Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Победоносцев также не сразу распознал, что действия диктатора слишком сильно отклоняются от указа 12 февраля. «Вот теперь назначен Лорис-Меликов,— сообщал он в Москву своему конфиденту, Е.Ф. Тютчевой, дочери поэта, в письме 25 февраля 1880 г. — С первого же дня все правительство встретило его глухим противодействием и самая главная и трудная борьба его будет с этими господами... Если он успеет сначала обойти их, потом одолеть и отбросить, тогда дело его сделано. Если нет, то ничего не выйдет, как теперь пророчат г.г. министры. Итак, этот месяц будет временем решительной пробы»³³⁹. Борьбу в верхах предсказывал и адъютант великого князя Константина Николаевича генерал Киреев: «Сможет ли Лорис-Ме-ликов — что сумеет, это, по-видимому, не подлежит сомнению, — но именно сможет ли твердо стоять на своем и устоять епуегз е* сопите ^оиз»³⁴⁰. Консерваторы имели в виду сопротивление, которое окажет начальнику Верховной распорядительной комиссии либеральная группировка, главой которой здесь считался великий князь Константин Николаевич и к которой причисляли П.А. Валуева.

Лорис-Меликов опасался противодействия как раз тех ортодоксальных приверженцев самодержавия, которые ждали от него исключительно репрессивных мер — более решительных и энергичных, чем осуществлявшиеся до учреждения диктатуры. До поры он не стремится разуверять в этих ожиданиях потенциальных противников, стараясь завоевать их расположение. Граф частый гость в Аничковом дворце, где дрркески встречается с К.П. Победоносцевым в крркке, близком к цесаревичу. Письма наследнику Лорис-Меликова говорят о достаточно тесных контактах его и с Победоносцевым, который, едва вернувшись из отпуска, рассказывает графу «отрадные подробности своего пребывания в Гаапсале»³⁴¹.

Д.А. Милютин характеризовал Лорис-Меликова как «человека умного и гибкого, знающего, в каком смысле с кем говорить»³⁴². Современники и историки называют его неискренним. Решая свои задачи, он и не мог быть искренним: искренность на его посту исключалась — он не продержался бы у власти и месяца. В неискренности Михаила Та-риеловича постоянно обвинял в своем дневнике П.А. Валуев, сам не гнушавшийся противодействовать диктатору, используя сведения из его же писем, перлюстрированных министром внутренних дел Л.С. Маковым, в ведении которого находилась почта. В подобного рода приемах Лорис-Меликов не был замечен: его понятия чести были более твердыми, чем бытовавшие в дворцовой среде. Забегая вперед, стоит сказать, что это пошло ему не на пользу в борьбе за власть с неразборчивыми в средствах противниками.

С целью укрепления позиций в верхах диктатор тщательно продумывает и подготавливает неизбежные кадровые перестановки. Здесь пригодился и военный опыт, учивший о важности предварительной разведки перед наступлением. Примерно два месяца ушло на подготовку отставки всесильного министра народного просвещения Д.А. Толстого, 15 лет прочно сидевшего на своем посту. Всеобщая неприязнь к министру сулила этой акции большую популярность и облегчала другие его действия. Но Лорис-Меликов руководствовался не только этим, как можно порой понять из литературы: он искренне полагал политику в области просвещения, проводимую Толстым, вредной, способствующей росту всеобщего недовольства.

Введенную Толстым классическую систему обучения в гимназии, идейным обоснователем и пропагандистом которой являлся М.Н. Катков, в обществе встретили негативно. Сосредоточенность на изучении древних языков (латыни и греческого) и математики при резком сокращении естествознания и русской словесности воспринималась как не отвечающая запросам времени. Трудность и протяженность обучения — при высокой плате — обусловили рост молодых людей, не закончивших курс. Недоучившиеся гимназисты пополняли ряды недовольной режимом молодежи. Князь В.П. Мещерский, близкий к наследнику, вспоминал, что при первой же встрече с ним Лорис-Меликов горячо заговорил о том, что «нашу молодежь душат в тисках классицизма и формализма — вот откуда идет главное революционное движение, тут вы с полицией не справитесь». А когда Мещерский стал защищать классицизм, прервал его: «Это вы а-ля Катков изволите рассуждать... А я с этим не согласен; кулаком теперь ничего не возьмешь; теперь нужно прежде всего восстановить спокойствие, а чтобы этого достигнуть, надо отнимать поводы к неудовольствию, надо смягчать общественное мнение»³⁴³.

Лорис-Меликов столкнулся с Толстым еще в бытность генерал-губернатором, а в столице все более убеждался в его непригодности к занимаемой должности. Но учитывая мощную поддержку Толстого Александром II и М.Н. Катковым, действовал с предельной осторожностью и скрытностью. Все же внимательный наблюдатель дворцовой жизни П.А. Валуев отметил «старания гр. Лорис-Меликова сбыть гр. Толстого», связав их безуспешность с хлопотами М.Н. Каткова³⁴⁴. Почувствовав, что тучи над Толстым сгущаются, Катков обращается 11 марта 1880 г. с письмом к царю, доказывая опасность смещения министра в данной ситуации, когда классическая система образования остается едва ли не единственным прочным фундаментом существующего порядка. «Каковы бы ни были личные свойства графа Толстого, — писал редактор «Московских ведомостей», немало передовиц посвятивший защите министра просвещения, — он служил Вам, Государь, верой и правдой и ознаменовал себя заслугами, которые внесут его имя в историю Вашего славного царствования».

Катков напомнил, что министр подготовил проект преобразования университетов (речь шла об уничтожении их автономии) и ему надо дать провести его в жизнь. «Успешным проведением этой реформы смута была бы поражена в одном из главнейших своих источников»³⁴⁵. Доводы верного стража интересов самодержавия представлялись существенными. Но и Лорис-Меликов вел свою настойчивую работу. Неоднократно поднимая проблему смещения Толстого с поста министра в своих повседневных докладах царю, он поставил ее решение в ряду безотлагательных преобразований в апрельском докладе. Подчеркивая, что не посягает на основы учебной реформы, граф доказывал, что отставка Толстого будет встречена с величайшим сочувствием и восстановит доверие к учебному ведомству, утраченное во всех слоях общества. Лорис-Меликов обращает внимание царя на то, что «направление ведомств зависит преимущественно от лиц, стоящих во главе», задачу которых он видит в том, чтобы «привлекать сердца к источнику власти». Как бы возражая Каткову, в незримом диалоге с ним, диктатор утверждает, что глава учебного ведомства не стоит на высоте своего положения «по складу способностей и по любви к управляемым»³⁴⁶.

Катков специально приезжал в Петербург для встречи с диктатором, а затем заставил и графа Толстого сделать визит Лорис-Мели-кову. По свидетельству Е.М. Феоктистова, в ту пору высокопоставленного чиновника Министерства просвещения, граф успокоил и того и другого заявлением, что в дела Министерства просвещения не вмешивается. Феоктистов рассказывает, что диктатор сокрушил Д.А. Толстого чужими руками, при этом оставшись сам в тени: «Аорис устроил дело очень ловко, он как будто не принимал участия в падении Толстого, а орудием этого явился тогдашний министр внутренних дел Маков»³⁴⁷. С этим трудно согласиться, имея в виду бурную и длительную общественную реакцию на отставку министра народного просвещения: и противники и приверженцы Лорис-Ме-ликова восприняли ее как крупную победу диктатора. Да и сам он считал эту акцию одной из своих главных заслуг, от которой и не думал отказываться. Свершив ее, он не мог остаться в тени уже в силу своего особого статуса, когда ответственность за все происходившее в стране так или иначе падала на него. Другое дело, что в подготовке отставки министра просвещения он использовал внутренние противоречия в правительстве, в частности, конфликт Л.С. Макова с Толстым, о котором рассказывает Е.М. Феоктистов.