Кунгош — птица бессмертия. Повесть о Муллануре Вахитове

— Я говорю с вами от имени видных деятелей Учредительного собрания.

— Учредительное собрание? Разве оно еще существует?

— Видные деятели Учредительного собрания, по поручению которых я к нам прибыл, собираются в Поволжье, где сейчас особенно ощутимо наше влияние. Мы намерены объединить усилия всех антибольшевистских сил, чтобы успешно боротья с Советами.

— Отлично, — улыбнулся Хакимов. — Каковы же ваши планы?

— Планы разрабатываются. Суть же сводится к тому, что мы намереваемся покончить с большевизмом летом этого года.

— И какая роль в этом предприятии предназначена нам?

— Ваши «железные дружины»…

— Вот как? Вы уже осведомлены о них?

— Как видите… Так вот, вашим «железным дружинам» предстоит стать одной из ударных сил в борьбе с большевиками.

— Само собой. Но мы должны иметь гарантии.

— Какие?

— Вы должны поддержать идею создания суверенного татарского государства.

— Этот вопрос обсуждается.

— Я понимаю, что по этому вопросу могут возникнуть разногласия, — сказал Хакимов, поглаживая бороду и прикрыв глаза, чтобы не выдать своих чувств. — Однако хотелось бы знать, скажем, ваше личное мнение.

— Скажу откровенно, — ответил Сикорский. — Я кадровый офицер русской армии. Мой идеал — великая, единая, неделимая Россия. Но идеалы идеалами, а реальность реальностью. Российской империи больше нет. Потеряно многое… Короче говоря, если вы нам поможете, мы безоговорочно примем ваши условия о создании суверенного татарского государства.

— Приятно иметь дело с умным человеком, — улыбнулся Хакимов. — Могу ли я надеяться, что ваши коллеги разделяют ваше мнение по этому вопросу?

— Многие разделяют.

— Это люди влиятельные?

— О да! Особенно я надеюсь на уполномоченного по делам мусульман.

— Кто это?

— Вряд ли его имя вам что-нибудь скажет. Впрочем, тут нет секрета: его зовут Август Петрович Амбрустер.

Чтобы скрепить договор, Хакимов решил продемонстрировать Сикорскому одну из образцовых «железных дружин».

Наутро, усевшись в самую обыкновенную извозчичью пролетку, они отправились в мусульманские кварталы за реку Булак.

Командиры «образцовой дружины» еще с вечера были предупреждены о визите важного гостя. Они позаботились чтобы их боевые отряды имели воинственный и бравый вид. Солдаты были выстроены ровными шеренгами, как на параде. Все в ладных, хорошо подогнанных шинелях. На шапках зеленые полумесяцы. У командиров — зеленые нарукавные повязки с белыми полосками. У каждого солдата в руках винтовка, на боку сабля.

— Дружина, смирно! — раздалась команда.

Сикорскни и Хакимов вылезли из пролетки. Навстречу им, бодро чеканя шаг, двинулся молодой командир с тонкими щеголеватыми усиками. Отдав рапорт, он повел гостей вдоль шеренги замерших по стойке смирно солдат.

— Молодцы! Молодцы! — приговаривал Сикорский. — Настоящие мусульманские воины! С такими можно горы своротить…

Хакимов улыбался.

После смотра боевых отрядов прошли в штаб дружины, где собрались командиры.

— От имени патриотических сил России я приветствую вас, славные мусульманские воины! — торжественно произнес Сикорский. — Я уполномочен вести с вами переговоры о совместных выступлениях против Советов. Буду рад услышать, чем мы можем быть вам полезными.

— Людей у нас хватает, — сказал командир «образцовой дружины». — А вот с оружием плохо.

— Как — плохо? — удивился Сикорский. — У всех солдат винтовки самого последнего образца.

— Господин офицер, — возразил командир дружины. — Вы не хуже меня знаете, что в современной войне винтовка — это еще не все. Нужны гранаты, броневики. Нужна артиллерия.

— Подумаем, подумаем, — уклончиво ответил Сикорский.

— Скажите прямо, сможете вы нам помочь вооружением? — настаивал командир.

Снкорский почувствовал, что уклониться от ответа не удастся.

— Безусловно, господа! — решительно сказал он. — Обещаю вам, что в самом недалеком будущем у вас появятся и свои броневые отряды, и своя артиллерия.

Второй Всероссийский мусульманский военный съезд в Казани начал свою работу еще в начале января.

Большевики согласились участвовать в работе съезда, предполагая, что руководители Харби шуро трезво оценивают реальную расстановку сил в стране и на открытую провокацию не пойдут. Кроме того, они считали тактически правильным не бойкотировать деятельность Харби шуро, а дать националистам открытый бой с трибуны съезда. Губернский комитет партии и руководители губкома приняли решение послать на съезд своих представителей.

Большевистская фракция съезда выработала свою платформу и согласовала ее с губкомом. Обстановка была накалена до предела, и ораторам-большевикам приходилось нелегко.

Настоящую бурю вызвало выступление на съезде большевика Якуба Чанышева, представляющего совет военных комиссаров округа.

— Братья! — обратился он к солдатам, сидящим в зале. — Хочу, чтобы вы вспомнили, как офицеры и генералы Временного правительства гнали вас в наступление в июне прошлого года. Сколько было сказано красивых слов, сколько произнесено горячих речей! А что из этого вышло? Что получил от наступления трудовой народ? Слезы вдов и сирот, десятки тысяч погибших и изувеченных солдат. И все это лишь для того, чтобы фабриканты и помещики продолжали обогащаться. Вот я и спрашиваю вас: хотите вы, чтобы это повторилось снова? Если не хотите, подумайте, за кем вам идти. За теми, кто спит я видит, как бы им вашими руками задушить Советскую власть, или за большевиками, которые защищают интересы трудового народа!

— Долой! — зашумели в президиуме, где сидели руководители Харби шуро.

— Хватит пропаганды!

— Гнать с трибуны этого большевистского прихвостня!

— Вон отсюда русских шпионов!

Но в зале запротестовали:

— Пусть говорит!

— Просим!

— Требуем!

И Чанышев продолжал говорить:

— Партия большевиков дала крестьянам землю, солдатам и их семьям — мир, всем угнетенным пародам — свободу и независимость. Вот почему я призываю вас идти за большевиками!..

Выступления на съезде — это была лишь малая часть огромной разъяснительной работы, которую проводили в эти дни большевики. Члены большевистской фракции съезда выступали перед рабочими на митингах, объясняли им, в какую пропасть тащат их демагоги-националисты, готовые плясать под дудку мусульманской буржуазии.

Особенно успешно проходила разъяснительная работа среди рабочих Алафузовской фабрики. Собравшись на многолюдный митинг, рабочие-мусульмане, выслушав выступления представителей левой фракции Второго Всероссийского мусульманского военного съезда, единодушно вынесли резолюцию:

«Путь мусульманского военного съезда должен быть только один — путь революционного пролетариата. Никакого соглашательства ни с мусульманской, ни с русской буржуазией…»

Шейнкман сидел неподвижно, опершись локтями о стол и вцепивщись пальцами в свою густую черную шевелюру.

Со стороны его поза являла вид глубокого отчаяния. Но люди, привыкшие к повадкам Якова Семеновича, хорошо знали, что эта мрачная неподвижность свидетельствует лишь о напряженной работе мысли.

Положение в городе, однако, было такое, что впору было и впрямь прийти в отчаяние.

Но Шейнкман не отчаивался. Он размышлял.

Несмотря на то, что большинство рабочих-мусульман высказалось в поддержку Советов, в Казани было неспокойно. Город полнился слухами о предстоящем выступлении Харби шуро против Казанского Совдепа. Обыватели шушукались:

— Вот-вот начнется резня!

Шейнкман понимал, что кто-то умело подогревает и направляет молву. Необходимо принять чрезвычайные меры, чтобы пресечь всю гнусную провокационную болтовню. Но какие? Дать опровержение в газете? Смешно!

Вошел Олькеницкий.

— Яков Семеныч! Сейчас звонил Саид-Галиев. Он едет на митинг в Алафузовскии район. По пути заглянет к тебе. У него вроде какая-то идея…