Его называли Иваном Ивановичем

- Где второй офицер?

Солдат, не опуская поднятых вверх рук, заикаясь, ответил:

- Если разрешите, пожалуйста, господин майор как раз... в некоторой степени... так сказать... отправился на тот свет.

- Что он несет? - спросил Рыбаков.

- Майор убит, - перевел Фриц. - А этого малого оставь в покое, он, кажется, не опасен.

Шменкель посмотрел на двух других пленных. Офицер поднял руки, словно молил небо о пощаде. Взглянув на его погоны, Шменкель понял, что в плен попал лейтенант медицинской службы, врач. Водитель смотрел прямо перед собой. Лицо его выражало страдание.

- Забрать их! - приказал Спирин. - И поскорее уходите с дороги!

- Я позабочусь о машине, - заметил Рыбаков.

У убитого майора тем временем забрали удостоверение и пистолет.

Коровин привязал здоровую руку водителя к руке лейтенанта. Кубату руки связали сзади. Он с любопытством наблюдал, как Рыбаков и Шменкель осматривали машину. Когда в руках у Шменкеля оказалась коричневая кожаная папка, Кубат крикнул ему:

- Это папка господина майора, в ней штабные документы!

- Документы? - переспросил Рыбаков.

- В машине лежит и чемодан господина майора. В нем его пижама, сорочка, бритва и что-то еще. Пожалуйста, господа! Вам не мешает побриться!

Шменкель машинально провел рукой по щекам: он уже три дня не брился. Теперь ему стало понятно, почему майор сразу же схватился за пистолет, как только увидел его.

- Этот парень, как граммофон, говорит и говорит...

Рыбаков кивнул в сторону словоохотливого Кубата, который уже вытаскивал из машины чемодан майора.

- Ну и хороши же сапоги у господина майора, - заметил Кубат и, проведя рукой по голенищу, прищелкнул языком.

- Ну, вы готовы? - крикнул партизанам Спирин.

- А радиоприемник? - удивился Шменкель. - У нас в лагере нет радио, а здесь хороший приемник.

- Эй, Виктор, иди-ка сюда! - крикнул Рыбаков Спирину.

Тот побежал, но не переставал торопить ребят:

- Мы не можем здесь долго торчать!

- Давай посмотрим, что тут еще есть, - уговаривал товарища Рыбаков и нажал одну из кнопок радиоприемника. Сначала раздался голос женщины-диктора, а потом послышались звуки марша.

Казаков и Коровин, которые, как и большинство партизан, с самого начала войны не слышали ни последних известий, ни музыки, двинулись было к машине, чтобы посмотреть на приемник.

- Вы что, с ума спятили?! - закричал на них Спирин. - Не спускайте глаз с пленных!

Рыбаков выключил радио и проговорил:

- Хорошо бы передачу из Москвы послушать.

Спирин нахмурил брови и посмотрел на товарищей, однако чувствовалось, что ему тоже очень хотелось послушать Москву.

- Радио, - не успокаивался Рыбаков, - это очень важное средство политической борьбы. По радио мы можем ловить сводки Совинформбюро и говорить людям правду о положении на фронтах. Тогда нам не придется пользоваться бог знает какими слухами. Виктор, подумай о Тихомирове, для него этот приемник будет дороже всего!

Спирин почесал затылок и спросил:

- А можно вообще поймать Москву?

- Все зависит от батарей, - объяснил Шменкель. - Если они еще не разряжены, наверняка можно.

- Если ты долго будешь говорить, мы сегодня вообще ничего не сделаем, - съехидничал Рыбаков.

- Ну давайте, снимайте, только быстро...

- Приемник очень хороший, - заметил Кубат. - Аккумулятор есть. Если хотите, я помогу вам снять радио, вынуть инструмент из багажника, предложил свои услуги солдат.

Шменкель обошел машину и открыл багажник. Там были самые различные инструменты.

Рыбаков, глядя на Кубата, начал нервничать:

- Что он еще хочет? Если он не замолчит, я его быстро успокою...

- Оставь его. Он говорит, что в машине есть небольшое динамо. С его помощью мы сможем заряжать аккумулятор.

Движением головы Шменкель приказал Кубату подойти к нему.

- Оружие есть?

- Господин говорит по-немецки? Я почему-то сразу так и подумал.

- Я хочу знать, оружие у тебя есть? - еще раз спросил Шменкель.

Пленный показал на машину. Там стоял карабин.

- Помоги мне, но не вздумай попытаться удрать, а то дам очередь из автомата вдогонку, и все. - С этими словами Шменкель развязал пленного. Ну, неси сюда ящик с инструментами.

Рыбаков нахмурился, Фриц же только махнул на него рукой.

- Парень, кажется, не торопится попасть в свою часть, - заметил Фриц и, повернувшись к пленному солдату, сказал: - Ну а где же ваша батарея?

- И думаю, вот тут. Пожалуйста. Я не очень-то разбираюсь в технике.

Солдат стал помогать Шменкелю снимать радиоприемник.

- Ты кто по профессии? - спросил его Шменкель.

- Официант... Работал в отеле "Европа" в Брюнне.

- Убери-ка пальцы. Так... а теперь тяни. А как ты попал в Россию? Уж не собирался ли разбогатеть и завести собственную гостиницу?

Кубат вытер мокрый от пота лоб:

- Неужели я похож на завоевателя? Никто не спрашивал меня, согласен я сюда ехать или нет.

- Так, теперь держи приемник!

Спирин тем временем поднялся на высотку и оттуда дал знак, что пока все спокойно. Через четверть часа приемник и аккумуляторные батареи были сняты с машины. Бензин партизаны слили, а машину подожгли.

Ящик с инструментами и приемник взвалили на Кубата, которого Рыбаков то и дело подгонял возгласами "давай, давай!".

Добрались до лагеря. Впереди шел пыхтевший от тяжелой ноши Кубат, за ним врач, красный как рак и ужасно злой: он был недоволен, что его, лейтенанта, привязали к какому-то водителю.

За несколько дней лагерь нельзя было узнать. И не потому, что зазеленела трава, а на кустах появились клейкие листочки. Просто в нем уже не было загородок и заборов между отрядами. Это был партизанский лагерь, в котором вся караульная служба подчинялась единой комендатуре, хотя внутренний распорядок в каждом партизанском отряде оставался свой. Как и раньше, у каждого отряда были своя собственная кухня, свои продукты, бани, конюшни.

Все новшества исходили от Николая Афанасьевича Морозова, старшего лейтенанта-артиллериста, командира отряда имени Котовского. Все наболевшие вопросы партизаны обсуждали на общих собраниях.

Определив пленных в одну из землянок (возле нее сразу же выставили часового), Спирин пошел к Морозову доложить о своем возвращении. Николай Афанасьевич, невысокий, очень подвижный мужчина, уже шел ему навстречу. Он был подстрижен ежиком, отчего лицо его казалось скуластым. Морозов поздоровался с разведчиками, задержав долгий, изучающий взгляд на Шменкеле. Фриц уже привык к такого рода взглядам.

Спирин коротко доложил командиру о результатах разведки. После этого разведчики пошли мыться. Мылись они не торопясь, с явным удовольствием. Командир отряда Васильев после бани вызвал Шменкеля к себе.

Командир был чисто выбрит, на нем была свежая рубашка. Здесь же сидел и Тихомиров.

- Я слышал, вы захватили штабные документы? Ты их просмотрел? спросил Тихомиров.

- Нет, товарищ комиссар.

Портфель сразу же забрал Спирин.

- Знаю. Просмотри документы, да поскорее. И коротко доложи мне о самом главном.

- Слушаюсь.

Шменкель направился было к выходу, но Васильев задержал его:

- Подожди, сейчас мы будем допрашивать пленных, а ты переведешь. Собственно говоря, что это за птицы?

- Один из них бывший официант... комичный парень, добряк.

Васильев рассмеялся и, похлопав Шменкеля по плечу, проговорил:

- Ну ладно, начинай с документов.

В портфеле майора оказались карты, донесения из частей 7-й танковой дивизии и закодированные радиограммы. Документов, которые могли бы заинтересовать партизан, не нашлось. Поэтому Шменкель стал читать донесения, которые интересовали прежде всего его самого. Однако почти все донесения, к большому удивлению Шменкеля, были написаны в оптимистических тонах, и только несколько гитлеровских командиров сообщали, что последствия зимнего периода, кажется, уже ликвидированы и что разговоры о потерях в частях уже не являются темой номер один. Расшифровать радиограммы, в которых, по-видимому, содержались ценные сведения, Шменкелю не удалось.