Пережитое

Это уже было слишком. Но я сдержался и рассказал Герасименко, как ответил на подобный упрек члена Военною совета армии командир нашей 55-й стрелковой дивизии подполковник Тер-Гаспарян:

- Вы же знаете, что Пропойск и Чериков обороняют танковая и моторизованная дивизии, пользующиеся сильной поддержкой авиации. А мы на Пропойск наступаем пехотой без танков и авиации, без противотанковой и зенитной артиллерии, без противотанковых мин. Ночью мы захватим Пропойск, а утром удержать нечем. Вот если бы кто из нас обладал такой силой, как философ Хома Брут из повести Гоголя "Вий": ворвался бы в Пропойск, провел вокруг города черту, и никакая нечистая сила через тот круг не проникла бы.

Герасименко криво улыбнулся и заговорил уже более спокойно:

- Вступая в командование тринадцатой армией, я предложил начальству недурной план разгрома противостоящего вашей армии противника. Корпуса генералов Жадова и Попова вместе с механизированным корпусом Кривошеина одновременно нанесут удар с юго-востока, а тринадцатая армия корпусами комдива Магона и генерала Бакулина жиманет с северо-запада. Шестнадцатого июля я даже отдал приказание Бакулину отводить корпус из Могилева к реке Проня, но на следующий день получил вот эдакое послание от Верховного Главнокомандующего.

И он положил на стол телеграмму. Это была очень лаконичная директива: "Герасименко. Могилев под руководством Бакулина сделать Мадридом".

- Что ж, - сказал я, пробежав телеграмму глазами, - если корпус Бакулина успел построить вокруг Могилева кольцо оборонительных сооружений, он может сыграть видную роль во вражеском тылу.

Герасименко опять нахмурился и ничего не ответил мне.

Расстались мы гораздо теплее, чем встретились. Пожимая мне руку, Герасименко сказал на прощание:

- А Пропойск вы все же должны взять. К северу от него много еще не вышедших из окружения частей тринадцатой армии...

Возвращаясь к себе, я заехал на командный пункт генерала Попова. Он доложил результаты последних атак на Чериков и данные о числе людей, вышедших из окружения, а потом пошутил:

- Вот вы, Леонид Михайлович, прекрасно ведь знали, что под Брестом я потерял свои часы, но всегда делали вид, будто вас это не касается. А командарм-тринадцать Герасименко заглянул ко мне сегодня в первый раз и, как только узнал, что у меня нет часов, сразу подарил свои...

- Значит, быть вам под его началом! - парировал я.

И пророчество мое сбылось.

В те дни Западный фронт основные свои усилия и внимание сосредоточил на сражении, разыгравшемся у стен Смоленска. Руководить войсками левого крыла, действовавшими на реке Сож, под Бобруйском и в районе Мозыря, командованию фронта становилось день ото дня труднее. Исходя из этого, Ставка Верховного Главнокомандования для удобства управления выделила из состава Западного фронта войска его левого крыла и образовала из них новый фронт - Центральный. В его состав с 25 июля переходили 21-я и 13-я армии. Войска 4-й армии передавались в состав последней, а наше армейское управление развертывалось в управление Центрального фронта с дислокацией в Гомеле, Командующим войсками нового фронта был назначен генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, начальником штаба - я.

В Гомель наш дружный штабной коллектив прибыл почти одновременно. Было это 24 августа под вечер. Аппарат управления Центрального фронта формировался на территории парка культуры и отдыха имени А. В. Луначарского - в бывшей усадьбе князей Паскевич-Эриванских.

- Помните, как четыре года назад мы съезжались сюда на разбор маневров? обратился ко мне полковник Долгов. - Хотя тогда мы и проигрывали боевые действия на подступах к Днепру, но если б кто-нибудь высказал предположение, что пламя будущей войны может распространиться до Днепра, его приняли бы за ненормального.

Однако предаваться воспоминаниям было некогда. Мне хотелось поскорее представиться командующему и немедленно приступать к исполнению своих новых обязанностей.

Ф. II. Кузнецов был перед походом в Западную Белоруссию заместителем командующего войсками Западного особого военного округа, а в начале войны командовал Северо-Западным фронтом. Встретились мы с ним как старые знакомые, но был в этой встрече какой-то горестный оттенок. С потемневшим лицом, воспаленными от бессонных ночей глазами, Федор Исидорович выглядел больным. Забинтованная нога лишь усиливала это впечатление. О неотложных делах мы договорились очень быстро, и я оставил его.

К вечеру весь штаб Центрального фронта разместился в бывшем дворце усадьбы и прилегающих к нему флигелях. В обширном парке развернули свою деятельность различные фронтовые службы.

Располагавшийся здесь до нас штаб 21-й армии переместился поближе к своим войскам. Теперь этой армией командовал генерал-лейтенант М. Г. Ефремов.

Вечером собрался Военный совет. Обсуждались обстановка на фронте и задачи армиям. Обстановку докладывал я и, кажется, сделал это удачно. Командующий заметно приободрился.

- Что же, наш Центральный фронт действительно находится в более благоприятных условиях, чем соседние - Западный и Юго-Западный, - резюмировал он. - Двадцать первая армия продвигается к Бобруйску. Конная группа Городовикова глубоко прорвалась во вражеский тыл и вышла в леса юго-западнее Бобруйска. К ней присоединилась воздушно-десантная бригада из корпуса Кадова, которая еще в начале июля была заброшена туда для действий в тылу противника. А с юга на Бобруйск по Березине наступает отряд судов Пинской военной флотилии.

- Правое крыло фронта тоже не бездействует, - подсказал я. - Там войска бывшей четвертой армии продолжают атаковать Гудериана из-за реки Сож.

- Корпус генерала Бакулина меня беспокоит, - признался командующий. - До сих пор он геройски дерется у Могилева, притянул на себя много вражеских войск, но силы его явно иссякли. Надо бы что-то подбросить тринадцатой армии, чтобы она смогла вывести этот свой корпус из окружения.

Я предложил передать в 13-ю армию две только что прибывшие кавалерийские дивизии, предназначавшиеся для группы Городовикова, но безнадежно запоздавшие для действий в ее составе. Кузнецов принял это предложение.

В ходе дальнейшего обсуждения обстановки мы опять вернулись к левому крылу фронта.

- Во всей Белоруссии, - сказал член Военного совета дивизионный комиссар Д. А. Гапонович, - неоккупированными остались теперь только Полесская, Гомельская да часть Бобруйской областей. И обороняется все это войсками нашего, Центрального, фронта. Однако если на бобруйском направлении для этого делается как будто все необходимое, то в Полесье, в частности в районе Мозыря, действия наших войск недостаточно активны. Двадцать первая армия не в состоянии осуществлять оперативное руководство своими левофланговыми частями очень уж далеко до них.

- У меня такая же точка зрения на положение наших войск в Полесье, отозвался Кузнецов. - Сегодня утром я уже докладывал по телефону в Ставку, что для войск левого крыла фронта требуется еще одно армейское управление, которое объединило бы семьдесят пятую стрелковую дивизию, Мозырский укрепрайон и многочисленные отряды, выходящие в Полесье из окружения. Да и фронт наш в составе трех армий будет полнокровным фронтом, а не "бедняцким", как сейчас.

С тем мы и разошлись...

До 1 августа войска 21-й армии продолжали с боями продвигаться к Бобруйску и вышли к Березине. Командиру 63-го стрелкового корпуса Л. Г. Петровскому, особенно отличившемуся в этих боях, было присвоено звание генерал-лейтенанта. Группа Городовикова перерезала юго-западнее Бобруйска Варшавское шоссе. Напуганное наступлением наших войск в районе Бобруйска, командование немецкой группы армий "Центр" поставило против нашей 13-й армии три армейских корпуса. Да еще три пехотные дивизии сковала группа Городовикова.

Активизировалось и левое крыло фронта. В конце июля там все же образовалась новая армия. Ее возглавил бывший командующий 3-й армией Западного фронта генерал-лейтенант Ф. И. Кузнецов, который прорвался из окружения с довольно многочисленной группой командиров армейского управления и значительным отрядом войск. Членом Военного совета был направлен туда мой боевой товарищ Ф. И. Шлыков. Генерал-майор М. П. Дмитриев за два-три дня сумел обеспечить эту, по существу, новую армию оружием и боеприпасами. Словом, в течение нескольких суток 3-я армия возродилась, как феникс из пепла. Правда, Генеральный штаб в течение продолжительного времени никак не хотел признавать ее.