Русский диверсант Илья Старинов

Рассказали об этом бежавшие с оккупированного северного берега люди. Старинов со своими боевыми товарищами подлили масла в огонь — уничтожили фашистскую комендатуру в Буденновской. Гитлеровцы, озверев, тут же расстреляли всех местных полицаев.

Полковник Старинов участвовал не в одной такой спецоперации. В период наступления Красной Армии зимой 1942–1943 гг. и освобождения Сталинградской и Ростовской областей, Калмыкии, республик Северного Кавказа и других районов некоторые казачьи формирования совместно с немецко-румынскими войсками отступали вплоть до стабилизации линии фронта в марте 1943 г. на Тамани и реке Миус. Оборону здесь преимущественно держали казачьи формирования и национальные батальоны, кроме того, в Мариуполе находилось на формировании до 40 тысяч «добровольцев».

На основе данных, полученных от агентуры, штаб партизанского движения при Военном совете Южного фронта поставил перед собой задачу провести широкомасштабную операцию по разложению изменнических формирований. Предполагалось путем дискредитации видных руководителей казачьих и других формирований вызвать у немецко-фашистского командования недоверие к изменникам, снять их с линии фронта и расформировать, ослабив тем самым боевой потенциал противника.

Для выполнения этой задачи штаб партизанского движения сделал следующее. Собрал подробный материал о казачьих формированиях войска Донского; восстановил список командного состава и видных руководителей; через Управление НКВД по Ростовской области подобрал объект для заброски в тыл фашистам; составил дезинформационный материал и письма с целью дискредитации добровольцев. Материал и письма были оформлены в виде обращений на имя видных руководителей казачьего войска Донского. Содержание личных писем не внушало ничего подозрительного и представляло обыкновенное письмо от жены, племянника, друга и т. д.

Тексты были написаны тайнописью. Подготовленная штабом партизанского движения специальная директива была адресована на имя Одноталова — руководителя ростовского казачества, председателя малого войскового круга, бывшего офицера. Текст тайнописи содержал следующее: «Ваш план одобрен. Командование Красной Армии желает Вам успеха и ближайшей встречи. Форсируйте подготовку к восстанию. Сроки готовности казачьих сотен назначьте сами в соответствии с общим сроком. Подготовьте все, чтобы своевременно убрать офицеров, могущих помешать делу…».

Подобные материалы были разосланы остальным руководителям казачества. В их текстах были упомянуты видные казаки как «соучастники» заговора.

Передачу компрометирующих материалов в руки немецкой контрразведки было решено произвести путем заброски захваченных ранее видных руководителей полиции и предателей Родины, с нераскрывшимся парашютом. Для этой цели был использован арестованный органами НКВД и обвиняемый как изменник Родины некто Середа, бывший офицер царской армии, активный пособник оккупантов. Лучшей кандидатуры быть не могло. Середу знали в лицо все полицейские и офицеры казачьих формирований. Работником органов государственной безопасности СССР Середе было сделано ложное вербовочное предложение. Для искупления вины перед Родиной он якобы должен был выполнить задание органов безопасности на территории противника. Изменник легко пошел на вербовку, втайне предвкушая, как сразу же после выброски с парашютом явится к своим фашистским хозяевам. Для выброски инструкторами парашютно-десантной службы был подготовлен нераскрывающийся парашют.

Замысел руководителей ШПД и чекистов удался. Труп Середы с документами был найден немецкой контрразведкой на контролируемой фашистами территории. В результате этой акции казачья дивизия, дислоцированная в Таганроге, в мае 1943 г. была снята с фронта и, по частям, без оружия, направлена в глубокий тыл якобы для борьбы с партизанами.

Весна набирала силу. Краснодарский край и Ростовская область все усилия направляли на подготовку к посевной, на пахоту и сев.

Одна за другой свертывали работу и партизанские школы. Старинов, правда, пытался отстоять их, доказывая, что выпускники школ могли бы успешно действовать и дальше в других районах, например в Крыму или на северном побережье Азовского моря, но ему возражали, так как там действовали свои партизаны, а помощь им оказывали и Красная Армия, и партийные органы.

На оккупированной врагом территории действительно было оставлено или создано большое количество партизанских отрядов и диверсионных групп. Кроме того, немало организаторских партизанских и диверсионных групп забрасывались на оккупированную территорию.

Пока вынашивались новые идеи усиления ударов по коммуникациям противника, оперативно-инженерная группа закончила проверку и переустановку 37 тысяч противотанковых и 12 тысяч противопехотных мин, создала на танкоопасных направлениях резервы численностью в 45 тысяч мин, установила 25 мощных радиомин.

Приехав в НКО, Старинов прошел в свой кабинет. Сначала позвонил начальнику штаба, но его не оказалось на месте. Тогда он позвонил четвертому по счету за минувший год новому начальнику инженерных войск генералу М. П. Воробьеву.

— Зайдите, — пригласил Воробьев. Старинов доложил о прибытии.

— Создается впечатление, что вы окончательно забыли о своей должности помощника начальника штаба инженерных войск! — здороваясь, заметил Воробьев. — Я подсчитал. За десять месяцев войны вы находились в штабе ровно месяц!

— Товарищ генерал! Оперативно-инженерные группы создавались не по моему хотению!

— Не оправдывайтесь! Партизанскими проблемами заниматься не нужно было!

Воробьев предложил садиться и опустился в кресло сам.

— Впредь оперативно-инженерные группы организовываться не будут, — сказал он. — Мы добиваемся создания отдельных инженерных бригад специального назначения. Заниматься они станут исключительно заграждениями. Вам предстоит принять участие в разработке штатов бригад. Охоту к перемене мест надо обуздать, товарищ полковник.

Старинов промолчал.

Разговор получался неприятным, момент представлялся не совсем подходящим для перемены темы, но в иных случаях выжидать подходящий момент не приходилось.

Во время одного выхода в тыл противника у убитого гитлеровского офицера была изъята тетрадь, исписанная непонятными формулами. Илья Григорьевич доложил об этой тетради, найденной на Кривой Косе Таганрогского залива, генералу Воробьеву.

Полистав тетрадь, Воробьев пожал плечами:

— Сейчас не до загадок и таинств. Передайте тетрадь в аппарат уполномоченного Государственного комитета обороны (ГКО) по науке, пусть там разбираются. А сами отдохните и приступайте к выполнению своих прямых обязанностей. Не смею задерживать!

Возвратясь к себе, Илья Григорьевич набрал номер телефона представителя уполномоченного ГКО по науке Степана Афанасьевича Балезина, с которым познакомился в начале войны. Договорились о встрече.

Химические формулы, заполнявшие тетрадь немецкого офицера, заинтересовали Степана Афанасьевича.

— Немедленно передам это ученым!

— Тут действительно что-то важное, ценное?

— Подождем авторитетного заключения ученых! — уклонился от прямого ответа Балезин.

Вскоре Балезин позвонил и поблагодарил за доставленную ему таганрогскую тетрадь. Степан Афанасьевич тогда не разъяснил Старинову, что «химические формулы» в тетради являлись схемами ядерных превращений урана.

По вполне понятным причинам Балезин об этом даже не обмолвился. Не сказал он и о том, как насторожили схемы ядерных превращений урана самого Балезина и Кафтанова. Лишь много лет спустя Илья Григорьевич узнал, что записи в тетради, добытой на Кривой Косе, были расценены как свидетельство начавшейся в фашистской Германии работы по использованию в военных целях атомной энергии, тем более что Гитлер уже грозил человечеству каким-то секретным «сверхоружием», а в западной научной печати внезапно прекратились публикации по ядерным исследованиям. На последнее обстоятельство обратил внимание ГКО служивший в авиации лейтенант Флеров, в прошлом — научный сотрудник физико-технического института. По справедливому мнению Г. Н. Флерова, прекращение в западной научной печати публикаций по ядерным исследованиям означало, что эти исследования отнесены к строго секретным и, следовательно, Запад приступил к разработке атомного оружия.