Перевёртыш

В общем, можно смело утверждать, что я школу создал. Возможно, это самая большая моя заслуга.

Послесловие

Вполне резонно задать вопрос, для чего все это написано, тем более, что многое из сказанного хорошо известно? Однако главной задачей было не столько описание тех или иных событий и фактов, сколько попытка расставить соответствующие акценты, что обычно избегают делать, особенно когда речь идёт о проблемах, которые лишь недавно стали достоянием гласность.

Второе, что побудило меня "удариться в воспоминания" — это желание вскрыть причины, повлекшие за собой провал хороших начинаний, которые могли бы в принципе обогатить науку.

Наконец, мне хотелось, разобраться в самом себе и объяснить другим, почему в недалеком прошлом нам часто приходилось идти на сделку с совестью и действовать вопреки собственным убеждениям. Отсюда — "Перевёртыш".

Как мне кажется, первые две задачи выполнены, хотя я понимаю, что мои суждения весьма субъективны. Но я был не только свидетелем, но и участником многих событий. Поэтому при всем желании избежать субъективизма вряд ли было возможно. В книге представлены две линии моей жизни, которые, к сожалению, не пересеклись. Лишь теперь стало ясно; не надо было садиться "в чужие сани". Однако, кто мог знать, что я столкнусь со стеной непонимания и не смогу найти общий язык с людьми, подпиравшими её. Но такова была суровая действительность; все катилось по накатанному пути, сметая с дороги любое препятствие, а я осмелился стать на этом пути, переоценив свои силы. Вольно или невольно я испортил отношения со многими "власть имущими" и в итоге остался у разбитого корыта. Впрочем, последнее может быть сказано слишком громко. Я имею многочисленных учеников, в том числе и достигших определенных высот в науке, хорошими отношениями с которыми очень дорожу, я имею ордена, почетные звания и являюсь действительным членом двух академий. Но я не имею другого, того, к чему стремился долгие годы, а именно возможности активной научной работы и широкого поля деятельности.

Что касается третьей задачи, то она оказалась намного сложнее.

Сейчас появилось много людей, игравших видную роль в недалеком прошлом, но которые теперь от него открещиваются. Это касается и тех, кто входил в верхние эшелоны власти или активно поддерживал их и считался идеологом построения "нового общества". У меня всегда появлялись сомнения в их искренности. Ведь не могли же они не видеть, куда завела их идея построения общества всеобщего равенства и братства — коммунизма, и серьезно верить в возможность этого. Так что же послужило толчком к их перестройке? Толпы отчаявшихся и обнищавших людей на улицах и страх за свое будущее? Так или иначе, но облачившись в тогу демократов, они продолжают лицемерить, чтобы удержаться "на плаву". Еще большую гадливость вызывают люди, которые всюду демонстрируют крутой поворот от материализма к идеализму, от марксизма-ленинизма к религии и стоят на виду у всех со свечами в руках во время пасхальных или рождественских бдений. Тем самым, они подтверждают свою беспринципность, которая у них была и остается. На этом фоне нельзя не проникнуться уважением к тем апологета прежней власти, которые остались верными себе или, по крайней мере, не делают вид, что они "перекрасились в новые цвета". Это не значит, однако, что я им симпатизирую или стал бы поддерживать. Ведь многие из таких людей просто сожалеют об утраченных привилегиях и безграничной власти над людьми.

Как мне кажется, я не принадлежу ни к тем, ни другим. Много раз мне приходилось задумываться над тем, как бы сложилась моя жизнь, если бы не события Октября 1917 года. Трудно себе это представить. Однако туманные тени прошлого всегда витали передо мной и нет-нет да и заставляли критически относиться к моим поступкам и искать себе оправдание. Это касалось и пребывания в Партии, о чем я говорил, и тех дел, которые были связаны с моей деятельностью в системе Главмикробиопрома. Но я всегда оставался патриотом и считал, что все, что я делаю приносит пользу людям. Отсюда противоречивость моих поступков. Фактически с раннего детства я жил как бы в двух измерениях — реальной жизнью и мечтами о другой. Поэтому я с радостью воспринял все события последних лет и сожалею лишь о том, что груз прожитого, вынуждавшего меня часто прибегать к половинчатым мерам, не позволил принять в них более активное участие. Но была и остается еще одна причина, которая останавливала и останавливает меня от этого. Я имею в виду расплывчатость и неопределенность идей нынешних лидеров многочисленных партий и течений, неспособность их добиться "консенсуса", как любил говорить Горбачев, в борьбе за построение нового общества. Ситуация очень напоминает ту, которая сложилась в период между Февральской и Октябрьской революциями, в результате чего большевикам практически без боя удалось захватить власть со всеми вытекающими последствиями. А казалось, кому как ни интеллигенции надо было бы об этом думать! В том, что произошло я виню и близких мне людей, их позицию непротивления насилию, хотя некоторые из моих родных и примкнули к белому движению. Может быть эта позиция и определила основные вехи моей жизни. Ведь о прошлом я знал только по наслышке, оно отстояло от меня слишком далеко и поэтому я не смог сохранить принципиальность а, тем более, отказаться от карьеры и примкнуть к рядам диссидентов. Я часто, завидовал людям, которые нашли в себе для этого силы. Однако, отдавая дань их мужеству и не желая никого обидеть, я иногда, успокаивал себя тем, что некоторых на это толкали какие-то экстремальные ситуации, которые обходили (пока!) меня стороной. Может быть поэтому ряд видных борцов за свободу сейчас оказались в рядах крайних "правых" или "левых". Вместе с тем, я никогда не терял надежду на лучшее, на коренные перемены. Подчас в "кухонных" разговорах я высказывал сомнения в незыблемости существующего строя, ссылаясь на то, что ни один общественный строй никогда не был вечным. Я не говорю уже о том, что временами искренне верил в правильность моих действий. В общем, как мне кажется, я представлял собой довольно характерный пример того, что делала с мыслящими людьми Советская власть.

Несмотря на все, я ни в чем не раскаиваюсь, стараюсь радоваться каждому прожитому дню и рассчитываю на поддержку и понимание со стороны близких мне людей.

Октябрь 1994 — февраль 1995

Москва