Воронцов

Принимая назначение, Михаил Семенович попросил, а император разрешил ему: 1. Выбрать для резиденции любой город края и менять его, когда посчитает это необходимым. 2. Ездить в Белую Церковь или в другие свои имения, не спрашивая разрешения из Петербурга. 3. Навещать в Англии отца. 4. Приезжать в Петербург так часто, как потребуют интересы дела.

М. С. Воронцов и его супруга остались довольны этими условиями. Друзья Михаила Семеновича радовались за него и поздравляли со столь важным назначением. «Любя пользу Отечества, — писал ему А. П. Ермолов, — рад я был, что ты получил место, в котором больше можешь оказать ему заслуг»4. Из письма Н. М. Лонгинова к С. Р. Воронцову в Англию: «Из всех гражданских мест это единственное подходящее к положению графа как по значительности самой должности, так личным преимуществам для графа и по выгодности для дел домашних. Стоит взглянуть на карту России и на политическое и естественное положение этого обширного края, чтобы понять, какую великую и неисчислимую пользу может ему принесть такой человек, как ваш сын, граф. Я повторю слова графа Кочубея, который писал ему, что если он может поздравить его с таким назначением, то еще больше поздравляет край с таким начальником. Дай Бог России побольше подобных ему губернаторов. <…> Я не нахожу, кого бы можно сравнить с ним в России»5. А Александр I в разговоре с Кочубеем подчеркнул, что он ожидает большую пользу от назначения Воронцова, поскольку тот является любителем всего полезногоб.

Перед отъездом на новое место службы Воронцову необходимо было изучить все имеющиеся в Петербурге материалы о положении дел в Новороссии и в Бессарабии, в том числе и жалобы, которые поступали в столицу, а главное, подобрать сотрудников. На службу к Михаилу Семеновичу просились многие, но он принимал лишь тех, в ком видел единомышленников, на кого мог полностью положиться.

Начальником канцелярии М. С. Воронцова согласился стать полковник А. И. Казначеев, который был адъютантом Михаила Семеновича в бытность его командующим русским оккупационным корпусом во Франции. На гражданскую службу, лишь бы только остаться рядом с Воронцовым, перешли также Ф. И. Брунов и П. Я. Марини. Брунов должен был ведать делами Бессарабской области, а Марини — иностранной перепиской. «Все трое в восхищении, — писал К. А. Булгаков, — да и есть от чего: приятнее начальника иметь нельзя»7. Подбор сотрудников на этом не закончился.

1 июня супруги Воронцовы дали в доме на Малой Морской прощальный обед. Ранним утром следующего дня Михаил Семенович отправился в Мурино, чтобы посетить могилу своей кормилицы Пелагеи. 7 июня чета Воронцовых и новые сослуживцы генерал-губернатора покинули Петербург. По дороге они заехали в Белую Церковь. Елизавета Ксаверьевна была в положении и решила некоторое время пожить у матери.

21 июля М. С. Воронцов, Н. М. Лонгинов, А. И. Левшин, П. Я. Марини, В. М. Шаховской, О. Р. Франк и А. Н. Раевский прибыли в Одессу. О приеме, оказанном им горожанами, рассказывается в путевых письмах Никанора Михайловича Лонгинова, брата Николая Лонгинова, секретаря императрицы Елизаветы Алексеевны.

21 июля, до Одессы 50 верст. «Тут мы узнали, что в Одессе все сословия ожидают нас с энтузиазмом. В самом деле, прибывши в Одессу в 10-м часу вечера, среди глубокой темноты, мы нашли большой частию город иллюминированный, и люди группами толпились по улицам. На звук наших колокольчиков у экипажей многие за нами бежали; но вообще народ с 4-го часу пополудни был на ногах и оставался в ожидании графа».

22 июля. «В этот день афишкою Итальянского театра возвещена была la Cenerentola, нарочито для приезда графа. Мы отправились в театр, который был освещен; явились в генерал-губернаторской ложе. Публика была самая многочисленная. Всеобщее ура было знаком радости зрителей при появлении нашего графа, который был от сего в величайшем замешательстве, да и мы были неравнодушны к сей сцене».

24 июля коммерческое одесское общество устроило в честь графа Воронцова бал. «При входе его сиятельства встретила огромная музыка на хорах, и с оных полетели тучи печатных листков с стихами в честь графа на Российском, Итальянском, Латинском и Французском языках <…> Полагают, что одних дам было более 300. Вкус туалета и богатство убранства не уступают Петербургу»8.

Празднества были вечерами, а днем кипела работа. 22 июля Воронцову были представлены чиновники, купечество, духовенство, иностранные консулы. В канцелярию генерал-губернатора стали поступать первые жалобы и прошения горожан. М. С. Воронцов лично знакомился с ними и принимал по ним решения.

26 июля М. С. Воронцов и несколько чиновников его канцелярии поехали в Кишинев, чтобы принять дела от И. Н. Инзова. А дела эти оказались в самом плачевном состоянии. Дом, в котором остановился Михаил Семенович, сразу стали осаждать десятки горожан, жалуясь на беззаконие местной власти. По свидетельству жителей, самые вопиющие нарушения закона происходили тогда, когда наместником области был Бахметьев. Его супруга прославилась как женщина алчная и бессердечная. Любой мошенник мог купить за деньги любую должность, а честных людей держали в тюрьмах, чтобы не раскрылась правда. Казнокрады, получившие должность, делились с наместником награбленным и оставались безнаказанными.

Порядка в Бессарабии не было и при И. Н. Инзове. «Инзов самый плохой старик, — писал Н. М. Лонгинов, — ибо никогда не дал себе труда вникнуть в явные происшествия, только что вел обыкновенные бумаги». «Не могу вам описать, — продолжал он, — всех тех мерзостей и беспорядков, которые тут мы нашли по всем частям. Законы в бездействии; финансы в запустении и бессчетности; народ в угнетении; полиция и страсти деспотствуют; варварство на каждом шагу»9.

Воронцову пришлось заменить полицмейстера, частных и квартальных надзирателей. Бессарабский Верховный Совет получил предложения по совершенствованию управления областью.

Поняв, что Бессарабии придется уделять особое внимание, а из Симферополя, где он хотел первоначально обосноваться, туда не наездишься, Воронцов выбрал местом постоянного пребывания Одессу.

В Кишиневе М. С. Воронцов встретился со своим бывшим сослуживцем Иваном Петровичем Липранди. До Отечественной войны 1812 года И. П. Липранди успел поучаствовать в двух кампаниях, был награжден орденом Св. Анны и шпагой с надписью «за храбрость». Отечественную войну он начал в звании поручика, а закончил подполковником генерального штаба. Участвовал в Бородинском сражении, в битве под Малоярославцем. В деле под Смоленском получил тяжелую контузию в колено, от которой страдал до конца жизни. После занятия Парижа союзными войсками был назначен начальником военной полиции, служил в русском оккупационном корпусе М. С. Воронцова.

У М. С. Воронцова и И. П. Липранди было много общего. Оба были храбры, непреклонно следовали законам чести, критически относились к высшей власти и оба увлекались собиранием исторических и географических сочинений и карт. Но Липранди был отчаянным дуэлянтом. Одна из дуэлей стала причиной понижения его в должности. После возвращения в Россию Липранди был переведен в Якутский пехотный полк, а затем в Егерский полк, расквартированный в Бессарабии. В ноябре 1822 года он ушел в отставку в звании полковника и с правом ношения военного мундира. С тех пор Иван Петрович жил в Кишиневе. Михаил Семенович предложил ему должность чиновника по особым поручениям. Липранди согласился.

Приняв дела от Инзова, М. С. Воронцов отправился вместе И. П. Липранди в приграничные города Измаил, Килию и Аккерман. Возвратившись в Одессу, он поселился в нанятом для него просторном доме Фундуклея.

В первые недели пребывания в Одессе М. С. Воронцов получил возможность ближе узнать и подружиться с П. Д. Киселевым, начальником штаба 2-й армии. Павел Дмитриевич прожил в Одессе около двух месяцев после дуэли со служившим во 2-й армии генерал-майором Мордвиновым.

Зачинщиком дуэли был Мордвинов. Он послал Киселеву оскорбительный вызов, и тому пришлось пожертвовать исполнением закона ради соблюдения чести. На дуэли Мордвинов был ранен, а на следующий день умер. П. Д. Киселев передал свои обязанности дежурному генералу, написал государю об обстоятельствах дуэли и стал ждать решения своей участи. Какое-то время он жил в Тульчине, а потом уехал в Одессу. Александр I не осудил Киселева и оставил его в прежней должности, но заметил, что было бы лучше, если бы поединок состоялся за границей. Михаил Семенович конечно же был на стороне Киселева. Ведь и для него честь была превыше всего. Правда, сам он был противником дуэлей и стрелял в людей только на войне и только в неприятеля.