Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия»

Эти действия правительства Круг признал «грубым нарушением начал народоправия» и потребовал немедленного восстановления Каледина во всех его правах, срочного опровержения всех сообщений о мятеже на Дону и «безотлагательного расследования виновников ложных сообщений и поспешных мероприятий, на них основанных». Войсковой круг запретил Каледину выезд в Москву для дачи показаний следственной комиссии, назначенной Временным правительством.

В сложившихся условиях Временному правительству не оставалось ничего другого, как согласиться с решением Войскового круга и постараться побыстрее «замять» дело об измене Каледина, которое грозило вылиться в грандиозный скандал между ним и донским казачеством. Для урегулирования этого вопроса новый военный министр генерал А. И. Верховский, получивший столь высокую должность и чин благодаря тому, что был женат на сестре Керенского, в начале октября направил в Новочеркасск генерала Н. Н. Юденича. Авторитет этого генерала – истинного героя боевых действий русских войск на Кавказе в 1913–1916 годах, был настолько высок, что Каледин не мог не прислушаться к его словам. Юденич уполномочен был заявить, что правительство готово пойти навстречу всем законным желаниям казачества и, «признавая ряд допущенных ошибок, считает необходимом устранить все недоразумения, в том числе и печальное недоразумение с генералом Калединым».Приезд на Дон Юденича был воспринят Калединым и его сторонниками весьма доброжелательно. Алексей Максимович охотно дал показания прибывшей вместе с Юденичем Чрезвычайной следственной комиссии, но уже не в качестве обвиняемого, а в качестве свидетеля. По итогам работы этой комиссии 11 октября Юденич, давая интервью корреспонденту газеты «Вольный Дон», выразил сожаление о том, что «Временное правительство медлит сознаться в своей ошибке», хотя «давно уже убедилось, что бунта на Дону не было». В отчете же военному министру генерал Юденич подчеркнул, что «находит настоятельно необходимым: издать акт о реабилитации генерала Каледина и восстановление его во всех правах; признать полную правомочность создаваемых казаками органов самоуправления; немедленно вывести из казачьих областей все армейские части, присутствие коих нервирует население и окрыляет большевиков». Он делал вывод, что «проведение этих мер желательно завершить к открытию 20 октября съезда в Киеве».

17 октября в Зимнем дворце донская делегация была принята Керенским. Ему вручили памятную записку Войскового правительства, в которой говорилось о непричастности Каледина и донского казачества к корниловскому мятежу и выражалась просьба об их реабилитации. Керенский обещал делегации по окончании судебного следствия немедленно сделать официальное правительственное заявление об инциденте с казачеством. Он признал события на Дону, связанные с мятежом, «тяжелым и печальным недоразумением, которое было следствием панического состояния умов на юге».

На следующий день донская делегация посетила военного министра. Она добивалась санкции на вывод запасных пехотных полков с Дона на фронт, сведения казаков в крупные соединения, настаивала на необходимости иметь в пределах Донской области в распоряжении Войскового атамана не менее трех казачьих дивизий. Верховский ответил, что Временное правительство уже сделало распоряжение о сведении казаков в крупные соединения и обещал принять меры к выводу пехоты из Дона. Одновременно он написал Шабловскому, председателю Чрезвычайной следственной комиссии, работавшей по делу Корнилова в Петрограде: «Прошу сообщить, есть ли какие данные к предъявлению обвинения генералу Каледину, так как с политической точки зрения, выяснившейся работой генерала Юденича, весьма важно в срочном порядке восстановление всех прав и полная реабилитация генерала Каледина, если к тому не встречается препятствий с юридической точки зрения».23 октября комиссией было вынесено постановление о непричастности А. М. Каледина к корниловскому мятежу. Так, наконец, был исчерпан инцидент между Калединым и Керенским, который, безусловно, помешал обоим более качественно подготовиться к надвигавшимся октябрьским событиям.

Глава пятая На переломе

Смена верховных

Узнав о мятеже Корнилова, Алексеев покинул загородную дачу и прибыл в Петроград. Здесь царил полный развал власти. Шли непрерывные сборища и совещания, свидетельствующие о подавленности и нерешительности руководителей. Михаил Васильевич лихорадочно искал выхода из образовавшегося кризиса мирным путем. Ночь на 30 августа послужила поворотным пунктом этого поиска. Получив сообщение о подписании Керенским указа об отчислении от должностей и предании суду «за мятеж генерала Корнилова и старших его сподвижников», генерал Алексеев дал согласие занять должность начальника штаба Верховного главнокомандующего, в права которого вступал Керенский.

В два часа ночи состоялся разговор по телефону между Алексеевым и Корниловым. Михаил Васильевич сообщал о принятом «после тяжкой внутренней борьбы на свою седую голову бесчестия» – назначении начальником штаба Керенского, обусловливая это тем, что «переход к новому управлению должен совершиться преемственно и безболезненно», для того чтобы «в корне расшатанный организм армии не испытал еще одного толчка, последствия которого могут быть роковыми…» Время для этого действительно назрело. Еще до состоявшегося разговора генералом Лукомским была заготовлена телеграмма Временному правительству. В ней указывалось «на недопустимость перерыва руководства операциями на фронтах и на необходимость немедленного приезда в Ставку генерала Алексеева», который, «с одной стороны, мог бы принять на себя руководство по оперативной части, с другой – стал бы лицом, могущим всесторонне осветить обстановку…» Корнилов в этом случае обещал свою лояльность, выдвигая три условия: объявления о создании «сильного и не подверженного влиянию безответственных организаций правительства», прекращения арестов генералов и офицеров, а также распространения воззваний, «порочащих его имя и искажающих действительность».

31 августа в Могилеве было объявлено, что «генерал Алексеев едет из Петрограда в Ставку для ведения с Корниловым от имени Временного правительства переговоров». Глубокой ночью, будучи уже в Витебске, Михаил Васильевич дозвонился, наконец, до Ставки.

Состоялся весьма важный для его окончательного решения разговор с оказавшимся у аппарата генералом А. С. Лукомским.

Алексеев. Циркулирующие сплетни и слухи окутывают нежелательным туманом положение дел, а главное вызывают недоумение некоторые распоряжения Петрограда, отдаваемые после моего отъезда оттуда и могущие иметь нежелательные последствия. Поэтому прошу ответить мне на два вопроса. Первый – считаете ли вы, что я следую в Могилев с определенным служебным положением, или же только для переговоров? Второй вопрос – предполагаете ли вы, что с приемом мною руководства армиями дальнейший ход событий будет определяться прибывающей в Могилев 1 или 2 сентября следственной комиссией под председательством главного военного и морского прокурора?

От ответов на эти вопросы будет зависеть мое собственное решение, так как я не могу допустить себе быть простым свидетелем тех событий, которые подготавливаются распоряжениями и которых, безусловно, нужно избежать.

Лукомский . Сегодня вечером генерал Корнилов говорил мне, что он смотрит на Вас, как на лицо, предназначенное на должность начальника штаба Верховного главнокомандующего и предполагал после разговора с Вами, а также ознакомления с рядом документов дать Вам свое окончательное решение…