Война, какой я ее знал

Тогда же он просто вмешивался не в свое дело, опускаясь на слишком низкий для него уровень командования. Как я совершенно уверен, стиль, продемонстрированный тем офицером, прививается во время учебы и на маневрах. А вообще, генерал должен уметь руководить войсками, если можно так сказать, на один уровень ниже и знать диспозицию частей на два уровня ниже. Что это означает на практике? Например, командующий армией должен управлять корпусами и быть в состоянии контролировать по своей оперативной карте дислокацию корпусов и дивизий, но не должен управлять этими дивизиями. Командир корпуса должен руководить дивизиями и ориентироваться по карте в расположении штурмовых бригад. Командир дивизии должен управлять штурмовыми бригадами, фиксируя на карте расположение батальонов. Командир полка должен командовать батальонами и знать, где находится каждая из входящих в те батальоны рот. Ну и так далее.

Как показывают мои наблюдения, если любой офицер в звании генерала нарушает данные правила и, если можно так сказать, находясь на уровне командования армией, вмешивается в процесс дислокации батальонов, а затем начинает командовать ими, он снижает результативность своих действий и, как следствие, действий всей армии. В Тунисе один британец, начальник отдела планирования операций и обучения личного состава штаба генерала Александера, начал указывать мне, где мне следует разместить батальоны, так что мне пришлось твердо и решительно отвергнуть его помощь. При этом Александер поддержал меня.

Прибывшая 26-я дивизия взяла под контроль сектор, находившийся в ведении 4-й бронетанковой, а одна из штурмовых группировок высвободила на северном направлении аналогичное подразделение 80-й дивизии.

Немцы обстреляли штаб-квартиру 20-го корпуса под Конфланом из 280-миллиметрового орудия. По толщине оболочки головки [129] снаряда и размерам найденных осколков было сделано предположение о том, что выстрелы производились из морского орудия, вероятно установленного на замаскированную в каком-нибудь тупике железнодорожную платформу.

К этому времени получили одобрение планы 8 октября начать наступление силами 12-го корпуса. Разработка операции выглядела следующим образом: 80-я дивизия атакует прямо на восток, при этом три ее штурмовые бригады занимают три высоты на передовой линии; один батальон 35-й, усиленный танковой ротой, продвигается на северо-запад, чтобы очистить леса в зоне действий дивизии; тем временем две штурмовые бригады 6-й бронетанковой дивизии развивают свое наступление на север между левым крылом 35-й дивизии и правым – 80-й. Вся операция была спланирована как самый экономичный метод укрепление передовых позиций нашей армии, а также как способ поддержать наступательный дух солдат и офицеров.

7 октября приехали генерал Маршалл и генерал Брэдли. После обеда собрался весь штаб, где мы представили наши планы по взятию крепости Дриан, а также вышеизложенный план наступления силами 12-го корпуса. Как обычно, генерал Маршалл задавал острые и не простые вопросы, но, уверен, на все из них мы ответили достойно. Он расстроился, что из-за обещания встретиться с Монтгомери не сможет присутствовать в Третьей армии 8 октября, чтобы самому наблюдать развитие наступления.

Мне это тоже не удалось, так как 8-го я решил отправиться в Нанси по воздуху, что было ошибкой, поскольку из-за погоды нам удалось взлететь только тогда, когда сражение уже началось, и мне не пришлось присутствовать при начальном этапе операции. Когда я оказался на наблюдательном пункте 12-го корпуса, расположенные прямо впереди четыре населенных пункта уже ярко пылали, а от одного из них в небо поднимался огромный столб дыма высотой, наверное, не меньше километра. Машины 6-й бронетанковой продвигались вперед к южным предместьям двух деревень, откуда противник вел по ним довольно плотный огонь, одновременно с другой стороны эскадрильи Р-47 из 19-й тактической воздушной бригады, как всегда, мастерски бомбили неприятельские позиции. Прямо перед нами несколько сотен пленных ожидали дальнейших приказов. Очень жаль, что генералу Маршаллу не удалось присутствовать здесь и видеть наших ребят в действии.

Полюбовавшись зрелищем в течение нескольких часов, я нанес визит генералу Полу, командовавшему 26-й дивизией. В 1925 и 1926 г. он был адъютантом в 27-й пехотной на базе Шофилд Баррекс{142}, где у меня сложилось о нем весьма высокое мнение. Как выяснилось [130] позднее, вполне и вполне обоснованное. Из его штаба мы отправились на наблюдательный пункт 80-й дивизии. Самая южная из двух высот на этом участке была взята, однако другая, лесистая – та, что находилась севернее, – по всей видимости, все еще удерживалась противником. К моему приезду атакующие, похоже, уже согласились оставить высоту в руках немцев до утра. Я же считал данное решение опасным и распорядился взять высоту ночью, что и было проделано.

10-го числа три командующих армиями (Ходжес, Паттон и Симпсон) вместе с начальниками управлений снабжения своих штабов собрались в штаб-квартире группы армий. Когда мы прибыли, генерал Брэдли довел до нашего сведения заявление Монтгомери о том, что для взятия Рура необходимы две армии – а именно его собственная и Первая армия США, – поставленные под командование одного человека, и что руководить их действиями должен он, Монтгомери. Генерал Эйзенхауэр согласен с необходимым числом армий, однако видит в данной роли две американские армии. Поэтому Девятая армия, вместо того чтобы занимать позиции между Первой и Третьей армиями, со своим базовым подразделением – 8-м корпусом, двигающимся сейчас на восток от Бреста, – будет переброшена на участок к северу от Первой армии и включит в свой состав ее 19-й корпус, в то время как 8-й корпус войдет в состав Первой армии с командным пунктом в окрестностях Битбурга. Третья армия лишится 83-й дивизии, которая отойдет к 8-му корпусу, но в конечном счете получит 95-ю дивизию и 10-ю бронетанковую дивизию. Первая и Девятая армии начнут наступать на Рур, как только будут получены необходимые боеприпасы, что произойдет, как в тот момент предполагалось, 23 октября.

После того как дело уладилось, мы, ожидая прибытия генерал-майора Уолтера Б. Смита, начальника штаба генерала Эйзенхауэра, занялись обсуждением вопросов снабжения. Когда Смит приехал, он сообщил, что мое предложение относительно назначения третейского судьи в разрешении вопросов поставок горючего, боеприпасов и всего прочего, необходимого для ведения боевых действий, получило одобрение и что таким человеком станет генерал Р. К. Крофорд, начальник снабжения командования экспедиционных сил союзнических войск. На том же совещании я особо подчеркнул тот факт, что в подходе к проблемам снабжения больший упор делается на общий объем поставок – тоннаж грузов, в то время как конкретные требования момента не всегда должным образом учитываются. Вот, например, к чему мне получать тысячу тонн бензина, когда мне его нужно всего пятьсот тонн, но при этом мне просто необходимы двести тонн боеприпасов и триста тонн материалов для наведения мостов? И после всего снабженцы обижаются и говорят, мол, мы же выполнили требуемые объемы, чего вы от нас хотите? Еще мы наконец определись с тем, что сами будем [131] решать, какие именно боеприпасы нам нужны, а также, чем и сколько нам стрелять; вдобавок ко всему нам отныне позволялось экономить боеприпасы и использовать сэкономленное по собственному разумению. Также мы определились, что впредь отпуск боеприпасов будет производиться из расчета на одно орудие вдень, а не в огневых единицах, потому хотя бы, что до сих пор никто так и не мог с уверенностью сказать, что же подразумевается под огневой единицей. На тот момент мы были убеждены, что шестьдесят снарядов для орудия калибра 105 миллиметров и сорок для тяжелой артиллерии – минимальная дневная норма. Все эти вычисления означали, что если снабженцы сумеют помножить количество снарядов на количество орудий и на число дней, армия сможет сэкономить нужное количество боеприпасов, чтобы в период жарких сражений расчеты 105-миллиметровых орудий имели возможность дать по триста пятьдесят – четыреста залпов за день.