Танковый десант

Противник и в этот раз бежал, не приняв рукопашный бой, но я решил как можно дальше убежать от Корецкого, и мы, не останавливаясь, добежали почти до домов селения, откуда нас опять остановил плотный пулеметный огонь. Взвод залег. Попов со своим взводом принял правее, там были густые кусты, а перед моим взводом было голое поле с травой. Я лежал и видел, как трава срезалась шквальным огнем, хорошо, что мы лежали за незначительным бугорком, это уже очень важно, но в голове бились мрачные мысли – «могут убить...». Неожиданно пулемет справа замолчал, это пулеметчики Попова подавили его. После этого прекратил вести огонь и другой пулемет. Мы ворвались в фольварк, немцы бежали из него. Наступила тишина. Молодец Федор, помог нам в тяжелую минуту, а то сколько бы времени мы пролежали на земле и «слушали, как трава растет»? Немецкий пулемет МГ-34 – грозное оружие, и он не позволял нам даже голову поднять. Но все обошлось, слава богу, потерь не было. Навстречу к полковнику Корецкому мы с Федором Поповым решили не ходить, а он нас и не вызывал, наверное, покинул берег реки и уехал по своим делам. Так мы случайно спасли, можно сказать, командира своего корпуса, и это осталось незамеченным, одни забыли про этот случай, а другие и не знали. Нас нашел связной от командира батальона и передал его приказ вернуться на берег реки и продвигаться вдоль реки вперед, где есть удобный выход на западный берег и будут переправляться танки и батальон.

20 апреля батальон получил новую задачу: наступать в северо-западном направлении на г. Потсдам (пригород Берлина) и Бранденбург, а далее на г. Кетцин с обходом Берлина с запада и завершить таким образом окружение Берлинской группировки противника. Такова была задача корпуса и бригады. Ранее 4-я Гвардейская танковая армия продвигалась строго на запад, южнее Берлина, к реке Эльба. Но у 1-го Белорусского фронта под командованием Г.К.Жукова дело с овладением Берлина шло туго, и Ставка перенацелила нашу армию и армию Рыбалко на Берлин, точнее – на его южную и западную окраины.

На новом направлении местность стала более сухой, меньше попадалось водных преград, но больше стало населенных пунктов и по-немецки ухоженных лесов. Спали мы не более 3–4 часов в сутки. В Германии установилась теплая погода, поэтому мы засыпали недалеко от дороги, прямо на траве. Нашу колонну очень часто обстреливали, то из леса, то из населенного пункта, стоящего невдалеке от дороги, и если это мешало нашему движению, то мы, как правило, покидали танки и завязывали бой с противником, отбрасывали его или уничтожали. В большинстве случаев немцы убегали, бросая оружие, пулеметы, фаустпатроны. Такой бой тормозил наше движение, но зато дорога освобождалась от противника.

В одном из таких боев мы с Дроздом чуть не отдали богу души. Нас обстреляли из рощи, и мы моментально покинули танк. Вместе с моим взводом (скорее, с ротой) противника атаковала и 3-я рота батальона. Создалась неразбериха, бойцы нашей и 3-й роты перемешались. Я попытался как-то навести порядок, но ничего не получилось, да и командиры взводов 3-й роты только что прибыли, и я даже не знал их фамилий. Мы выбили противника из добротно вырытых окопов и задержались в них, чтобы осмотреться, понять, куда удрали фрицы. Впереди виднелись дома, значит, немцы скрылись туда, и теперь надо их оттуда выбивать. В это время противник открыл артиллерийский огонь по занятым нами окопам, но пока с перелетом. Я указал своему ординарцу Дрозду место впереди, метрах в ста от нас, ближе к домам, где надо начать рыть ячейки лежа, чтобы приблизиться к немцам для последующей атаки. По моей команде вперед перебежали бойцы взвода, а затем вся рота. Другая, 3-я рота, осталась на месте. Почему я сообразил покинуть окопы? Противник знал местонахождение окопов, первый залп они сделали с перелетом, значит, второй залп будет точно по окопам. Я советовал и лейтенанту из 3-й роты покинуть окопы, но он остался и даже занял мой окопчик, когда я его покинул и перебежал к Дрозду, который уже вгрызался в землю. Теперь был мой черед копать глубже, а он мог отдохнуть – копать лежа землю малой саперной лопаткой тяжело, а встать во весь рост нельзя, немцы вели ружейно-пулеметный огонь и моментально уложили бы вставшего «в гроб». Окапывалась и вся наша рота, по-армейски – накапливалась для атаки. Как я и предполагал, немцы обрушили на окопы мощный артиллерийский огонь, корректировщик, видимо, у них был отменный. Третья рота понесла потери, а мы, как оказалось, вовремя ушли от обстрела. К нашему с Дроздом окопчику прибежал ординарец того лейтенанта и сообщил, что в окоп попал то ли снаряд, то ли мина и командир взвода погиб, а сам солдат лежал рядом с окопом, и его не задело. В который раз мне повезло, повезло и бойцам роты. Населенный пункт нами был взят, но противника преследовать мы не стали. Таких скоротечных «стычек» было много, немцы даже малыми силами цеплялись за каждый поселок, возвышенность, перекресток дорог, шоссейную или железнодорожную насыпь, водные преграды, поэтому наше движение вперед задерживалось, пока не отбросим противника.

Вот так получилось, что колонна однажды была остановлена ружейно-пулеметным огнем из леса. Танки, опасаясь фаустников, побоялись идти вперед. Командир батальона приказал атаковать противника, и роты батальона с пулеметными взводами Гущенкова и Гриши Кесь углубились в лес. Где были командиры рот Костенко, Чернышов, Беляков, я не знаю – всем руководил командир батальона. Мы развернулись в цепь и стали осторожно продвигаться по лесу. Немцев не было видно – кустарник мешал обзору. Затем, не помню, по чьей команде, мы бросились вперед с криком «ура», открыв огонь из автоматов и ручных пулеметов. Противник бежал, оставив окопы, кое-где валялись фаустпатроны и другое оружие. Во время атаки наша рота перемешалась с бойцами 2-й роты. Рядом со мной почему-то оказался наш старшина роты Михаил Братченко, видимо, комбат отрядил всех, кто мог передвигаться и носить оружие, ведь кое-кто отстал из-за неисправности танков. Мы вышли на опушку леса, и я предложил продвинуться еще несколько вперед – опушка была очень хорошим ориентиром для немцев. Однако со мной не согласились офицеры второй роты и Гущенков и Кесь. Не успели мы закончить спор, как противник открыл жестокий артиллерийско-минометный огонь. Все произошло внезапно, и только во время налета бойцы бросились прятаться, кто куда сумел. Интересно то, что потерь не было. Я как будто остолбенел и некоторое время не мог сообразить, куда залечь. Одна из мин разорвалась около моих ног. Меня заволокло дымом от разрывов мин, и, очнувшись от оцепенения, я бросился под корму танка, которые к нам подошли. Затем мы с Братченко отбежали еще дальше и залегли в какую-то расщелину, боясь, что танк может нас раздавить. Налет быстро прекратился, наступила тишина. Мы с Братченко покинули свое укрытие, чтобы уточнить потери в роте. Оказалось, что потерь не было, даже удивительно, я давно не попадал под такой мощный налет. Гущенков, Кесь и еще два офицера – их фамилии я не помню, они недавно прибыли в батальон и долго не задержались – остались невредимыми. Они уже успокоились и собирались снять нервное напряжение доброй чаркой, но не успели, появились мы с Братченко. Оказывается, они поднимали чарку (которой служила крышка от котелка) за помин души Женьки Бессонова и старшины. Пришлось им изменить тост и выпить уже за наше здоровье и вместе с нами. Мне они заявили, что видели, как меня накрыла мина, а когда дым рассеялся, меня на этом месте не было, поэтому меня с Братченко и посчитали погибшими, а меня вообще разорванным. У меня, правда, были побиты осколками голенища сапог и полы шинели, но в который раз для меня все обошлось благополучно, да и для всех остальных тоже. Оказывается, они успели спрыгнуть в окопы, из которых были выбиты немцы. Хорошо, что все хорошо кончилось. Связной от командира батальона нашел нас и передал команду выходить из леса и садиться на танки для выполнения дальнейшей задачи.

Немцы оставили свои позиции и покинули населенный пункт. Эти селения я не запомнил, они были небольшими, и их было много на нашем маршруте. Раз убежали, значит, где-то окажут более серьезное сопротивление, а здесь они выигрывали время для подготовки обороны на другом месте. Чем ближе мы подходили к Берлину, тем упорнее держались немцы в обороне, но тяжелых танков – «тигров», «пантер» – у них стало меньше, больше стали применять слабые штурмовые орудия и фаустпатроны.