Секретный террор

Я приходил к министру иногда по вечерам в гости узнать новости из Индии, которые он получал благодаря своим индийским связям. Он очень не любил англичан, и на этой почве мы были друзьями; в остальном, конечно, он ненавидел большевиков.

Сейчас он, как всегда у себя дома, сидел в белых шароварах, прикрытых слегка пледом, и, попивая из крошечной чашки чай, рассказывал о том, что он делал в министерстве. В комнате кроме меня сидели еще несколько афганцев. Это были его приверженцы и бедные родственники. Они хватали на лету каждое слово и, умиленно улыбаясь, восхищались его мудростью. У двери, сидя на корточках, двое слуг разливали и разносили чай.

— Вазир-саиб, — продолжал я беседу, — теперь вы убедились, что англичане — ваши враги. В то время как советское правительство прислало вам десять военных аэропланов с бомбами и летчиков на помощь эмиру, — в это время англичане дали убежище врагу эмир-саиба, Мамеду Умар-хану.

— Мамед Умар-хан, этот слон, большой негодяй, но он глуп и нам не страшен. А англичане, конечно, всегда рады принести нам вред. Я это все время повторяю эмир-саибу. С вами мы тоже не можем быть большими друзьями, но у нас один общий враг, и в этом пункте мы должны друг другу помогать, — ответил министр.

— Так-то так, но Афганистан всегда будет в опасности, пока вы не станете сильным государством. А история нас учит, что государство может быть сильным только тогда, если оно имеет выход к морю. Вот если бы Афганистан имел свой порт, хотя бы Карачи, тогда бы вы были сильны и самостоятельны, как и остальные державы мира, — агитировал я.

— Иншалла, будем иметь и порт. Ведь семьдесят миллионов наших братьев мусульман живут в Индии, — сказал он со вздохом.

— Саиб раис-кутвали (начальник полиции) идет, — доложил вошедший слуга и пропустил нового гостя.

— А, очень хорошо, добро пожаловать, саиб, — обратился к начальнику полиции министр, приподнимаясь на одно колено. — А это один мой друг из русского посольства, — представил он меня гостю.

Полицмейстер, короткий, полный мужчина средних лет, в военной форме, занял место на одном из тюфяков. Лицо его выражало заботливость, но он вежливо улыбался.

— Очень рад познакомиться с вами. Я много о вас слышал. Я очень люблю русских, которые являются нашими искренними друзьями, — обратился он ко мне.

Я молча поклонился, а про себя подумал, что вот этот «друг» подослал мне своего агента под видом слуги, держит двух агентов у ворот нашего посольства, которые, высунув языки, бегают за мной, стараясь выяснить мои связи. Наверно, от них-то он и слышал обо мне.

Разговор принял общий характер. Я молча слушал беседующих и изучал начальника полиции.

Министр начал говорить о немецких инженерах, приехавших работать в Афганистан.

— Все эти иностранцы ничего у нас не делают и получают огромное жалование, — жаловался он.

— Вы, кажется, большие друзья с немцами, — обратился ко мне начальник полиции с улыбкой, точно ему известен каждый мой шаг.

Меня взорвала его улыбка.

— Да, мы с немцами дружим, саиб, — ответил я. — Кстати, я сегодня после обеда был у них в посольстве и провел там два часа. Я вам это говорю, потому что ваши люди не успели за моей лошадью и потеряли меня из виду, — с вежливой улыбкой добавил я.

— Какие люди? — спросил полицмейстер, покраснев.

— Вы ведь знаете, о каких людях я говорю, — ответил я, — но я повторяю, господин министр знает, что мы искренне относимся к Афганистану и у нас нет никаких секретов от вас. Наша цель — это борьба с англичанами, и, я надеюсь, мы в этом также будем друзьями. А если вас будет интересовать какой-либо вопрос, я с удовольствием поделюсь с вами моими сведениями, — закончил я.

Начальник полиции переглянулся с министром, который на своем лице изобразил выражение: «Вот каких друзей я имею!»

— Я очень рад, что вы готовы нам помочь «бороться с англичанами», — ответил он, и мы перешли на другую тему.

После получасовой беседы я, использовав момент, когда министр рассказывал о пользе одного из изданных им декретов, спросил начальника полиции:

— Скажите, господин начальник, вы серьезно не любите англичан и хотели бы бороться с их влиянием?

— Да, я и борюсь, но нам очень трудно, ибо англичане — народ богатый, а у нас очень маленький бюджет, — ответил он.

— Сколько вы получаете жалования? — задал я вопрос.

— Триста рупий в месяц.

— Так вот, если вы согласны тормозить работу англичан здесь, мы готовы помогать вам, выдавая ежемесячно пятьсот рупий на нужды полиции, — предложил я.

— А что мы должны делать? — спросил он.

— Ничего особенного. Вы, наверное, знаете, что мы имеем об англичанах полную информацию. Я буду сообщать имена секретных агентов англичан, а вы их будете арестовывать. Таким образом, вы пополните нашими деньгами вашу кассу и, наверное, получите чин за успешную работу. А взамен того вы также информируете нас, что вам будет известно о наших общих врагах. Как видите, тут, кроме пользы, вашему правительству ничего нет, — убеждал я его.

— Хорошо, я согласен, — ответил он, пожимая мне руку. — Только все это должно остаться между нами.

— Будьте спокойны, — сказал я, поняв, что наша субсидия пойдет в его личный карман, и мы присоединились к общей беседе.

Я возвращался в посольство. Страшная темень и грязь… Хотя слуга, шедший впереди, освещал фонарем тропинку, я не обращал ни на что внимание и шлепал прямо по лужам грязи. А на душе было удовлетворение. Завербован сам начальник полиции. Нет сомнений, что через него в нашем распоряжении будет весь полицейский аппарат. После нескольких его рапортов мы крепко и навсегда приберем его к рукам.

В десять часов вечера я имел свидание с полковником афганской армии, который должен был мне передать ряд сведений о положении пограничных племен северо-западной границы Индии. Полковник был еще довольно молодым человеком со смуглым энергичным лицом. Высокого роста, стройный, он представлял хороший экземпляр племени африди, к которому принадлежал. Он был очень осторожен и требовал встречи только поздней ночью и лично со мной, не доверяя моим помощникам. Он имел на окраине Кабула дом с большим садом, задняя часть которого примыкала к рисовым полям, вечно залитым водой. Лишь по узкой тропинке можно было верхом подъехать к садовой калитке. Через сад я обыкновенно проходил на женскую половину дома, где мы могли спокойно, в безопасности беседовать.

На этот раз я был болен и не мог ехать верхом. Я решил ехать на баги (бамбуковая коляска) и взять с собой дипломатического курьера, который бы остался с коляской, пока я буду занят с полковником.

Покружив немного по городу, на случай если за нами следили, мы свернули в сторону дворца Баги-Бала. Поминутно мы оглядывались, чтобы убедиться, что за нами нет слежки. Еще несколько минут езды, и мы очутились недалеко от дома полковника. Впереди чернела обсаженная деревьями аллея, ведущая к Баги-Бала.

— Товарищ Максимов, ты проезжай медленно по этой аллее и возвращайся обратно, пока я приду. Далеко не отъезжай, — приказал я дипкурьеру, слезая с баги.

Подождав немного, пока огни фонарей коляски отдалились, я внимательно осмотрелся и, никого не заметив, свернул с дороги и пошел прямо по засеянным полям к условленной калитке. Все шло нормально. Полковник уже ждал меня у садовой калитки. Я пробыл у него минут двадцать и благополучно вернулся по тому же пути на дорогу. Но что такое? Коляски нет на условленном месте, и нигде ее не видно. Неужели что-либо случилось с дипкурьером? После нескольких минут ожидания я уже решил было идти пешком, когда заметил вдали приближающиеся огни. Это была наша коляска.

— Почему так далеко уехал? — спросил я дипкурьера, усевшись с ним рядом.

— Вот тут недалеко за деревом я заметил афганца, который наблюдал за нами. Я и решил отъехать, чтобы отвлечь его внимание от тебя, — ответил дипкурьер.

— За каким деревом? — спросил я, остановив лошадь.

— Вон, смотри налево, виднеется его чалма, — кивнул он в сторону от дороги.