Родное небо

Самолеты прибывали на аэродромы и сразу же отправлялись в очередной рейс. Наши верные помощники - оружейники и техники в считанные минуты осматривали машины, заправляли их горючим, подвешивали бомбы. Отлично показала себя служба вооружения 17-го авиаполка. Механик А. И. Феоктистов четко организовал работу своих подчиненных на трех аэродромах подскока, с которых за ночь проводилось по 100-200 вылетов. Лично Феоктистов обслуживал по 20-25 самолетов за ночь. Механик В. В. Духов из того же полка, возглавляя бригаду по подвеске бомб, сумел так подготовить и расставить своих оружейников, что подвеска бомб на каждый самолет занимала пять - восемь минут. Мастер по вооружению из 24-го авиаполка Г. И. Новиков обеспечивал за ночь до 70 боевых вылетов. Самоотверженно работали и наши "старички" тридцативосьмилетний техник звена Ефим Григорьевич Малов и тридцатисемилетний слесарь ПАРМ (полевой авиаремонтной мастерской) Павел Романович Бабахин. Молодежь могла поучиться у них мастерству и сноровке.

Нельзя не сказать теплое слово и о наших связистах. Несмотря на частое перебазирование полков дивизии, телефонная связь с ними никогда не прерывалась. В любую погоду, в любых условиях местности тянули наши линейщики провода к аэродромам. Отважными воинами, прекрасными специалистами показали себя командир линейно-кабельного взвода Семен Петрович Киселев, линейный надсмотрщик Василий Степанович Мытников, телеграфистки Октябрина Глебова, Клава Ковалева и другие.

О девушках хочется сказать особо. Скромные, милые труженицы, они стойко, терпеливо переносили все невзгоды, все трудности фронтового быта.

В дни боев за Кенигсберг наши телеграфистки, телефонистки, радистки сутками не выходили из узла связи штаба дивизии, обеспечивая бесперебойную связь со штабом 1-й воздушной армии, с полками дивизии и аэродромами подскока.

...Удары по городу и порту Пиллау нарастали с каждым днем. Остатки фашистских войск, тысячи беженцев сгрудились на узкой косе Фрише-Нерунг. Положение окруженных немецких войск было безнадежно. Неоднократно с наших самолетов сбрасывались листовки с предложением прекратить сопротивление и сдаваться в плен. Однако гитлеровцы не внимали здравому смыслу.

25 апреля войска 3-го Белорусского фронта овладели городом и портом Пиллау, отрезав гитлеровцам последнюю дорогу к морю.

В начале мая наше соединение было награждено орденом Суворова II степени и стало называться Краснознаменная Витебская, орденов Суворова и Кутузова 213-я ночная бомбардировочная авиационная дивизия. Отмечены боевыми наградами были и полки дивизии: орденами Красного Знамени и Александра Невского - 15-й Витебский авиаполк, орденом Суворова III степени - 17-й Оршанский авиаполк, орденом Кутузова III степени - 24-й гвардейский Юхновский авиаполк.

Наступили последние дни войны... В вечерний час наши самолеты по-прежнему поднимались в воздух. Экипажи летали на косу Фрише-Нерунг, где шли завершающие бои, на разведку до устья Вислы и к Балтийскому морю.

В два часа ночи 9 мая в штаб дивизии поступило первое сообщение о победе. Дежурная телеграфистка Клава Ковалева (Чернова) начала принимать очередную телеграмму, но аппарат отстукивал лишь одно слово: "победа", "победа", "победа". В первую минуту дежурная (как она рассказывала потом) еще ожидала продолжения. Почему повторяется одно и то же слово? Но поняв все, вскочила и кинулась к связисткам: "Товарищи! Победа! Победа!" В роте связи устроили иллюминацию - зажгли свечи, теперь уже забыв о светомаскировке. Потом по телефону зазвучали самые радостные, самые счастливые слова приветствий, поздравлений.

Я вернулся в штаб позже из поездки в полки. На всем пути близ переднего края видел я взлетающие к небу разноцветные ракеты, слышал частые ружейные выстрелы. Мне было понятно - это победа и воины приветствуют наступление самого великого дня - дня мира на земле.

Как только я вернулся в дивизию, мне передали телеграмму из штаба 1-й воздушной армии: "Выпуск экипажей на задание прекратить... Личному составу предоставить отдых".

Какие это были долгожданные слова! Они означали, что мы победили, что кончилась трудная, кровопролитная война, что впереди - новые, мирные горизонты.

С утра 9 мая в дивизии прошли собрания, митинги. Сколько было речей, объятий, поцелуев... Лишь одно омрачало наш праздник: многих друзей не досчитались мы в своих рядах, и в тот день это чувствовалось особенно остро...

С гордостью смотрел я на своих возмужавших однополчан. Я знал, что многие из ребят вернутся в гражданскую авиацию и поведут новые воздушные корабли, кто-то пойдет учиться, кто-то останется в армии. Но все мы понимали, какой-бы путь ни избрал каждый из нас, нам всегда будет помогать обретенный в боях опыт и рожденная в огне войны солдатская дружба.

* * *

Первые дни мира мы встретили в небольшом прусском городке Прейс-Холлянд, где расположился штаб дивизии. Там же ненадолго я стал и начальником авиагарнизона, пока не была создана местная администрация.

Все мы жили одной мыслью - скорее вернуться на Родину, в Россию. Но пришлось задержаться. В районе Сувалки, Августов остатки разгромленных фашистских частей производили бандитские налеты на мирных жителей, терроризировали местное население. Мы получили задание помочь пехоте выявлять и уничтожать недобитых гитлеровцев. Наши По-2 обнаруживали в лесах группы противника и сообщали о них наземным войскам.

Только в конце лета мы получили приказ о переводе дивизии в Советский Союз.

Мне предлагали продолжить службу в военной авиации, но пришлось оставить армию и выйти в запас по болезни. Ревматизм, заработанный еще в Арктике, все сильней давал о себе знать: стали плохо слушаться ноги. Теперь, когда военные заботы остались позади, в этом можно было признаться начальству. После длительного лечения в госпитале я недолго работал заместителем начальника Управления Гидрометеослужбы СССР, которым руководил прославленный полярник, ныне академик Е. К. Федоров. Позднее я возглавил Высшую квалификационную комиссию ГВФ. Пилоты проходили эту комиссию, чтобы получить право на вождение воздушных кораблей. Могу сказать, что спрашивали мы строго. Проверяли не только практические навыки летчиков, но и их теоретическую подготовку.

Новые поколения приходили на смену нам, старикам. Недавние ученики становились великолепными мастерами своего дела. Появлялись новые конструкции самолетов, новые типы моторов, а значит, и новые колоссальные мощности, и небывалые скорости.

Турбовинтовой... Реактивный... Сверхзвуковой самолет... Первая ракета... Первый космический корабль... Я счастлив, что своими глазами мог увидеть буквально фантастический взлет нашей отечественной авиации. Да, никак не сравнишь ее сегодняшний день с теми днями, когда мы только начинали осваивать небесные дороги.

И все же... В далекой дымке времени передо мной вновь возникают дорогие моему сердцу неказистые фанерные машины: М-5, впервые поднявшая меня в небо; легкая послушная Р-5, пробившаяся сквозь туманы и пургу к льдине в Чукотском море; гидроплан СССР Н-2, на котором был совершен нелегкий рейс вдоль побережья Арктики; наконец, неутомимый труженик По-2, верно послуживший нам в годы войны. Разве все они не внесли свой вклад в наш общий взлет? Я и мои сверстники всегда будем помнить те дни, когда над суровым Ледовитым океаном летел в первую воздушную разведку бесстрашный Алексеев, смело пересекал полярные моря Черевичный, когда над бескрайними снегами прокладывал новые трассы неутомимый Бабушкин, а отважный Головин совершал свои полеты над енисейской тайгой, тундрой и первым долетел до Северного полюса.

Мне выпала завидная доля быть среди тех, кто прокладывал первые воздушные пути над нашей огромной страной, среди тех, кто защищал ее от врага. И одно сознание этого делает меня счастливым.