У самого Черного моря. Книга III

После этого Тимур, не получая назначения по службе, несколько раз заходил ко мне и, несмотря на мою занятость, заводил речь все об одном и том же — об ускорении отправки его в действующую часть. Я пообещал выяснить этот вопрос, помочь ему, звонил по телефону кое-кому из его начальства, но как-то в текучке различных дел вопрос затянулся. Тимур не переставал напоминать мне о своей просьбе, но теперь он был уже возбужден и нервничал…

— Вы, Климент Ефремович, очевидно, мне не доверяете? Но вы же хорошо знали моего отца, я во всем хочу походить на него. Я буду бить врагов умело, беспощадно, собственной жизни я жалеть не стану. Поскорее, пожалуйста, устройте отправку меня на фронт.

Мне стало жаль Тимура, я успокоил его, как мог, и сказал, что позвоню еще и еще раз кому следует…

— Позвоните, пожалуйста, Климент Ефремович, только поскорее. Я, знаете, боюсь, что война может в любой момент кончиться, и это произойдет без моего участия, без моего личного, хотя бы одного воздушного огневого удара по фашистским выродкам, по этому подлому врагу нашей Родины, нашего народа.

— Бояться внезапного окончания войны, дорогой Тимур, нельзя, этому следовало бы радоваться, — ответил я ему. — Но, к сожалению, конца войны еще не видно — она лишь разгорается.

Тимур стал уверять меня, что он со мной согласен, что именно поэтому ему и необходимо быть в первых рядах защитников Родины.

Таков был Тимур Фрунзе — смелый и бесстрашный юноша. Он с честью сдержал слово — бить врага, не щадя собственной жизни — и погиб смертью героя, отражая налет превосходящих сил вражеской авиации».

Как это случилось — рассказано в рапорте командования, представившего его посмертно к присвоению звания Героя Советского Союза: «…17.1.1942 г. при выполнении боевого задания по прикрытию своих войск в районе северо-восточнее города Старая Русса в 12 ч. 15 мин. на высоте 900 метров в паре с опытным летчиком младшим лейтенантом Шутовым встретили четыре самолета противника типа Ме-109, смело и решительно атаковали эту группу вражеских самолетов. Атака была дерзкой и неожиданной для врага. Один самолет Ме-109 был сбит. Во время атаки на помощь фашистам подошло еще три самолета Ме-109. Имея численное превосходство и преимущество в скорости, врагу удалось расколоть отважную пару соколов. Самолет Фрунзе атаковали три Ме-109. Тов. Фрунзе использовал всю свою огневую мощь и в этом неравном бою погиб смертью героя.

Лейтенант Фрунзе с воинскими почестями похоронен на кладбище в поселке Крестцы Ленинградской области.

За образцовое выполнение заданий командования на фронте против немецких оккупантов и проявленные при этом мужество и героизм лейтенант Фрунзе представлен к званию Героя Советского Союза».

Вот что может, Алексей, совершить человек даже в свои девятнадцать лет! Настоящее дело и цель окрыляют человека, поднимают его до подвига.

Небо! Оно будет манить и меня, даже на последнем моем рубеже. Пока видят глаза и бьется сердце.

Недавно мне писал один из моих друзей-летчиков: «Мир нужно защищать. Люди не забудут, что десятки тысяч фашистских стервятников нашли гибель в советском небе во время Великой Отечественной войны. Во имя мирного неба планеты стоит на страже голубых рубежей сверхзвуковая ракетоносная авиация. Лучшие сыны советского народа, которым доверена новейшая техника, берегут мирное небо Родины».

Сейчас уже не различишь границы между пятым и шестым океанами — атмосферой и космосом, в которые мы вторгаемся — летчики и космонавты. Как-то мне довелось разговаривать с нашим прославленным космонавтом Героем Советского Союза Алексеем Леоновым.

— Да, наша голубая планета, плывущая в космосе, красива яркой, величавой красотой, — размышлял Леонов. — Земля прекрасна и вместе с тем поразительно мала в безмерном океане звезд. Космические корабли облетают ее всего за полтора часа.

С орбитальных высот можно окинуть взглядом сразу всю Европу. Вот с левой стороны покачивается в иллюминаторе Скандинавский полуостров, севернее — берега Норвегии, Балтийское море, Ленинград, Рига, позади Англия и Ирландия, Лондон, Париж. Справа видна Адриатика, Пиренеи, Черное море, Италия а впереди по курсу движения — дорогая наша Москва.

Но не только цветущие пашни и зеленеющие сады видны с орбитальных высот. Как черные оскалы, зияют военные полигоны НАТО, дымят военные заводы… И невольно задумываешься над тем, что только за наш век Европа пережила две страшные войны. Сколько миллионов людей погибло в этих войнах, сколько миллионов тех, которые могли бы жить, радоваться жизни и служить человечеству, высоким идеалам!

Подобное никогда не должно повториться! Люди могут и должны жить в мире и дружбе. Залог грядущего благоденствия мира — борьба за мир, за единение всех прогрессивных сил.

Космос осваивается для человека и во имя человека, во имя улучшения жизни для всех землян. Вот почему именно человек и несет полную ответственность за то, что происходит и будет происходить на его планете, за будущее своих потомков. Его Земля — это как бы космический корабль, несущийся в мировом пространстве. Она может и должна расширить границы обитаемого мира, посеять семена разума и добра в Солнечной системе и за ее пределами. Эту великую миссию человека-творца можно решить только путем единения всех прогрессивных сил на Земле…

Я вижу молодых ребят за пультами космических кораблей, уходящих в звездные дали.

Это — продолжение нашей дороги.

Дороги к еще невиданным победам.

Константиновский равелин или раздумья, завершающие наш рассказ

Каждый раз, когда я бываю в Севастополе, прежде всего прихожу к тебе, Приморский бульвар.

Здесь, у Памятника погибшим кораблям, с шипением и грохотом разбиваются о камни волны.

Здесь дышится легко и отрешенно: и море просматривается до горизонта, и серо-пепельные крейсеры уходят в далекие, южные моря, и Константиновский равелин, в страшных, незарубцевавшихся с войны шрамах, глядит на тебя темными провалами бойниц.

Ветер бьет по камням равелина. Это — как эхо отшумевшей битвы.

А так бы все казалось мирным: и бездонное небо, и сверкающая тысячами огненных брызг волна, и щемящий душу запах цветущих акаций.

Но только посмотрю на тебя, Равелин, и сразу оживает прошлое.

Тишины уже не существует: видится пламя пожарищ над Севастополем, а в мозгу — грохот разрывов, залпы самолетных пушек, вой «мессеров».

Да и как я могу забыть тебя, Равелин! Ведь это тебя мы атаковали с Яшей Макеевым во время нашего последнего вылета в Севастополь перед тем, как мы оставили город.

Ты был уже в руках врага, Равелин.

Тогда мы с Яшей заметили кинжальный луч прожектора с Константиновского. Луч тянется туда, куда с минуту на минуту должны прилететь наши транспортные самолеты.

Может быть, самые последние из тех, которым удастся пробиться на Херсонес, чтобы забрать раненых.

Я помню, с какой яростью нажимал гашетку: луч должен был погаснуть. Погаснуть во что бы то ни стало.

Дважды я пикировал на этот проклятый прожектор, и дважды он оживал.

Я проклинал и бога и черта и не знал что делать: была ночь, и все же я рискнул, хотя это было почти самоубийством, зайти на равелин бреющим с суши.

Те секунды не забудутся: и бензин, и боеприпасы были на исходе. Повторение атаки исключалось.

С минимального расстояния ударил по прожектору из пушки — луч погас.

Сколько же нервов и отчаянного напряжения стоил ты нам, этот проклятый прожектор!

Как же мне забыть тебя, Равелин.

Тебя защищали до последнего патрона, и последнего раненого бойца гарнизона фашисты повесили на твоем балконе.

Неисповедимы пути войны: весь Севастополь был снесен с лица земли, а балкон этот сохранился. Он и сейчас четко просматривается с бульвара в хорошую погоду…

Здесь на бульваре, у Памятника затопленным кораблям, когда мы вступили в город, чадила гитлеровская десантная баржа.