Сигрид Унсет. Королева слова

Газетная полемика предоставила Сигрид Унсет счастливую возможность снова взяться за меч и подробнее разъяснить свою точку зрения. По ее твердому убеждению, сексуальное воспитание, лишающее половую жизнь «мистического очарования», является «насилием над детским целомудрием»: «как раз потому, что мистическое не является естественной характеристикой половых отношений, мы и создали эту тайну из всей земной грязи и вознесли ее выше звезд» [246]. На ее взгляд, неведение вряд ли становится причиной катастрофы: «К сожалению, мне известно о довольно многих жизнях, разрушенных чувственностью, но ни в одном случае причиной тому, прямо или косвенно, не было неведение относительно опасностей, что таит в себе сексуальность».

Дискуссией заинтересовались и газеты в Осло. 24 апреля 1914 года «Тиденс тейн» опубликовала последний ответ Унсет доктору Херлофсену под заголовком «Насилие над детским целомудрием», где писательница вновь обращается к своему личному опыту: «Я лично была знакома с физически развитыми восемнадцатилетними девушками, которые имели весьма слабое представление о сексе, — и детьми одиннадцати-двенадцати лет, обладавшими болезненной чувственностью и, судя по всему, безнадежно развращенными с точки зрения морали» [247].

Разделавшись с противниками, Сигрид Унсет решила заняться двумя важными для нее задачами. Во-первых, вспомнить о личной жизни, что в последнее время ушла в тень, и провести весну со Сварстадом в Париже и, во-вторых, вернуться к творчеству. Рукопись нового романа росла и обещала превзойти в размерах все до сих пор написанное. Писательница собиралась назвать книгу «Весна» — прекрасное слово для любых начинаний и особенно значимое для ее нового повествования.

А в ее жизни, казалось, все только начиналось. «Я ужасно скучаю по мужу», — писала она своим торопливым почерком, и эта тоска выдает, что без него ей и весна не весна. Он уже три месяца в отъезде [248].

Наконец-то она собралась написать Дее. Прошло больше года с тех пор, как она отправила последнее письмо подруге. Тогда она наметила планы на будущее: переселиться за город, завести дом, сад, собаку и кур, и прежде всего — ребенка. Можно сказать, что ей удалось осуществить свою программу в рекордные сроки. Однако новая жизнь оказалась исполненной противоречий, а они возникали все чаще. «Ах — никогда не думала, что замужество такая трудная штука! Хозяйство, уход за ребенком, к тому же надо присматривать за падчерицами и пасынком — и еще я выступала весной с докладом (и получила массу удовольствия), а потом участвовала в бурной газетной полемике» [249].

Как раз той весной Сигрид Унсет обнаружила, что две ее главные привязанности находятся в неразрешимом конфликте: любовь заставляла ее стремиться к мужу, в то время как материнский долг повелевал оставаться с ребенком. Она сама была поражена, когда поняла, что разрывается между мужем и сыном. Дее она рассказывает, что уже три месяца как в разлуке с любимым, но: «Конечно же, я не могу надолго оставить малыша Андерса одного». Без мужа тоже тяжело: «Через две недели я поеду за ним» [250]. Сигрид планировала передать сына на попечение матери и пожить несколько недель со Сварстадом, но заранее переживала вынужденную разлуку с маленьким: «Как жаль, что приходится выбирать между одним и другим». Возможно ли было повторить их со Сварстадом первую, запретную, весну в Париже?

Казалось, супругов снедало беспокойство. Потому что вскоре они направились прямиком домой, намного раньше, чем планировали, и даже не стали встречаться с Деей в Копенгагене, как изначально предполагала Сигрид. Дома же малыш Андерс выказал матери свое недовольство — какое-то время отказывался ее замечать. Но потом он снова превратился в «избалованного маменькиного сыночка», яростно защищавшего свои права на мать от конкурентов, будь то Сварстад или сестры: «Он набрасывается на них со своими маленькими кулачками и кричит: „Мама — мое, мама — мое!“» [251]

Времени на работу над рукописью катастрофически не хватало. Писательница задумывала широкую панораму событий и характеров, и вновь вела своих героев к полному краху. Допустит ли она на сей раз, чтобы любовь одержала победу? Простые отношения, всепоглощающая страсть. Снова любовь грозит опасностями. Помимо знания о судьбоносной amour passion, теперь она обладала и новым опытом, который нельзя было приобрести из книг. Это был опыт чувства сильнее страсти и сильнее чувства долга, чувства, что, например, заставляет человека покинуть любовное гнездышко в Париже.

«Родители были настолько поглощены своими страстями, что им было не до детей, не до семейного очага, который они сами когда-то создали» [252] ^{24}, — писала она о родителях Торкильда и Акселя, в то время как сама она не сомневалась, что уж у нее-то все будет по-другому. Ее ребенок для нее важнее тоски по мужу. Это было последнее открытие, которое она сделала в Париже. В «Весне», используя различных персонажей и разные углы зрения, писательница вновь возвращается к характерным для своего творчества темам: самоубийству, катастрофическим супружеским изменам, рождению нежеланного и мертвого ребенка.

Унсет карает главного героя, Торкильда, венерической болезнью — за то что он следует своим инстинктам. Не избегает наказания и другая главная героиня, Роза Вегнер, — за неспособность к любви, за неспособность следовать своим инстинктам. «И он понял, что и та, которую он страстно любит, ее красота, доброта, свежесть, были такими же реальными и земными, как и все невзгоды в его собственной жизни» [253] ^{25}. Мрачную и пессимистическую атмосферу нарушают лишь столь любимые Сигрид Унсет описания природы, переносящие читателя на берега речки Гаустадбеккен, во всю ту красоту, что в свое время разбудила ее собственное эстетическое чувство: «На одном из уступов холма он бросился на землю, зарылся лицом в белый ковер фиалок и прижался губами к пахучей благоухающей земле. Он никогда не догадывался раньше, что вся красота, существующая в мире, заключена в телесном, в ощущениях, которые нужно завоевывать» [254] ^{26}. И с тем же безошибочным инстинктом, позволяющим ей описать радость человеческой плоти, тянущейся к солнцу, она показывает обнаженного Торкильда, медленно плывущего к скалам. Этим романом Унсет хотела закрепить свою репутацию писателя, умеющего воссоздавать чувственные ощущения.

Дома ее положительных героев всегда полны света и цветов — судя по всему, эстетика в оформлении домашнего очага столь же важна для Унсет-литератора, сколь и для Унсет — «буржуазной домохозяйки» из Ши. В определенном смысле такую идеальную фигуру автор создает в образе матери Розы, фру Вегнер: «И все, что было в ее доме, несло отпечаток роскоши и аристократичности, блеска, проистекающего от ее духовного богатства, блистательной фантазии и потрясающей силы воли» [255] ^{27}. Фру Вегнер — женщина, последовательная в решениях и поступках: «Этот мужчина, ставший отцом ее ребенка, и остался для нее единственным, потому что их отношения, в результате которых явилось на свет ее дитя, были для нее, не могли не быть единственно значимыми» [256] ^{28}. Однако в ее характере есть черты, не позволяющие ей превратиться в скучное воплощение всех добродетелей, — в чем-то она сродни женщине, что не так давно выступала с трибуны Студенческого общества: в своих воззрениях фру Вегнер «строго консервативна и головокружительно радикальна» ^{29}.