Дневники Фаулз

Я живо реагировал на все, радостно ощущая связь с миром. Прекрасно сочетать в себе художника и натуралиста. Один восполняет недостатки другого, а вместе они усиливают впечатление от увиденного.

То был настоящий праздник природы. Однако на нем присутствовала старая крестьянка с огромным мешком; согнувшись, она рвала сморщенными руками весеннюю траву и запихивала в мешок. Это напомнило мне одно жалкое зрелище: жители здешних окраин сами подрезают ножницами траву в своих крошечных садиках. Проходя мимо таких французских домиков, замечаешь нищету, какой не увидишь в Англии: здесь люди все еще выполняют работу, которая в других местах является уделом только последних бедняков. В обычной французской деревне все еще сохраняется атмосфера ancien regime [181], когда жители еле сводили концы с концами. Почти феодальный уклад. Ничего похожего на прочность, чистоту и порядок английской деревни, где сохраняется пуританское самоуважение и не дающая унывать иллюзия независимости. То очарование, что все же есть у французских деревень, проистекает из их романского прошлого — плоские южные крыши, крытые полукруглой желто-красной черепицей. От этих крыш так и пышет жаром. Легкий налет восточной экзотики контрастирует с молодой зеленью предместья, эта зелень больше похожа на нормандскую или английскую, чем на средиземноморскую.

Эти два часа на природе были для меня чем-то вроде побега из ссылки. Я родился в городе и большую часть жизни провожу в городах. Пока. Странно, но мне не нужно часто выбираться из города. Однако иногда возникает ощущение, что не хватает воздуха, и тогда я срываюсь и сбегаю на природу. И там понимаю, что вернулся домой, потому что здесь меня окружает знакомая с детства живность. Я слышу славку-черноголовку в долине реки Буавр и знаю, что такую же славку я слышал как-то раз утром, лет девять или десять назад, в зарослях остролиста, когда ехал верхом вблизи Марлдона в Южном Девоншире. Каждый раз при звуках ее пения у меня возникает то же чувство, что и при встрече со старым другом. И так со всеми прочими живыми существами, кроме людей. Там, где различаешь индивидуальность, чувствуешь себя более одиноким среди незнакомцев, но и более счастливым среди друзей. Для меня прогулка на природе — встреча со старыми друзьями.

Возможно, это кажется сентиментальным. Наивным и пасторальным. Отдает пантеизмом восемнадцатого века. Но я глубоко уверен, что эти мои чувства принадлежат к разряду подлинных и не являются фальшивыми ни в каком веке. Как не являются и неуместными.

Питание. Я ем в «Шандрон д’Ор», небольшом ресторанчике в переулке неподалеку. За 150 франков здесь можно прилично поесть, я считаю, если можно заказать demie de blanc [182], то обед хорош.

22 марта

Я опять чувствую себя одиноким. Не знаю никого в этом городе. С несколькими здороваюсь и прохожу мимо. Не с кем назначить встречу. Никто не зовет меня в гости. Здесь я нашел только Джинетту. Виной всему моя холодность. Предварительные этапы дружбы вгоняют меня в тоску. Если я не могу держаться с людьми просто, то теряюсь, становлюсь надменным и скучным. Ненавижу, когда нужно думать, что сказать, стараться быть забавным, улыбаться. Единственный человек, с которым я умею быть неискренним, — я сам. А потом, я заметил, что людям со мной скучно. Tant pis [183]. Могу лишь сказать, что Пуатье город живых мертвецов.

Писал до двух утра пьесу «Отделение номер один». За день — 7 тысяч слов — весь черновой вариант второго действия. Ужасно устал. Замысел возник пятнадцатого, на этот раз времени я не терял. Много мыслей, они переполняют меня. Но я научился не радоваться слишком рано. Пьеса в двух действиях. Уже готова. Осталось написать подходящий пролог, который я уже набросал.

Пасхальное воскресенье, 25 марта

Холодный, ветреный день. Я ездил на велосипеде в Лигуж, чтобы послушать пасхальную службу в старинной церкви [184]. На службе было много народу — местные крестьяне вперемежку с туристами. Мне по душе непринужденная обстановка на католических службах; нравится, как общаются люди: они не столько принимают участие в службе, сколько глазеют на происходящее. В них меньше смирения, чем в их протестантских собратьях.

Как принято на Пасху, в церковь прошествовали процессией монахи из монастыря. Монах в белом одеянии, с митрой, за ним еще два монаха, затем сам настоятель монастыря — дородный, напыщенный, исполненный чувства собственного достоинства, он производил внушительное впечатление; его сопровождали два монаха, священники в белых одеждах, расшитых золотом, и монахи в черных одеяниях. Многие из них были высокого роста. Неспешно проходили они мимо в странном ореоле тайны и величия. Многие производили впечатление культурных людей, лица хранили светское выражение d’un certain âge [185]. Однако тонзура и монашеская ряса сводили их к одному возрасту, одним устремлениям. Один монах особенно выделялся — высокий, тучный мужчина лет шестидесяти с внешностью богатого бизнесмена или генерала. Служба продолжалась долго — много сложных ритуальных действий и незамысловатых песнопений. У настоятеля был необычный глухой голос — казалось, он шел со дна большой бутыли, поднимаясь по узкому горлу к сморщенным губам.

Из церкви они выходили один за другим, все в полных парадных одеяниях; настоятель — в митре, с епископским посохом в руках — останавливался и благословлял верующих, особенно детей, протягивая перстень для поцелуя. Величественная фигура — тяжелая челюсть и стальные выразительные глаза. Словно земная и небесная силы воплотились в одном человеке. Надо сказать, я не часто испытываю ощущение полной власти надо мной другой личности.

31 марта

Сегодня мне исполнилось двадцать пять. Я собирался много написать здесь. Но приехали члены ДООУ [186], внесли много суеты, и у меня ни на что не осталось времени. Эти особые дни в жизни каждого человека теряют свою особенность, если человек одинок. Чтобы создать миф, нужны двое — даже если речь идет о двадцатипятилетии.

В прошлом месяце начал осваивать новую поэтическую форму. Очень экономную, внутренне напряженную, с привлечением старых слов и фраз, точную, правильную, с редкими и небольшими взрывами рифмы и музыки. Малларме был прав, когда говорил о значении интервалов и выделении главного. Экономия и подчеркивание характерного. Теперь осталось найти подходящий прозаический стиль. Вольтер, Свифт. В живописи я проделываю тот же путь, борюсь с нудной детализацией и разгулом красок. Так я удаляю сорняки моей врожденной сентиментальности и многословия.

1 апреля

Дж. Как быстро я ее забываю. За две недели я почти забыл, что она нужна мне. Ее возвращение мало взволновало меня. Мне нравится быть свободным, одиноким, несчастным, но честолюбивым. Не думаю, что смог бы хранить в браке с Дж. супружескую верность. Сегодня я познакомился с прелестной девушкой, дочерью управляющего одного из крупных местных банков. Любопытно, что именно встреча с ней заставила меня много думать о Дж. — и всякий раз не в пользу последней. Тридцать первого я получил от нее поздравительную открытку — очень мило с ее стороны. Хотя сама открытка чудовищна! Текст глупый, но не настолько, чтобы быть забавным. Хотя, будь у нее внешность дочери банкира, думаю, я бы ей все простил. Красота жаждет beaucoup [187]. И накапливает самым циничным образом.

ДООУ. Пришлось пригласить кое-кого из них на ленч. Как же мне скучно с ними, этими юными звездами Оксфорда! Все еще звезды, все еще юные. Неприятный юноша из классической школы, Дэвид Томсон, носит очки, держится вызывающе, просто отвратительный. Говоря о постановке, три раза употребил выражение «в духе Хелпман», откинувшись в кресле и поглядывая по сторонам — все ли слышали? Высокая полная девушка, готовая в любой момент прыснуть от смеха, говорит на сленге, из актерской студии. Молодой еврей, энергичный и дружелюбный. Вышел из окружения, которое я покинул. Все они остались позади. Тони Ричардсон, режиссер-постановщик, — высокий, нервный, экзальтированный, во многом похож на большого ребенка. Не фальшивый. Безвольные рот и лицо, однако умен, хорошие глаза [188]. Саймон Ли, стройный, энергичный, но довольно легкомысленный администратор. Мне он нравится. Очень живой, темпераментный, переменчивый, наивный и ребячливый, полон энтузиазма. Кажется, он многих знает. Говорит без умолку. Однако я не полностью ему доверяю. Этот обаяшка никогда сознательно не обманет тебя, но из-за его разболтанности могут быть неприятности.