадрону удалось это сделать. Более того, в пяти-шести километрах от города он захватил хутор Карловку, оседлав дорогу, ведущую на Запорожье. Казаки здесь быстро заняли круговую оборону. Ни в штабе полка, ни в штабе дивизии сразу даже не поверили в сапуновское донесение о захвате хутора.

Гитлеровцы не могли примириться с потерей Волновахи. 11 сентября, едва только рассвело, над городом и железнодорожной станцией появились вражеские бомбардировщики. Они шли волнами. Бомбежка была лютая, она продолжалась в течение часа. Пылал город, пылала станция. Начали рваться боеприпасы в эшелонах. Они разносили в щепки строения самой станции и близлежащие жилые кварталы. Братские полки понесли значительные потери и в людях, и в лошадях. Наш 37-й полк, находясь на хуторе Карловка, бомбежки избежал.

В это утро по чистой случайности остался жив командир нашего полка подполковник Беленко. Вызванный в штаб дивизии, в городе, на железнодорожной станции, он попал под бомбежку. С командиром полка ехал помощник начальника штаба капитан Никифоров. Лошадь под Беленко сразу убило. Тем бы, наверное, кончилось и для самого Давида Амвросиевича, если бы не Никифоров. ПНШ-2 сильным толчком сбил Беленко под бок убитой лошади, а сам упал на него. Не очень надежное, а все-таки прикрытие. Никифорова тяжело ранило. Беленко отделался легким испугом.

Бои продолжались. Всякий раз они были очень похожи один на другой. И всякий раз чем-то не похожи. Воевать нам теперь стало легче и трудней. Легче потому, что наступать приятнее, чем отступать, что возросло наше вооружение, что прибавились наши силы и умение. А труднее потому, что отходящий враг оставляет за собой выжженную землю с разрушенным транспортом и наши тылы и базы снабжения постоянно отстают, что драться приходится за большие села и малые хутора, за каждую высотку, рощицу, выселок, за каждую реку и речку.

…Бой за хутор Малую Токмачку складывался странно. Случилось так, что мы, минометчики, оказывались впереди наступающих эскадронов. А тут появились танки. И быть бы нам под гусеницами, если бы не подоспели и дружно не ударили по танкам наши друзья-пушкари. Но самое главное, что в такой обстановке, когда по батарее били и пехота, и танки, потери мы понесли ничтожно малые. Были убиты два сержанта из нового пополнения — Иван Васильевич Куликов и Иван Степанович Шуваев. Впрочем, во время боя был убит только Куликов, а Шуваев погиб уже после боя, когда батарейцы перекуривали. А произошло это так.