Аттила. Бич Божий

— Я не знаю. Я не мог говорить.

— Почему с тобой было столько золота?

— Пятьдесят золотых — невелико богатство, мне их передали для вас.

— Кто и с какой целью?

— Хрисафий, это выкуп за бежавших римлян.

— А другие пятьдесят? Принесите их. Перед тобой, как видишь, две сумы.

— Другая сума хранилась здесь уже давно. Я хотел купить коней.

— Разве тебе не известно, что я запретил членам римских посольств приобретать что бы то ни было в моей Империи?

— Известно. Потому и золотые оставались здесь, не потраченные.

— А не собирался ли ты вместо коней купить пособников?

— Это ложь, клевета, наветы Эдекона!

— А почему Эдекона?

— Потому что этот человек — предатель. Он хотел меня подкупить.

— Ты и так слишком богат, чтобы тебя подкупать! Кто поручил тебе подговорить Эдекона убить меня?

— Никто!

— Не хочешь сказать? Не надо. Твой сын скажет.

Аттила обращается к Профимию, который на каждый вопрос вполне искренне отвечает: «Я ничего не знаю».

— Раз он ничего не знает, нет проку от его присутствия здесь, я просто прикажу его казнить.

— Клянусь, ему ничего неизвестно. Я один все задумал. У меня не было сообщников. Я один готовил заговор, один, один, один!

— Ты слишком глуп для этого!

По знаку Аттилы Профимия поставили на колени и занесли меч над его головой.

— Последний раз спрашиваю, ты, жалкое орудие неудавшегося преступления, кто тебя подучил?

— Хрисафий! — закричал Вигилас и потерял сознание.

— Я давно знал это, — сказал Аттила.

Вигилас очнулся в том же подземелье. Перед ним стоял Эсла.

— Что теперь со мной сделают?

— Ничего.

— А с моим сыном?

— С этого вечера от его палатки убрали охрану. Завтра он направится в Константинополь вместе с Орестом, назначенным послом к Феодосию.

— Я останусь в этой темнице?

— Завтра ты переберешься в палатку сына, но за тобой будут постоянно следить.

— А затем?

— Тебя выпустят за символический выкуп, который заплатит Феодосий.

— Он не заплатит.

— Выкуп будет столь символическим, что заплатит. А ты объяснишься с ним.

— Это значит, что я сменю твою темницу на другую.

— Мне нет до этого никакого дела.

Хрисафию доложили о прибытии гуннского посольства. Он торопится к воротам Константинополя, чтобы встретить гостей. Наконец-то!

Это Орест и с ним сын Вигиласа. Что бы это значило? Не отвечая на приветствие, Орест сразу направляется к императорскому дворцу. В замешательстве Хрисафий следует за ним. У входа во дворец он спрашивает Ореста:

— Что вам угодно?

— Видеть императора незамедлительно.

— Он предупрежден и ждет вас.

Окруженный сановниками Феодосий и вправду ждал, предвкушая приятные вести. Орест передал послание Аттилы: «Твой спатарий — убийца. Отдай мне его голову, если не хочешь, чтобы я обезглавил его своей рукой». Увы, Феодосий прочитал послание вслух. У Хрисафия подкосились ноги. Император овладел собой:

— Ты получишь ответ завтра.

— Я получу его через час.

И Орест покидает дворец. Возвращается через час. Феодосий протягивает ему договор, скрепленный императорской печатью, договор, признающий все условия, изначально поставленные Аттилой. Восточный вопрос решен!.. Не читая, Орест засовывает свиток в рукав.

— Чего ты ждешь?

— Я пришел не за договором, а за головой твоего евнуха.

— Но это невозможно! Скажи своему господину, что я отдам ему больше земель, чем он требует, больше женщин, чем он мог бы возжелать, я подарю ему дворец в моей столице!

— Я пришел не за землей, не за женщинами, не за дворцом, а за головой твоего министра.

— Приходи завтра.

— Я согласен ждать еще час, но это все, что я могу сделать.

Галла Плацидия, утратившая былую власть над Валентинианом III и тяжело больная, гостила при дворе своего племянника Феодосия. Именно к ней обращаются за советом. Она отвечает, что ничего в этом не смыслит, может, спросить совета у Аэция? Совета у Аэция? За час? Бедная женщина решительно не годится более ни на что…

Хрисафий разыгрывает последнюю карту:

— Если меня уберете, разразится мятеж!

— Знаю. Тебя никто не тронет.

Возвращается Орест:

— Император, каков твой ответ?

— Я не казню и не выдам Хрисафия.

— Я доложу моему господину. Ты знаешь, что он сделает. У меня для тебя подарок — сума с золотом Вигиласа.

— Что с ним сделают?

— Заплати выкуп, и его вернут тебе.

— Сколько?

— Один золотой, большего он не стоит. Но заплати мне.

— Почему?

— Я покажу его Вигиласу, чтобы он знал себе цену.

Забрав золотой, полученный от приведенного в замешательство императора, Орест возвращается к Аттиле.

Вигиласа под конвоем доставили в Константинополь. Он вручил Феодосию послание Аттилы, дословно повторявшее первое: «Твой спатарий — убийца. Отдай мне его голову, если не хочешь, чтобы я обезглавил его своей рукой». Вигиласа обвинили в сознательном провале покушения и бросили в тюрьму. Профимий обрел свободу, и больше о нем не было слышно.

Аттила встретил Ореста с распростертыми объятиями:

— Надеюсь, этот полудурок не казнил своего евнуха?

— Конечно нет, а почему «надеюсь»?

— Да потому, что теперь у нас есть предлог начать войну в любой удобный для нас момент.

Да, Аттила был великим дипломатом. С самого начала зная о готовящемся заговоре, он сохраняет полную невозмутимость и организует тотальную слежку. Удостоверившись, что пятьдесят золотых доставлены и он может завладеть ими по первому желанию, он удваивает сумму — удваивает плату за собственное убийство!

Находчивость и смелость Эдекона доказывают, что Аттила умел подбирать людей, знал, кому доверять, и мог всегда рассчитывать на преданность своих ближайших сподвижников. Разве не удивительно, что на протяжении всего нашего повествования нам постоянно встречаются на самых высоких постах, гражданских и военных, одни и те же лица: Онегез, Эдекон, Орест, Скотта, Эсла, Берик?..

Его здравый смысл и чутье могут сравниться с его хладнокровием. Хотя Аттила приказал шпионить за римскими легатами так, что они ничего не заподозрили, он понял, что Максимин вполне лоялен, а Приск неспособен участвовать в тайном заговоре. Поэтому он всегда был обходителен с ними и даже постарался, чтобы их репутация осталась безупречной, что бы ни случилось. Оскорбительное обращение, о котором упоминал Максимин, должно было лишь заставить последнего отправить Вигиласа одного навстречу судьбе. Это отношение, на самом деле защищающее легата, сохранится до самого конца. Сопровождая императорских послов в Константинополь, Берик в начале пути держал себя вызывающе, если не сказать грубо, создавая инциденты, требовавшие разбирательств и замедлявшие темп движения. Затем он смягчился, требовал, чтобы местные власти непременно оказывали почести послам, заверяя, что это приказ его господина, и это также задерживало возвращение. Потом бедняга занемог, был не в состоянии ехать верхом, мучился приступами кашля, пришлось подолгу останавливаться на привалах, и это также задерживало возвращение. Наконец, за несколько верст от Афираса, силы его покинули, и все опасались самого худшего. Берик заявил, что не чувствует себя вправе более задерживать послание Аттилы византийскому императору, и считает, что в силу непредвиденных обстоятельств его долг передать запечатанный свиток графу Максимину, который доставит письмо своему повелителю вместе с самыми искренними извинениями. Чрезвычайно довольный, что волокита наконец закончилась, Максимин соглашается и заверяет несчастного сановника Аттилы, что как можно скорее пришлет тому своего личного врача. Попутчики расстались, и, как только римляне скрылись из виду, Берик птицей вскочил в седло, и гунны во весь опор помчались ко двору Аттилы. Орест ждал их там, опередив на много дней!..

Возвратясь в Константинополь, Максимин нашел всех в страшном смятении. Император болен, императрица Афинаида, ставшая совершенно несносной, изгнана из дворца и, приняв имя Евдоксии, обосновалась в Иерусалиме, где занимается исключительно поэзией… и богословием! Император вызвал свою старшую сестру Пульхерию, которую Афинаиде в свое время удалось отправить в ссылку, и теперь она исполняет все обязанности государя, пока брат борется с недугом.