От Карповки до Норвежского моря (СИ)

Тем временем наши механики приступили к ликвидации последствий ЧП и постепенно освобождали гондолу от измочаленной в куски антенны. Это была тяжелая работа в ужасных условиях и каждый раз механики возвращались насквозь пропитанные соляркой. На все дни их тяжелой работы Пармет договорился с командованием «Котласа» и после каждой смены они могли попариться в сауне и смыть с себя запах солярки, окончательно заглушая его в нашем изоляторе запахом прозрачной жидкости из нашего алюминиевого чайника.

Благодаря усилиям Л. П. Хияйнена мы быстро получили все необходимые данные для окончательной обработки материалов: кальки фактического маневрирования нашего обеспечения, выписки из формуляров их шумности и среднестатистические данные о типах гидрологии в полигонах наших испытаний, которые даже согласовывались с информацией, полученной нашим «Жгутом». За время чуть меньшее двух недель были готовы и подписаны все протоколы, акт, а также перечень замечаний и рекомендаций комиссии. В конце сентября я вылетел в Ленинград для переоформления командировки и составления графика устранения замечаний комиссии.

Осенние ленинградские новости

Почти весь октябрь я провел в институте. Мне нужно было составить и согласовать график устранения замечаний комиссии и попутно, по поручению Паперно, подготовить благодарственный приказ по институту в связи с успешным завершением ходовых испытаний первых четырех подсистем. Была интересная особенность моих визитов в Ленинград, которая заключалась в том, что, как правило, в первый же день появления в институте после рассказа Паперно о скатовских делах он, как бы между прочим, говорил мне: «Боря, тут вот есть несколько телеграмм по Вашим делам, посмотрите.» И я получал в руки свои собственные телеграммы с нашими насущными северными просьбами или вопросами, которые незадолго до появления в Ленинграде я посылал с «мест боевых действий». Так было и в этот раз. Мне нужно было решить мои же вопросы об укомплектовании комплекса возимой частью ЗИП'а, без которой нам с трудом удалось уговорить Заказчика допустить нас к ходовым испытаниям, дав клятвенные протокольные заверения об укомплектовании в период устранения замечаний комиссии, и о корректировке эксплуатационной документации. Без этого не могло быть и речи о допуске на Государственные испытания, несмотря даже на все выполненные рекомендации комиссии по заводским испытаниям и устраненные замечания. Вопросы с корректировкой документации были самыми болезненными за весь период испытаний опытного образца. За это время в комплекс было внесено бесчисленное множество мелких и крупных изменений, которые должны были быть внесены в документацию. И хотя на всех наших рабочих совещаниях и обсуждениях, начиная с работ на ЛАО, звучали призывы не забывать о корректировке документации, отследить этот процесс на таком большом комплексе было чрезвычайно трудно. Какая-то часть корректуры проходила через нашу комплексную группу документации, какая-то часть корректуры выполнялась самими разработчиками, что-то распространялось и дальше на все серийные образцы, что-то касалось только опытного образца, какие-то изменения мы вносили в документацию прямо на лодке, какие-то извещения на корректировку поступали к нам через ЛАО, что-то оставалось на бумажках в карманах разработчиков.

К концу октября был отдан на подпись директору приказ об объявлении благодарности сотрудникам института за успешное выполнение мероприятия «Куплет-2», в котором было не менее, а м. б. и более 500 фамилий, образовалась надежда на получение в ноябре-декабре ЗИП'а и в очередной раз прозвучали документационные лозунги и призывы. Я уезжал в Северодвинск с различными новостями, среди которых были косвенно и напрямую касавшиеся меня лично и одна, совсем нерадостная новость, напрямую касавшаяся всех сотрудников нашей лаборатории. Итак, по порядку. В нашей лаборатории, в группе Е. Н. Новожилова, появился регулировщик высшего разряда с техническим образованием, которого нацеливали на работу на опытном образце. Это был Владимир Александрович Балаш. Володя Балаш — худой, двухметроворостый, отличный специалист-радиотехник с хорошей головой и руками, с независимыми резкими суждениями, с чрезвычайно сложным и ужасно конфликтным характером. В нашей лаборатории, пока ни в чьей группе, появился молодой, но уже старший инженер, бывший сотрудник одной из лабораторий, занимавшейся разработкой ЦВК нашего комплекса, Борис Леонидович Наружный. По всей видимости ему надоело заниматься «единичками и ноликами» и он решил попробовать себя в организационно-комплексных делах. Это был период, когда по документации Главного конструктора начиналось изготовление на нашем серийном заводе «Водтрансприбор» (ВТП) двух серийных образцов комплекса для головных лодок 949 и 941 проекта и в этой связи завод настаивал, чтобы и ответственным сдатчиком этих образцов был также представитель Главного конструктора, куда дальновидный Паперно и нацеливал страждущего стать комплексником Наружного. А чтобы ему поизучать «живой» комплекс, поднабраться опыта сдачи и умения общаться с судостроителями и Флотом, Паперно предложил мне принять Наружного как ещё одного помощника. Боря — энергичный, контактный, быстро всё схватывающий, с хорошей памятью, умеющий находить правильные решения, не боящийся незнакомых ситуаций — быстро вошел в курс наших дел и пробыл с нами до конца 1979 года, когда сам возглавил сдаточные работы в Северодвинске на головных лодках 941 и 949 проекта, а потом на головных проектов 667 БДРМ и 685.

Как гром среди ясного неба облетела по институту новость об уходе Паперно из нашей лаборатории и отстранении его от должности Первого заместителя Главного конструктора. Это была большая потеря для всех нас, для нашей лаборатории, да и для нашего дела. Паперно был движущей силой разработки комплекса, её научно-техническим и организационным началом. Причина в те годы была довольно распространенной — его сын уезжал из СССР. Прекрасно понимая, что сделал для института Паперно, наш Генеральный директор превзошел самого себя и сумел отстоять его, оставив в институте на прежней должности начальника сектора, но в отделе товаров народного потребления. Чуть-чуть не успел Паперно довести дело многих лет своей работы в институте до логического завершения, а его участие в ходовых испытаниях было, по-сути, прощанием с комплексом, многое из своей будущей судьбы он уже знал. Через несколько лет, уже не работая в институте и будучи по заключению нашей медицины безнадежно больным, ему отказали в разрешении на поездку для лечения к сыну в США, где, вполне вероятно, могли его спасти или же продлить ему жизнь. Тогда не разрешили выехать на лечение Паперно, а примерно в это же время Громковский оставил свой пост, перешел на работу на базовую кафедру ЛЭТИ при нашем институте, сотрудничал с одним из американских благотворительных фондов и затем бывший Генеральный директор объединения и Главный конструктор комплекса «Скат» сменил место своего постоянного проживания на США…

Зимние северодвинские новости

Ноябрь в Северодвинске месяц уже зимний, но как и год тому назад мы совершили два коротких выхода в море, на одном из которых экипаж отрабатывал борьбу за живучесть, воюя то с пожарами, то с пробоинами, то с химической опасностью, а на втором выходе проходили торпедные стрельбы и испытывалась реактивная торпеда системы «Шквал», которая, как говорили, движется под водой в газовом облаке с огромной скоростью (до 200 узлов) и её эффективность сравнивали с пистолетным выстрелом в упор. На этих выходах мы подстраховывали подсистему ШП комплексниками Женей Щуко и Юрой Смирновым, подсистему связи Андреем Зеленцовым, общие приборы Женей Новожиловым и Володей Балашом, а я знакомил Борю Наружного с лодкой, с командованием, экипажем и нашим комплексом. Уже в середине ноября начались наши работы по устранению замечаний комиссии, а в конце ноября за два приема на «Дубраву» прибыл наш ЗИП. Пармет договорился с капитаном «Котласа» о выделении нам ещё одной большой каюты в трюме, где мы и устроили склад для большого числа ящиков ЗИП'а, в числе которых были и столь долгожданные ящики с настроечно-регулировочными блоками, модулями и электрорадиоэлементами. Внезапная новость сбила не только наши планы, но вообще приостановила все работы на лодке. Слух этот бродил уже давно и вот он обрел реальные очертания — в двадцатых числах декабря лодка переходит к месту своего постоянного базирования на Северный Флот в 1 Флотилию подводных лодок, дислоцированную под Мурманском в Западной Лице. Больше всего радовался этой новости экипаж лодки. Для офицеров и мичманов заканчивалась казарменное житье и после нескольких лет эпизодических свиданий с семьями появилась надежда на воссоединение. Меньше всего радовался этой новости Башарин, на которого свалилось решение вопросов дальнейшего обеспечения работ на лодке, включая не простой вопрос обеспечения жильем своих заводчан и всех контрагентов. Выход был только один — вместе с лодкой должен был отправиться на Север и «Котлас», который был и производственной базой и мог принять большое число людей для проживания. Следом за первой новостью пришла и вторая — «Котлас» идет в Западную Лицу. Что же означали эти новости для нас? Для нас это было началом нового этапа работ уже не только с ЛАО, но и непосредственно с Флотом, началом строительства новой пирамиды рабочих отношений в совершенно других условиях. В первых числах декабря начали угасать работы на лодке и все переключились на организационные мероприятия, связанные с переездом на новое место. В помощь Мише Пармету и Ире активно включился Наружный. В очередной раз вместе с группой гидроакустиков мы проверяли дежурные режимы комплекса, которые должны будут обеспечивать переход. Мне ещё предстояло решить вопрос о сопровождении комплекса на этом переходе. До тех пор, пока комплекс был не передан нами личному составу в эксплуатацию, ответственность за его функционирование лежала на нас. А ведь приближался Новый год и никому не хотелось его встречать неизвестно где, всем хотелось гарантированно быть дома. Пожалуй, единственный раз за всю мою т. н. руководящую деятельность я не мог найти никакого компромисса и вынужден был принять волевое решение об отправке на переход группу наших сотрудников. Кажется в группе был Юра Смирнов, кажется был Андрей Зеленцов, кажется был Володя Балаш, кажется был Боря Наружный, но абсолютно точно был Женя Новожилов. Запомнил я Женю потому, что он, естественно, не горел желанием идти, а я настаивал на его присутствии и впервые за все годы работы мы разговаривали на повышенных тонах. Как мне тогда показалось, Женя был на меня очень сердит. Перед самым переходом я убедительно просил Борю Башарина, который тоже шёл на лодке, помочь нашим ребятам с отъездом из Лицы и отлетом из Мурманска в Ленинград. И действительно, как рассказывал потом мне сам Женя, Башарин помог нашим добраться до Мурманска, помог с билетами на самолет и Новый 1979 год все встречали у себя дома. 26 декабря из Северодвинска вышел ледокольный караван в составе большого морского ледокола, морского буксира, тащившего «Котлас», и головной подводной лодки проекта 671РТМ (зав.№ 636), «К-524» и взял курс на Западную Лицу.