Жан-Поль Бельмондо. Профессионал
Жан-Поль Бельмондо. Профессионал читать книгу онлайн
Книга о жизни и творчестве великого французского актера. Несмотря на то, что Жану-Полю Бельмондо уже за 75, и он перенес тяжелейший инсульт, он не собирается почивать на лаврах. Недавно снова снялся в кино. В 2009 году на экраны выйдет фильм «Человек и его собака», где Бельмондо сыграл главную роль. Уход из кино для него, великолепного профессионала, равнозначен уходу из жизни.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Наша банда, в которую входил и Делон, собиралась обычно на улице Сен-Бенуа. Среди других тут можно было увидеть и Марселя Карне, который принял меня за боксера. Когда я объяснил ему, что на самом деле я актер, он был весьма разочарован. Однако пригласил сделать пробу на одну из главных ролей в фильме «Обманщики». Моим соперником оказался Лоран Терзиев. Мы условились: кто выиграет, тот угощает. Выиграл он, и вполне законно. Для меня роль была бы слишком двусмысленная. Я говорю об этом потому, что в своих мемуарах Карне пишет, что я будто на него обиделся. Кстати, помимо роли в фильме «Лифт на эшафот» [11]и этой, в «Обманщиках», я ни разу не получил отказа. А вслед за «На последнем дыхании» предложения так и посыпались. «Звездой» фильма «Мадемуазель Анж» была Роми Шнайдер. Действие фильма происходило как в реальном плане, так и в вымышленном. Режиссер Редвани все время путался, спрашивая: «Это сон или явь?» И все начинали ему объяснять. Анри Видаля он называл «милочкой». Тот ужасно злился. «Сколько надо повторять, чтобы ты не называл меня так», – говорил он. «Не понимаю, милочка… Я же любя», – отвечал тот. С Роми я практически не сталкивался на съемках. Я играл роль приятеля героя механика-ловкача у чемпиона. Снимали во время гонок в Монако. По вечерам мы с Видалем заглядывали во все кабаки от Ниццы до Монако… Мне было двадцать пять лет, ему – сорок. «Для сорокалетнего он держится недурно», – считал я. Не знаю, что парни сегодня говорят обо мне…
В 1959 году я снялся в картине «На двойной поворот ключа». Роль мне досталась случайно. Заболел Жан-Клод Бриали и назвал мое имя Шабролю. Меня пригласили поговорить в пятницу, а в понедельник я уже должен был сниматься…
Являюсь к продюсерам братьям Хаким и слышу: «Господи, какой уродец!» Я очень хотел им врезать, еле сдержался. В то время я был вспыльчив и ушел от них возмущенный. Но они меня догнали: «„Стойте! Мы это в шутку. У вас замечательная внешность, у вас внешность настоящего героя. Мы берем вас без проб“. В результате я приступил к съемкам, не зная, что за фильм, да еще со сложной сцены ссоры с главной героиней, которую играла Мадлен Робинсон. Та наверняка удивилась, откуда я такой взялся. Шаброль же подбадривал: „Валяй, дружок, не смущайся!“ А еще мне надо было управлять машиной марки „делайе“, а я в свои двадцать шесть лет не умел водить машину. Тогда братья Хаким, продюсеры фильма, подписали контракт с Андре Жосселеном на пять фильмов, а со мной ничего. И поплатились. Я бы подписал контракт обеими руками… Вскоре начались съемки „На последнем дыхании“, но для меня тогда настоящим мэтром кино был Шаброль. Картина „На двойной поворот ключа“ была послана на Фестиваль в Венецию. И провалилась. А я так на нее рассчитывал! За всю свою карьеру в кино я очень редко делал пробы. Пробы для „Истины“ меня весьма позабавили. Сразу следом мне предстояли пробы для „Модерато кантабиле“, я спешил. Но Клузо запер меня вместе с женой. Я протестовал: „Мне надо идти!“ – „Вы никуда не выйдете!“ – „Откройте дверь, иначе я ее высажу“. В конце концов пробу сняли. С Брижит Бардо. В течение четверти часа Клузо заставлял меня тискать ее груди. Занятие было весьма приятным. Но на этом все и кончилось. Мне было сразу понятно, что я не смогу играть роль дирижера (в этой роли потом был Сами Фрей). Похоже, он просто упрямился, видя, что я не горю желанием получить эту роль, и это его возбуждало… Он напоминал мне женщин. Этот мимолетный эпизод я вспоминаю не без удовольствия. Я тогда единственный раз оказался на съемочной площадке с Бардо. Играть мне с ней потом не пришлось, хотя именно ее намечали на главную роль в „Сирене с „Миссисипи“. На „Модерато кантабиле“ меня позвали сразу после того, как я снялся в единственном у меня телефильме „Три мушкетера“. Это был очень театральный фильм. Я удивился, что Барма дал мне роль д’Артаньяна, а не Планше (того играл Робер Гирш). Съемки оставили прекрасные воспоминания. Со мной снимались также Нуаре, Галабрю, Сорано, Жан Шеврие. Тогда-то я сумел в полной мере оценить власть телевидения. До телефильма никто не обращал на меня внимания, а тут я сразу стал знаменитостью в своем околотке. В „Модерато кантабиле“ я снимался до выхода на экран „На последнем дыхании“. Но Жанна Моро где-то успела его увидеть и сказала обо мне Питеру Бруку и Маргарите Дюрас. И вот я оказался перед ними. Посмотрев на меня, Дюрас, автор сценария, сказала: „Совсем не тот типаж“. Брук не стал спорить. Я ответил, не стоит, мол, беспокоиться. Но меня все-таки утвердили. Не могу сказать, чтобы съемки оставили особые воспоминания. Я не понимал текст, который должен был произносить. И до сих пор не понимаю. Только думал: «И это – кино?“
С Годаром я познакомился в кафе на Сен-Жермен-де-Пре. Я не знал, кто он такой. Вечно небритый, в темных очках, этот тип казался мне очень подозрительным человеком. Он так пристально смотрел на меня, что я даже подумал: «Не голубой ли он?» Однажды он подошел ко мне и спросил: «Хотите сняться у меня?» Я ответил: «Нисколько». Он добавил: «Я заплачу 50 тысяч франков. Приходите на улицу Ренн, и мы вас снимем». Речь шла о короткометражке «Шарлотта и ее хахаль». Рассказываю жене и та говорит: «А что? Не понравится, врежешь ему». Но мы с ним быстро столковались. По окончании работы Годар сказал: «Если я возьмусь за большой фильм, то позову тебя». Я был уверен, что это пустые слова. Но он позвонил: «Вот что… У меня есть идея. Один тип крадет машину в Марселе и едет в Париж… Что дальше – увидим. Он либо встретит невесту, либо умрет… Посмотрим. Встречаемся 16 августа». Наступает 16 августа, никакого сценария нет. Приходилось импровизировать. Но у него была заветная тетрадка…
Во время моей работы с Карне я убедился, что техническая сторона съемок еще далеко не совершенна. Скажем, я говорил слишком громко, я ведь пришел из театра, часто выходил за пределы освещенного пространства. Поэтому считал кино занудством. Годар открыл мне глаза на многое. Я пользовался полной свободой. Снимал он довольно экстравагантно. Без синхронной записи звука, что позволяло ему подсказывать текст. В первый съемочный день своим швейцарским тягучим акцентом он произнес: «Ты входишь в телефонную кабину и звонишь». Вхожу. Вопросительно смотрю на него. Он говорит: «Ладно, завтра продолжим. Сейчас ничего в голову не лезет». Однажды Джин Сиберг наложила слишком сильный грим. Привыкший к театральному гриму, я нашел, что грим у нее превосходный. Но ему не понравилось. «Скажи ей, – он говорит, – что в этом гриме она уродлива». Вечером я сказал жене: «Работать интересно, но это псих». Я был убежден, что фильм не выйдет в прокат никогда, что это забава любителя. А я ради него отказался сниматься у Дювивье. Мой импресарио говорил, что я загублю свою карьеру. Приехавшая из Голливуда Джин Сиберг тоже удивлялась. Чаще всего утешать ее приходилось мне. Годар хотел, чтобы она по ходу действия крала у меня деньги из тумбочки, но та возражала: «Американка никогда так не поступит». В конце концов она хоть согласилась донести на меня в конце фильма!
Подсказки Годара очень помогали мне. Сцену смерти моего героя от пули снимали на улице Кампань-Премьер. Годар сказал: «Упадешь, только когда почувствуешь пулю в спине». Ну, почувствовал я эту «пулю», правда, не сразу. Вначале все сорвалось. Добежал я до конца улицы и вижу своего приятеля Жана де Пулена, который там жил. Увидев меня, тот закричал: «А что ты тут делаешь, коко?»
Однажды Годар пригласил меня поужинать с ним. Отправляемся в пиццерию на улице Сен-Бенуа. Стараюсь развлечь его разговором о боксе, футболе, но тот никак не реагирует. Доели мы ужин в полном молчании, и тогда он произнес: «Благодарю тебя, я провел восхитительный вечер».
«На последнем дыхании» и «Отбросив риск» Сотэ вышли почти одновременно. Фильм Годара означал революцию в кино, а другой прошел незаметно. Хосе Джованни, сценарист «Риска», замолвил обо мне слово Лино Вентуре. А тот ответил: «Раз о тебе хорошо отзывается Хосе, я согласен, чтобы ты снимался в нашем фильме». Как истинные спортсмены, мы быстро обо всем договорились. Точно так же я позднее подружился с Мишелем Одиаром на картине «Француженка и любовь». Одиар был большим любителем велоспорта. Спорт открыл мне многие двери!