Геббельс. Адвокат дьявола

Его осенила идея грандиозного шантажа. «У нас есть только один способ заткнуть рты тем, кто клевещет на нас за границей, – вероятно, объяснял он Гитлеру и другим нацистским вождям. – Надо приструнить тех, кто распространяет клевету, и тех, кто извлекает из нее выгоду, то есть евреев, живущих в Германии, которых мы до сих пор не трогали. Мы объявим в масштабах всей страны бойкот еврейским предприятиям. Тогда евреи за границей, возможно, поймут, что может статься с их соплеменниками в Германии, и сменят тон».

В то время как Гитлер и в особенности Юлиус Штрайхер горячо поддержали его мысль, Яльмар Шахт, Вальтер Функ и даже Геринг, то есть все, кто хоть немного смыслил в экономике, пришли в ужас. Они прекрасно понимали, что, если бойкот продлится хотя бы неделю, закроются тысячи предприятий, сотни тысяч людей потеряют работу, и вся экономика Германии окажется на грани краха. Но отменять назначенный бойкот уже было поздно. Подготовка к нему была закончена. Более того, Гитлер отказался публично заявить, что Геббельс превысил свои полномочия. Но сам Геббельс уже знал, как следует выйти из положения. Он «приостановит» бойкот через день после его начала – 1 апреля 1933 года. Он даст шанс евреям во всем мире показать, что они умеют вести себя прилично. И если «мировой кагал» проявит благоразумие, бойкот не будет возобновлен.

Он знал, что бойкот не будет возобновлен ни при каких обстоятельствах. Но мир попался на его удочку. Многие евреи посылали письма и телеграммы своим родным и близким друзьям за границу, умоляя прекратить антинацистскую пропаганду. Таким хитроумным ходом Геббельс выиграл свою первую войну нервов и изобрел технологию, которую нацисты потом использовали во многих случаях, и почти всегда успешно.

Бойкот прекратили, но антисемитская кампания продолжалась, хотя и не в такой откровенной форме. Поскольку ликвидировать предприятия, принадлежавшие евреям, было нецелесообразно, нацисты вначале занялись чисткой и стали изгонять евреев из рядов государственных служащих, юристов, врачей, университетских преподавателей и школьных учителей, журналистов, актеров и музыкантов. Через неделю после «прекращения» бойкота вышел первый антиеврейский указ, по которому на всех должностях в государственных учреждениях (включая даже почтальонов и смотрителей в музеях) должны были работать только лица «чисто арийского» происхождения. Эта мера казалась менее пугающей, чем бойкот, однако дискриминация на следующий год усилилась. То, что 1 апреля 1933 года во всех цивилизованных странах сочли попранием законов, в Германии постепенно становилось нормой.

Но Геббельсу не удалось заставить замолчать противников нацизма за рубежом. Ирония заключалась именно в том, что помешали ему те мужественные писатели и деятели литературы, кого Геббельс поспешил выдворить из страны. Некоторые из них были «неарийцами» и чудом избежали ареста после поджога рейхстага.

Их было не много. Они разъехались по миру: в Париж, Прагу, Лондон, Нью-Йорк и Амстердам. Не везде их принимали с распростертыми объятиями. У них не было денег, они с трудом писали на иностранных языках, из-за чего не могли найти работу в стране, куда их изгнали. И тем не менее они настойчиво распространяли правду о том, что происходило внутри Германии. Они упрямо твердили миру об угрозе, а он не желал слушать их пророчества. Они без устали взывали к совести человечества, но оно притворялось глухим и немым.

Они голодали, но умудрялись издавать крошечные журналы и газеты, в которых раскрывали правду. Зачастую к ним относились враждебно и говорили, что они «злоупотребляют гостеприимством», чтобы «клеветать на дружественную державу». Они подвергались бесконечным унижениям. Но заставить их замолчать было невозможно.

В сравнении с Геббельсом их влияние было ничтожным. Но Геббельс ненавидел их за то, что они вторгались в его область и нарушали его монополию на распространение информации о Германии. Несколько раз нацистские агенты за границей находили их и избивали. Одного писателя-антифашиста убили, а другого похитили на нейтральной территории и тайно увезли в Германию.

Но горстка писателей, посвятивших себя борьбе с нацизмом, продолжала подымать голос вопреки всем чинимым им препятствиям. Они первыми восстали против Геббельса. Слушали их не многие.

Глава 2

Будущее мира

1

Очень часто в течение первого года существования гитлеровского режима Геббельс заканчивал свои речи словами Ульриха фон Гуттена: «Как радостно жить!» И у него были все основания радоваться. Дело оставалось за малым: выполнить свой долг и заставить всю нацию испытывать то же радостное чувство. Для этого он принялся изобретать и учреждать национальные праздники.

Он начал с Первомая. В течение пятидесяти с лишним лет это был праздник рабочих-социалистов. После революции 1918 года немецкие социал-демократы пытались объявить его общенациональным, но все их усилия пропали даром. Зато теперь Геббельс добился успеха в том, что его предшественникам оказалось не по плечу. Присвоив чужую идею (а к этой уловке он прибегал много и часто), Геббельс достиг сразу нескольких целей: он наглядно показал немецким рабочим, что у них слабые вожаки, он завоевывал симпатии среди простого люда, а тем, кто попался на его пропагандистскую удочку, начинало казаться, что национал-социалистическая партия – рабочая партия не только по названию, но и по характеру.

Во всех городах и селах проходили манифестации и массовые митинги. Самое грандиозное действие разворачивалось, естественно, в Берлине, где полтора миллиона человек заполняли поле аэродрома Темпельхоф. Хотя сотни тысяч людей могли бы и сами собраться в определенном месте, Геббельс не пустил организацию манифестаций на самотек. Он приказал следить за тем, чтобы рабочие каждой фабрики, служащие каждого учреждения и даже актеры каждого театра и учителя каждой школы принимали участие в театрализованном действии. И если погода выдавалась хорошая, все с немалым удовольствием проводили время. А природа настолько благоприятствовала геббельсовским мероприятиям, что немцы даже стали называть погожий денек «гитлеровской погодой».

Но на следующее после праздника утро полиция закрыла штабы многочисленных профессиональных объединений. Сами профсозы были запрещены, их руководители – арестованы, а немалые денежные фонды – конфискованы в пользу государства. Немецкие рабочие остались без своих организаций, без руководства и без своих исконных прав. Им остался только доктор Роберт Лей, создавший «Трудовой фронт» и придумавший лозунг «Сила через радость».

В сентябре в Нюрнберге состоялся партийный съезд. От года к году съезды нацистской партии становились все представительнее и представительнее, но еще в сентябре 1932 года, когда победа Гитлера вряд ли у кого вызывала сомнение, съезд больше выглядел как обычный конгресс партии, опасавшейся вызвать неудовольствие полиции. В 1933 году Геббельс не стал себя ни в чем ограничивать, возможности позволяли ему организовать крупнейшее собрание, какое когда-либо видели в Германии, а может, и во всем мире.

Нюрнберг превратился в палаточный лагерь. За два– три дня до открытия сюда прибыло 750 000 человек – чуть ли не вдвое больше, чем все население города. Местная беднота, которой не всегда хватало на хлеб, питалась благотворительным супом из 800 громадных котлов по 500 литров каждый, расставленных на всех углах. Всего же за несколько дней на содержание делегатов съезда было израсходовано 550 тонн хлеба, более 50 тонн сливочного масла, 70 тонн сыра, 100 тонн кислой капусты, 10 тонн шпика, 50 тонн кофе, 150 тонн мясных консервов и 170 тонн свежего мяса. Кроме того, делегаты выкурили 2 500 000 сигарет и 450 000 сигар.

Статистика умалчивает о том, сколько было выпито пива и вина. Горожане, которые сами не являлись сторонниками аскетизма, полагали, что и в напитках был поставлен мировой рекорд. И этот, и последующие съезды сопровождались всплеском мелкой уголовщины и тысячами дорожных происшествий.