Мои алмазные радости и тревоги

Закончив читать, я ждал отклика от вроде бы внимательно слушавшей студентки. Но она молчала. Кто-то из парней насмешливо заметил: «Да она давно спит!» Парни дослушали поэму до конца, студентка же сладко заснула где-то на середине.

Больше я ей стихов не читал.

ГЛИССЕР

Глиссером принято называть быстроходное маломерное судно на воздушной тяге: движущей силой является не обычный гребной винт в воде, а лопасти авиамотора в воздухе.

В своё время на складах авиаотряда в Нюрбе скопилось несколько списанных моторов с ушедших в историю самолётов По-2, Як-12 и еще каких-то, летавших над Якутией в прежние годы. На новые самолеты их ставить было нельзя, а выбрасывать жалко. Рачительный хозяин такие вещи не выбрасывает, а стремится приспособить их для каких-либо хозяйственных надобностей.

Первым человеком, который нашел применение списанным моторам, был Алексей Иванович Гловяк, в то время заместитель главного инженера Амакинской экспедиции. Он предложил поставить авиамоторы на лодки, превратив их в глиссеры. На таких плавсредствах можно было развивать по глади Вилюя фантастическую скорость. Идея понравилась руководству Амакинки. С авиационным начальством быстро договорились о передаче двух списанных моторов геологам, и вскоре первый глиссер был построен и готов к «судовым испытаниям».

Но где же испытать его, как не на охоте за утками по Вилюю? Тем более, к моменту спуска глиссера утка была уже на крыле, и сезон охоты начался. Изъявили желание участвовать в испытаниях глиссера главный инженер экспедиции Суматов, парторг Скороженко, районный геолог Скульский (самый меткий стрелок в экспедиции) и еще кто-то из «элиты». Возглавил группу охотников сам Михаил Несторович Бондаренко, начальник экспедиции.

Охотники погрузились в лодку и оттолкнули ее от берега. Но не успел еще Алексей Иванович «нажать по газам», как лодка стала медленно клониться набок, а потом, видимо, в полном соответствии с законами физики, перевернулась. Охотники, искупавшись в холодной воде, без особых потерь имущества и травм выкарабкались на берег. Но, естественно, Алексею Ивановичу досталось от них «по первое число». Бон сказал, правда, всего лишь одно слово: М...дак!

История эта известна мне со слов Владимира Николаевича Щукина, наблюдавшего «судовые испытания» глиссера с крутого берега Вилюя.

На этом первая попытка сделать в Амакинке быстроходный катер закончилась. Незадачливый конструктор был отослан в полевую партию, а посудина куда-то исчезла. Но идея не заглохла. Она была подхвачена Леонидом Митрофановичем Красовым, начальником физической лаборатории. Его конструкторская мысль не могла пройти мимо заманчивой перспективы «довести до ума» скоростную лодку — глиссер. У него были хорошие знакомые в авиаотряде, и вскоре почти новенький авиамотор уже лежал под брезентом около его дома. Бондаренко к тому времени уволился из экспедиции, и возрожденный глиссер не был бы ему неприятным напоминанием о холодном душе.

Новая лодка строилась долго, едва ли не полгода. Её сколачивали все желающие из многочисленных знакомых Красова. Стимулом было обещание прокатить с ветерком по Вилюю, когда лодка будет готова. В конструкции лодки были учтены наиболее очевидные промахи, допущенные при строительстве первой модели. Принимались во внимание, кроме всего прочего, рекомендации журнала «Катера и яхты», который выписывал Борис Викторович Бабушкин. Тот тоже строил себе лодку по типу одной из описанных в журнале. Но и у него первая попытка также не увенчалась успехом, поскольку он не сумел правильно подобрать соотношение эпоксидной смолы и затвердителя (новых для того времени клеящих материалов). Эпоксидка «схватилась» у него раньше времени, не закрыв швы между бортовыми досками.

А у Красова лодка получилась, да ещё какая — устойчивая и крепкая! Мотор на ней был прикреплён таким образом, что лодка не теряла остойчивости даже на самых крутых разворотах. Лёня Красов с гордостью демонстрировал приятелям ходовые качества лодки и катал по реке всех небоязливых желающих. Скорость лодки была удивительной, наверное, под сто километров в час. Когда Красов носился на ней вдоль Нюрбы по Вилюю, на берегу собиралась большая толпа зевак.

Но недолго длился триумф Красова. Как известно, некоторым людям бывает плохо, когда другим хорошо. Районные начальники, едучи на рыбалку, не могли выносить ситуацию, когда их тихоходные казанки с мотором «Москва» кто-то со скоростью ветра обгоняет по Вилюю. Разве можно было такое терпеть?

И вот начались проверки: где Красов взял мотор? Есть ли у него разрешение на работу с авиационными двигателями? Положено ли по ТБ использовать глиссеры на геологических работах? Да и мало ли к чему можно было придраться районному начальству, которое не столь давно «съело» даже самого Бондаренко. Словом, обложили Красова, как волка флажками, со всех сторон. Ну, а полунамеками, без огласки, советовали продать глиссер кому следует.

Поупирался Лёня Красов, повозмущался, но понял: против местных властей не попрёшь. Глиссер он продал, но не им, а одному из нюрбинских пилотов. Какому-то заслуженному лётчику, который болт забил на всё районное начальство. Но и тот ездить по Вилюю на глиссере всё же не решался. Куда-то потом он его переправил, вероятно, по месту жительства на «материк». Так нюрбинцы и не увидели больше на Вилюе чудо-лодки. А прочие списанные моторы с лёгких самолетов так и сгнили на складах авиаотряда.

«АМАКИНСКИЕ РЕБЯТА» И «ТОНКИЕ РЯБИНКИ»

В составе самодеятельности Амакинской экспедиции в семидесятые годы было великолепное трио балалаечников — «Амакинские ребята». Многие годы оно выступало в неизменном своем составе: Иван Галкин, Саша Ефимов, Володя Синицын. Бог ростом их не обидел: все как один за метр девяносто пять.

«Амакинские ребята» были гвоздем программы самодеятельных концертов на многих праздничных вечерах. Появление их на сцене приветствовалось бурными аплодисментами массы зрителей и жидкими хлопками управленческих работников, беспокойно ёрзавших на стульях в первом ряду. Что-то на сей раз поднесут в частушках «Амакинские ребята» работникам аппарата экспедиции? Чьё имя будет подвешено на смех зрителей? Кого просклоняют в рифмованных строчках?

Но, как правило, трио гигантов было настроено благодушно, и в репертуаре их преобладал юмор, а не сатира. Но какой юмор!

(Лейзерзон был в те годы председателем теркома Якутского геологоуправления и обычно поздравлял амакинцев с праздниками, с выполнением геологических заданий и прочими памятными событиями).

Или, например, не раз звучавшую актуально после сезона поисковых работ в новых районах алмазоносности, не всегда удачных:

Когда происходил очередной бум с лауреатством, а некоторые амакинцы пытались прорваться в науку, в репертуаре «Амакинских ребят» появилась частушка:

В классический репертуар амакинской самодеятельности вошли частушки «Мы гуляем — дело знаем», «Мы не сеем и не пашем» и многие, сейчас позабытые, но для своего времени злободневные и остроумные.