Боевыми курсами. Записки подводника

Уже вечерело, когда мы пришли в безопасный для всплытия район. Подсплыв под палубу, мы приступили к вентилированию аккумуляторной батареи и отсеков подводной лодки. Дышать стало легче, личный состав ожил. Силы стали быстро восстанавливаться.

Подойдя к мысу Херсонес, мы стали свидетелями воздушного нападения на херсонесский аэродром, который фашисты бомбили не менее ожесточенно. При воздушных налетах наши летчики взлетали и низко ходили над морем в стороне от аэродрома. Оказывается, так их не было видно сверху. После окончания бомбежки они возвращались на аэродром. А с наступлением темноты взлетали на бомбежку врага, делая за ночь по три-четыре вылета.

Ночь скрывала нас от противника не хуже морских глубин, поэтому мы, ничуть не опасаясь быть обнаруженными, в надводном положении обогнули мыс Херсонес и направились к Камышевой бухте, над которой полыхало зарево разрывов.

Черный купол беззвездного неба вздрагивал от каждого нового взрыва, ярко освещавшего округу. Судя по всему, обстановка на берегу и в бухте усложнялась с каждым днем: на акватории бухты то тут, то там из воды торчали затопленные вспомогательные суда и баржи, которые так и не смогли выбраться из нее, а на берегу за развалинами причалов виднелись разбитые грузовые машины и покореженные орудия. Береговой наблюдательный пункт фашисты просто сровняли с землей.

Под несмолкающий грохот разрывов крупнокалиберных артиллерийских снарядов, всполохи которых освещали [150] нам путь, мы пришвартовались. Встречающих бойцов заметно поубавилось, да и машин стало значительно меньше. Несмотря на это, разгрузка спорилась. Боезапас выгружали непосредственно на берег. Благодаря приобретенному опыту, матросы разгрузили подводную лодку скорее, чем в предыдущие походы.

Закончив выгрузку, мы вышли из Камышевой бухты. Противник, засевший на Бельбеке и в районе Константиновского равелина, заметил нас, и береговые крупнокалиберные артиллерийские батареи не замедлили открыть шквальный огонь по подводной лодке. Вода закипела от рвущихся со всех сторон снарядов и осколков. Пришлось погрузиться и ввиду малых глубин, что называется, ползти по грунту.

Пройдя мыс Херсонес, я решил осмотреть все отсеки подводной лодки. После оглушающих разрывов артиллерийских снарядов тишина в отсеках подводной лодки казалась идеальной. Между тем повсюду чувствовались тревога и напряжение. Матросы и старшины, сосредоточенные и немногословные, реагировали на показания приборов с подчеркнутой быстротой и аккуратностью, хотя усталость уже давала о себе знать.

Курс подводной лодки вновь лежал на Туапсе, и я вместе с верхней вахтой оставался на мостике, чтобы наблюдать за горизонтом. Когда мы подошли к траверзу Ялты, боцман Емельяненко вдруг резко повернулся ко мне и буквально в лицо прокричал:

- Слева 150 градусов, дистанция 20 кабельтовых, перископ подводной лодки!

- Право на борт! Самый полный вперед! - скомандовал я.

Подводная лодка, быстро повернув вправо на 30 градусов, стала набирать скорость самого полного хода - 20 узлов. К нам на мостик выскочил разгневанный инженер-механик Шлопаков, чтобы выяснить причину форсированного хода, значительно изнашивающего дизели. Но, мигом разобравшись в обстановке, Григорий Никифорович нырнул вниз и побежал в пятый отсек, чтобы лично контролировать напряженную работу дизелей. [151]

За кормой был хорошо виден высоко поднятый перископ противника и бурлящий след от него, - итальянская подводная лодка полным ходом шла в атаку. Но ее командир явно неверно определил нашу скорость хода и оказался вне критического угла атаки. Мы стали заметно отдаляться от противника, и вскоре перископ итальянской субмарины скрылся из вида.

После того как мы ощутили реальную угрозу подводных лодок противника, помимо артиллерии, авиации, мин и противолодочных корабельных сил, сигнальщики и наблюдатели стали с еще большей бдительностью осматривать водную поверхность.

Переход морем в осажденный Севастополь, вход и выход из него с каждым походом становились все труднее и опаснее. Кроме самолетов, беспрерывно кружащих над Севастополем, вдоль крымского побережья и по маршруту нашего следования фарватеры минного поля и подходы к ним патрулировали корабли противолодочной обороны. Нас чаще стала обстреливать немецкая береговая артиллерия со стороны Качи, Бельбека и Северной стороны. В этих опасных условиях каждый поход в Севастополь был подвигом, проверкой моральных и физических сил всего личного состава.

Обратный путь из Севастополя на Кавказ проходил вблизи побережья Крыма согласно указаниям штаба флота. Это был самый короткий, но в то же время очень беспокойный путь, так как он проходил в зоне, насыщенной противолодочными силами: торпедными и сторожевыми катерами, подводными лодками и особенно авиацией, которая буквально висела в воздухе и постоянно загоняла нас под воду, тем самым снижая нашу скорость.

Проанализировав обстановку, мы с комиссаром твердо решили по выходе из Севастополя спускаться еще южнее, оставляя в стороне зону патрулирования немецкой авиацией и итальянскими подводными лодками.

Вот и Туапсе. Мы вошли в гавань и встали у судоремонтного завода. На заводском причале нас встретила большая группа представителей штаба флота, технического управления и завода. Нас немало удивила столь многочисленная делегация. Однако, когда офицер штаба флота вручил [152] мне очередную боевую директиву начальника штаба флота, согласно которой нам предстояло кроме боезапаса принять бензин и доставить его в Севастополь, мы поняли, почему нас встречало столько инженеров-механиков и корабелов. Оказывается, необходимо было проверить и подготовить часть цистерн главного балласта к приемке и транспортировке бензина.

Параллельно с приемкой боезапаса личный состав приступил к корабельным работам.

Согласно корабельному уставу ВМФ Союза ССР на дизельных подводных лодках хранение бензина было категорически запрещено. Бензин, керосин и другие легковоспламеняющиеся вещества на надводных кораблях должны были храниться в специальной таре, в строго назначенных приказом по кораблю местах, которые хорошо вентилируются и удалены от каких-либо источников огня.

Трое суток рабочие Туапсинского судоремонтного завода совместно с нашими мотористами Индерякиным, Котовым, Гуниным, Антропцевым, Пушкановым и трюмными Быковым, Соколовым и Балашовым под руководством инженера-механика Шлопакова и главстаршин Крылова и Щукина готовили цистерны главного балласта к приемке в них бензина. Дело было новое, хлопотное и небезопасное. Мотористы, трюмные и рабочие завода это прекрасно понимали и отнеслись к работе крайне внимательно. После окончания всех подготовительных работ по улучшению герметичности цистерн главного балласта перешли к нефтеналивному пирсу. Там собралась большая группа инженеров из технического управления флота и Туапсинской базы. Под их наблюдением мы со всеми необходимыми мерами предосторожности приступили в приемке бензина. Личный состав подводной лодки стоял на боевых постах по готовности номер один в ожидании любых непредсказуемых событий. Однако приемка 45 тонн бензина прошла без происшествий.

Все очень устали. Глядя на воспаленные глаза утомленных молодых парней, я невольно задавался вопросом: откуда у них берется сила? Частые погрузки и разгрузки, вахты, тревоги, уклонение от атак противолодочных сил, к которым, кажется, никогда нельзя привыкнуть, недостаток [153] отдыха и сна - они все переносили стоически, никогда не сетовали на трудности.

Закончив все работы, я доложил в штаб флота о готовности к выходу в море. Вскоре добро было получено, и мы приготовились отправиться в пятый боевой поход.

Личный состав разбежался по боевым постам и командным пунктам. Отдали кормовые швартовы, за ними - носовые. Дав ход электромоторами, подводная лодка плавно отошла от стенки причала.

Отдифференцировались мы, как всегда, быстро и без накладок, но всплытие нас не на шутку озаботило. Вот когда мы осознали коварство бензина - после погружения на поверхности акватории Туапсинского торгового порта осталось большое маслянистое пятно. «Очень скверно, - подумал я. - Этот след будет постоянно нас демаскировать». Но поделать уже ничего было нельзя, бензин следовало доставить вовремя и без потерь, невзирая ни на что. Нашим истребителям в Севастополе позарез было нужно топливо, а другого способа доставить его уже не было.