Год 1942

Военком догадывался, как был в действительности ранен младший командир. Он хорошо знал его и понял, что человек, не раз смотревший в глаза смерти, солгал, стыдясь своего нелепого ранения. Младший командир сам разберется в совершенном поступке. Так оно и случилось. Он сам пришел к комиссару и повинился. Его не стали наказывать за вранье, рассудили, что для этого человека достаточно осознания своей вины.

В истории с лейтенантом комиссар действовал по-иному. Нервы на войне укрепляют не бромом и не валерьяновыми каплями. Лейтенанта стали посылать на операции, где он мог рассчитывать только на собственные силы. В одной из операций он во главе с небольшой группой бойцов сумел удержать очень важную коммуникацию и окончательно восстановил веру в себя как командира.

Эти и другие примеры свидетельствовали, что арсенал партийной и политической работы с людьми на фронте неисчерпаем...

* * *

Только что вернулся с Западного фронта Петр Павленко. Зашел ко мне. В руках у него несколько листиков, плотно исписанных сверху донизу. Спросил его, о чем он написал.

- О ничейном поле. Ты знаешь, что такое ничейное поле? Что там бывает?

И вручил мне свои листики, на первом наверху название "Благородный подвиг".

Ничейное поле! Немало и я сам их за войну перевидал. По-разному их можно было назвать. И полем битвы. И полем тишины. И полем солдатской судьбы. И полем трагедий. На этом поле не ходили, а ползли. Оно просматривалось. Оно простреливалось. Ползли, чтобы вынести оттуда оставленное оружие. Это был подвиг. Ползли, чтобы вынести оставшихся на поле раненых. Это был еще больший подвиг.

А вот то, о чем с обжигающей силой рассказал Павленко. На этом поле погиб храбрейший из храбрых - командир полка полковник Комаров. Три бойца под густым минометным и пулеметным огнем врага, пренебрегая опасностью, отправились туда, чтобы вынести его тело и предать его земле с почестями.

"Окончатся сражения, и каждый могильный холм станет вехой героизма и самоотверженности. Историк отметит его как деталь сражения, географ - как часть ландшафта, поэт - как холм славы, и возникнет имя Комарова в памяти народной, чтобы вечно жить в ней. Слава осенит храбрецов, спасших от поругания прах доблестного командира".

Очень животрепещущую и благородную тему поставил Петр Андреевич.

* * *

В номере небольшая заметка Эренбурга с интригующим заголовком "Дело табак". Язвительная заметка. Вот она:

"На войне всякое случается: бывает, что есть табак, нет бумаги, бывает, есть бумага, нет табаку. Но немцы решили всех перехитрить: они курят бумагу и говорят, что это - табак.

Нашими бойцами захвачен следующий приказ командующего 17-й германской пехотной дивизией от 13 февраля 1942 г.:

"Трудность импорта табака вызвала необходимость применения в сигарах специально обработанной бумаги. При выдаче таких сигар в частях нужно указывать, что это не брак и что такие сигары не являются результатом саботажа. На основании произведенных опытов можно не опасаться вредного действия на здоровье курящих".

Конечно, немцы - специалисты на эрзацы. Они выдают опилки за мед, войлок на деревянной подошве за валенки и Геббельса за человека. Неудивительно, что они могут курить "специально обработанную бумагу" и думать, что курят табак.

Пусть курят. Бумага им ни к чему. Могут не печатать речей фюрера. Могут и не записывать, сколько свиней они украли. Обойдутся и без письменности. Но обидно, что такие обезьяны наводят в Европе "новый порядок"... Впрочем, скоро их "порядку" конец. Когда приходится уговаривать фрицев, что сигары из бумаги - не саботаж, но государственная мудрость - плохи дела. Даже, пожалуй, фриц, затянувшись, скажет: "Дело табак".

К этому я могу добавить, что эти немецкие сигареты я сам потом видел. Это было на 4-м Украинском фронте, где я служил под конец войны начальником политотдела 38-й армии. Зашел ко мне мой адъютант капитан Петров, показывает пачку трофейных сигар и говорит:

- Товарищ генерал, сейчас вы увидите один фокус...

Взял стакан, воду, раскрошил одну сигару и опустил ее в этот стакан. Вода окрасилась в какой-то коричневый цвет, в ней поплыли тонкие полоски бумаги. В эти минуты я и вспомнил фельетон "Дело табак"...

Совинформбюро опубликовало материалы "По поводу очередной брехни берлинского радио". К этой публикации мы имели прямое отношение. Третьего дня я был у А. С. Щербакова. После беседы по текущим делам он показал мне перехват берлинского радио о якобы крупных успехах гитлеровских войск в районе Старой Руссы. Согласно этому сообщению, не мы окружили немецкую группировку, а гитлеровцы окружили и уничтожили наши войска, в том числе и 7-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Александр Сергеевич и попросил меня поручить нашему корреспонденту по Северо-Западному фронту прислать материал для Информбюро: "Через нас он пойдет по всему свету".

Немедленно ушла телеграмма спецкору Ефиму Гехману, а через день мы уже получили статью командира 7-й гвардейской дивизии Ведина, которая сегодня опубликована в газете с комментариями Совинформбюро. Словом, корреспондент сработал оперативно и точно. Но это было связано с приключением.

В штабе 11-й армии спецкор выяснил, что 7-я дивизия находится в 100 километрах. Надежных дорог нет. Тогда Гехман решил полететь туда на самолете "У-2". Взлетели. Пилот взял курс на юг, чтобы обойти Старую Руссу. Казалось, опасное место уже позади, как вдруг откуда ни возьмись в небе показался "мессершмитт". Обнаружив наш самолет, он быстро догнал его и полоснул пулеметной очередью. Гехман заметил, что летчик как-то обмяк, спина его бессильно склонилась к борту, самолет начал терять высоту. Но, к счастью, земля уже близко. Вот лыжи скользнули по снегу, и машина уткнулась в сугроб. Видно, ремни были плохо пристегнуты, и спецкора выбросило метров на десять из самолета. Прибежавшие наши солдаты помогли вытащить летчика из кабины. Вскоре появились деревенские сани - в них уложили раненого летчика. Сдав его на попечение медиков, Гехман на санях отбыл в дивизию.

Командир дивизии Е. В. Бедин радушно встретил нашего корреспондента. Комдиву, видимо, было приятно, что его соединение, затерявшееся в северной глухомани, отыскал московский журналист, специально прилетевший сюда с валдайских высот. Узнав о брехне фашистского командования, Бедин сказал:

- На бумаге они кого хочешь уничтожат, но 7-я гвардейская била, бьет и будет бить немецких захватчиков...

Статья написана. Но как ее передать? У дивизии есть только радиосвязь со штабом фронта. Тогда Бедин посоветовал спецкору пробиться обратно к штабу армии, но не по воздуху - самолетов в дивизии нет, - а по земле. "Через час, примерно, будут готовы аэросани", - сообщил комдив.

Бесконечных пять часов шли сквозь снежную пургу и заносы аэросани. Фанерную кабину продувало насквозь, лыжи прыгали по окаменелым кочкам. Уже в сумерки добрались они до деревни, где разместился штаб армии. Не отогревшись, Гехман прежде всего направился на узел связи и продиктовал по Бодо статью Бедина. Лишь после этого он пошел к корреспондентской избе. Открыв двери, он застал печальное застолье. У всех были грустные лица видно, неожиданное горе пришло только что. Оказалось, что Гехман попал на... собственные поминки. В полк связи сообщили, что вылетевший в 7-ю дивизию самолет сбит немецким истребителем, тяжело раненный пилот вывезен в медсанбат, а труп погибшего пассажира не обнаружен. Вот почему друзья Гехмана, спецкоры других газет, а также кинооператор Роман Кармен и писатель Александр Розен, оказавшиеся в этой избе, решили почтить память погибшего товарища. Нетрудно представить себе выражение их лиц, когда в дверях появился живой и невредимый, даже румяный с мороза Ефим Гехман. Пришлось "покойнику" выпить штрафную.

На войне такое бывало; не часто, но все же бывало...

* * *

Напечатан Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза летчику-истребителю Тимуру Михайловичу Фрунзе. В газете - большой, на две колонки, портрет молодого человека с ясным мужественным лицом и пронзительными глазами. Опубликован и рассказ о его геройстве в бою с вражескими летчиками. В паре с лейтенантом И. Шутовым они прикрывали наши наземные войска в районе Старой Руссы. Вдруг в небе появились 30 фашистских бомбардировщиков, которых сопровождали 8 истребителей. Наши летчики смело бросились в атаку и сбили ведущий самолет противника. Это вызвало замешательство в строю немцев. Бомбардировщики рассыпались в разные стороны и стали сбрасывать бомбы на свои войска. Однако силы были неравные. Сбили самолет Шутова. Тимур Фрунзе остался один и продолжал бой.