Прошлое с нами (Книга вторая)

Мы, артиллеристы, питаем дружеские чувства к пехоте. Только мы знаем, как тяжело ей на переднем крае. Мы ценим выносливость пехотинцев, поистине ни с чем не сравнимую. Мы поддерживаем пехоту в бою и без всякой предвзятости можем судить о ее боевых качествах. Неприхотлив, готовый во всякой обстановке повиноваться' и шагать без устали навстречу опасности — в этом бесспорное достоинство пехотинца.

Но он беспечен. Не всегда проявляет рвение к службе. Даже в таком важном деле, как оповещение, связь, наблюдение на поле боя. Этот недостаток внимания, возможно, вызван тем, что мины сами сигналят о себе, а может, тем, что артиллерист с помощью приборов обнаружит опасность раньше, чем он, пехотинец, прижатый ливнем пуль к земле.

Так же в боевых порядках: караулы зачастую выставляются только для видимости и довольствуются днем и ночью ответом «свой!». «Свой» может подойти, похлопать караульного по плечу, закурить. Особенно страдают этим тылы пехоты.

— Мы уже видели этих лошадей и повозки... — проговорил, влезая в кабину, Васильев. — На болоте остановились, ей-богу, как цыгане... смотрите, как будто насыпь, — он развернул карту, — да, железнодорожная ветка Чернигов-Гомель.

На пригорке широкая прогалина. Перекресток дорог. Стоит регулировщик. Дальше под деревьями замаскирована машина. Васильев поднес к глазам бинокль.

— Наши эмблемы.

Регулировщик взмахнул флажками. Двигаться прямо. Но маршрут 6-й батареи вел вправо, к Холявину — небольшому хуторку восточнее гомельской дороги.

Появился лейтенант и подтвердил требование регулировщика. Лейтенант из штабной батареи. На перекрестке с четырех часов.

— Как же так? Вы доложили мне, что все орудия первого дивизиона прошли, — выговаривал он регулировщику. И повернулся ко мне. — Возвращайтесь, товарищ лейтенант, вам прямо.

Конечно, 1-й дивизион, наверное, ушел прямо. Но я-то из 2-го.

— Из второго? Стосемимиллиметровые пушки? — удивился лейтенант. — Ну, тогда... другой разговор. Ваши повернули направо, сюда.

— Давно?

— Минут сорок назад... — и лейтенант снова колебался. — Постойте... ведь во втором дивизионе стодвадцатидвухмиллиметровые пушки....

Огневые взводы тронулись. В дальнем лесу курится дым. С тыла доносятся звонкие орудийные выстрелы. В небе сверкнул, опустившись белым шлейфом, бризантный разрыв.

— Воздух! — вторят друг другу наблюдатели.

Навстречу тащится «хеншель». Орудийные номера хватаются за карабины. Хлопают винтовочные выстрелы. Не меняя высоты, «хеншель» удаляется к лесу.

Полевая дорога с отпечатками гусениц тянулась к зарослям. Следы ведут на север. Дым впереди сгущался. Справа, на синеющем горизонте серым пятном повис аэростат.

Кустарник становился выше. В стороне — покатый спуск, дальше — узкая полоска луга. Берег речки Стрижень. В следующую минуту показались дома. Хутор Холявин.

Тягач сделал поворот. Слепит глаза яркое солнце. Навстречу толпой валят жители. Что такое? Взволнованные хуторяне обступили со всех сторон, о чем-то кричат, перебивая друг друга. Орудия остановились.

— Товарищи командиры... Куда едете?

Вот здорово! Куда полагается, туда и едем. Им-то что до этого? Марш, освободить дорогу!

— Если в Роище, то там немцы... — тараторит бойкая синеглазая молодка. — Солдаты от нас ушли еще утром. Сжалились... И вы уходите. Стрелять начнете, немцы спалят наши хаты!

Я заглянул в карту. Аккуратный кружок — знак ОП, нанесенный Варавиным, захватывал село и лес за ним. Туда не менее шести километров. Кто сказал, что в Роище немцы?

— Да, немцы... и недалеко, — произнес Васильев, опуская бинокль. Разрывы бризантных гранат клубились над лесом. — Значит, командир батареи где-нибудь в этих местах... Машину с такими знаками видели? — спросил он женщин.

Какая разница, видели или нет? Двигаемся в район позиций. Жители — случайные люди. Их побуждают добрые намерения. И это, наверное, так. Но что с того?

Командиры орудий закончили осмотр. Люди утолили жажду, вернулись к орудиям, прислушиваются к звукам недалеких разрывов. Не без труда они оттеснили жителей. Путь освободился. Вперед!

На выезде из хутора все же пришлось остановиться. Необходимо предупредить расчеты, подготовить снаряды. В этом отношении не запрещалось полагаться на сведения местных жителей.

Неожиданно взвыли снаряды и начали рваться за хутором. Дым заволок лесную опушку. Взлетела ракета. Потом еще несколько. Что это значит?

Васильев залез на крышу кабины. Дым сгущался, в зарослях бежали какие-то люди. Редкая цепочка растянулась по всей поляне и скрылась среди деревьев.

— Пехота... отходит! — Васильев кубарем скатился на капот. И вовремя! Снаряды, низко просвистев над кабиной, подняли в воздух холявинскую землю.

А на опушке снова завихрились разрывы. Простучала пулеметная очередь. Шел бой... Два-три пехотинца, отстреливаясь, продолжали отходить. Дальше двигаться я не решался.

— Развернемся здесь? — спросил Васильев. — Все же это место ближе всякого иного к району наших позиций... может, пехота повернет. Обзор, скрытые подступы... Нетрудно сняться, если что...

Я согласен. Для 1-го огневого взвода позиции слева от дороги, в огороде за крайним домом. Направление стрельбы — опушка леса в километре впереди... 2-й огневой взвод — справа, по кромке кустарника. Направление стрельбы — изгиб речки. Отделение тяги — укрытие за домами... Готовность — десять минут. По местам!

С треском валится забор. Тягачи разворачиваются. Улица опустела. Орудия заняли позиции.

Васильев убежал к своему взводу. Мне удалось забраться по зыбкому соломенному скату на крышу сарая. Справа лежит лощина, левее — лес, дорога скрылась среди деревьев. Дальше, на взгорье, поднимались соломенные крыши домов. Должно быть, южная окраина Роища.

На лесной поляне слоями стелился дым. Две воронки, одна в одну, преградили дорогу. Там, где скрылись пехотинцы, снова простучал пулемет. Со стороны железной дороги зачастили выстрелы. Похоже, огонь вели 107-миллиметровые орудия.

Послышался гул мотора. Мчится машина, пересекла поляну, воронки и в облаке пыли продолжала нестись к хутору.

— Внимание! Второй огневой взвод! На дороге слева... машина. Наблюдать!

— Машины не вижу... Только вижу пыль, — ответил Васильев.

Достаточно... Появится, наверное, еще что-нибудь в объективе.

Машина не сбавляла скорости, приближалась к хутору. Пыль начала отставать. На дверце белело пятно... Неужели наша?

Прошла минута. В линзах бинокля лица людей приняли четкие очертания. В кабине — начальник штаба полка капитан Значенко. Я спустился по скату, успел отряхнуться и вышел навстречу.

Машина остановилась. Капитан Значенко поднял руку.

— Что это? — орудийные стволы смотрели черными глазами. — Подайте команду «Стой!» Чем вы занимаетесь? — и продолжал: — Пехота десятого СП оставила Роище и отходит, по-видимому, на Рябцы... дайте карту. Шестой батарее... Отбой... Новые ОП... на южной окраине хутора Полуботки, основное направление ноль ноль, готовность... пятнадцать ноль. Выполняйте! — он вернул мне карту.

Опять просвистели снаряды и разорвались за речкой. Капитан поднял бинокль. Бежали цепью люди. Пехота оставила опушку. На дороге еще одна машина круто вильнула раз, другой и затормозила перед самым домом. С подножки спрыгнул Варавин.

— Товарищ капитан, разрешите доложить... пехота в лесу не удержится. Я говорил с командиром второго батальона, он хотел направить отход в лощину, — говорил Варавин. — Боюсь, опоздал... Немец опередит, если двинет.

— Где командир десятого СП?

— За гомельской дорогой. Около двенадцати часов был вместе со старшим лейтенантом Ревой. Кажется, их потеснили к западу...

— Майора Соловьева видели?

— Нет... утром, говорили, он был на КП первого дивизиона.

— Ну, а вы? Гнать в открытом поле...

— За вами, товарищ капитан! Начальник штаба продолжал:

— ... Давайте занимать НП. Я поставил задачу огневым взводам. Телефонную линию... на Полуботки. Смотрите... не упустить пехоту. Огни готовьте [14]... отсечь опушку, прикройте лощину и дальше заросли, — капитан нанес на карту. — Понесла же пехоту нелегкая на опушку... повернуть бы к хутору... так нет же. Останетесь без прикрытия... хутор и лощину держите под обстрелом... Я свяжусь с командиром первого дивизиона, наверняка он сумеет довернуть сюда хотя бы одной батареей. Вы ведь раньше сорока пяти минут не успеете? — капитан складывал карту.