Письма

1. Леонард Райс-Оксли, преподаватель Кибл-Колледжа.

2. Р. Б. Маккаллум, преподаватель Пембрук-Колледжа, на тот момент — наставник (тьютор) Майкла Толкина; Майкл, вернувшись в Оксфорд, взялся за изучение истории.

068 Из микрофильмированного письма к Кристоферу Толкину 12 мая 1944 (FS 24)

Все утро провел за письменным столом; впереди уже маячит Минас Моргул. Во второй половине дня поработал в саду на жаре (вполне себе полуденной) и в духоте..... Пока что ничего ровным счетом не предпринял касательно перепечатки свеженьких глав, для тебя предназначенных: тороплюсь продвинуться вперед как можно дальше, пока есть возможность; не могу отвлекаться, чтобы сделать беловую копию..... Крепко люблю тебя; мои мысли и молитвы неизменно с тобою. Сколько всего мне хотелось бы знать! «Когда ты вернешься в землю живых и мы примемся заново пересказывать все, что было, устроившись у стены под солнышком и смеясь над былыми бедами, вот тогда ты мне обо всем и поведаешь» (Фарамир — к Фродо).

069 К Кристоферу Толкину 14 мая 1944 (FS 25)

Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд

Ну вот, дорогой мой, снова сажусь за нормальное письмо... Вчера поработал сколько-то над книгой, но приключились две помехи: необходимость прибраться в кабинете (там воцарился хаос, неизменный признак литературных или филологических занятий) и заняться делами; и проблема с луной. Я, понимаешь ли, обнаружил, что луны у меня в решающие дни между бегством Фродо и нынешней ситуацией (прибытие в Минас Моргул) выкидывали нечто совершенно невозможное, вставали в одной части страны и одновременно садились в другой. Словом, переписывал отрывки из старых глав вплоть до самого вечера!.... Отец К. [1] прочел весьма впечатляющую проповедь на тему трех дней перед Вознесением (следующие понедельник — среда), в которой намекнул, что все мы — толпа необученных роботов, раз не молимся перед трапезой; и не просто намекнул, а прямо-таки категорически заявил, что Оксфорд заслуживает ни много ни мало, как погибнуть в крови и пламени, распалив гнев Господень, ибо погряз во грехе и мерзости. Все мы разом проснулись. Боюсь, слишком много в его словах ужасной правды. Но так ли много в них правды — сейчас? Даже при поверхностном знании истории тебя угнетает ощущение неизбывной тяжести и гнета человеческого беззакония: о, эта старая, старая как мир, унылая, бесконечная, повторяющаяся, неизменная, неискоренимая греховность! Все до одного города, все деревни, все обиталища людские — сплошные выгребные ямы! И в то же время знаешь, что добро там тоже есть, и всегда: куда более потаенное, куда менее очевидное, нечасто раскрывающееся в узнаваемых, зримых красотах слова, деяния или лика, — даже в присутствии святости куда более великой, нежели зримая, афишируемая греховность. Но боюсь я, что в случае индивидуальных человеческих жизней баланс не в нашу пользу: мы делаем так мало позитивного добра, даже если и избегаем по умолчанию деятельного зла. Ужасна, должно быть, участь священника!....

Понедельник, 4.00.....Утром с 10.45 до 12.30 общался с К. С. Л., прослушал две главы из «Кто возвращается домой?» [2], его новой аллегории на тему Небес и Ада; прочел шестую новую главу, «Дорога до Перепутья», каковая была полностью одобрена. Пока все идет хорошо; но приближаюсь к самой сути, где придется собрать воедино все сюжетные линии, синхронизировать время и соткать единое повествовательное полотно, а вся эта вещь обрела такую значимость и глубину, что наброски заключительных глав (сделанные сто лет назад) уже никуда не годятся, уж больно они «детские».....

Мне тут пришла в голову идея новой повестушки (длиной примерно с Ниггля [3]) — боюсь, что пришла в церкви, вчера. Человек сидит у высокого окна и прослеживает взглядом судьбы не отдельно взятого человека и не целого народа, но маленького участка земли (размером с садик) в глубь веков. Видит этот клочок земли, озаренный солнцем, в окаймлении тумана, а всякие там существа, звери и люди, просто приходят и уходят, а Цветы и деревья растут, умирают, меняются. А суть рассказа, помимо всего прочего, заключена в том, что растения и животные преображаются, меняют фантастические очертания, но люди (не считая различий в одежде) не меняются вообще. Через определенные промежутки времени на протяжении всех веков, от палеолита до сегодняшнего дня, пара женщин (или мужчин) проходит через сцену, говоря в точности одно и то же (напр. «Нельзя такого позволять. Надо покончить с этим раз и навсегда». Или: «А я ей и говорю: я, конечно, шум поднимать не буду, я не из таковских, но...»)....

Твой родной дорогой и любящий папа.

1. Отец Дуглас Картер, приходской священник католической церкви Святого Григория в Оксфорде.

2. Книга «Кто возвращается домой?» позже была переименована в «Расторжение брака».

3. Имеется в виду повесть Толкина «Лист работы Ниггля», впервые опубликованная в «Даблин ревью» в январе 1945 г.

070 К Кристоферу Толкину 21 мая 1944 (FS 26)

Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд

Дорогой мой!

Боюсь, что давно тебе не писал.....Неделя выдалась холодная и пасмурная (так, что трава на лужайках не росла, несмотря на мелкий дождичек); воспользовавшись этим, я засел за работу, но дошел до места, в котором совершенно увяз. Все, что я набросал и написал прежде, оказалось совершенно бесполезным: время, мотивации и т. д. — все поменялось. Однако ж наконец-то ценой оч. больших усилий и жертвуя иными обязанностями, я дописал или почти дописал все вплоть до захвата Фродо на горном перевале у самых границ Мордора. Теперь мне предстоит вернуться к остальным и попытаться побыстрее довести события до финального столкновения. Как думаешь, Шелоб — подходящее имя для чудовищной паучихи? Разумеется, это всего-навсего «she+lob /*Устаревшее слово английского языка, означающее то же, что современное spider — паук.*/» («она + паук»); но написанное слитно, выглядит вполне мерзко.....

Понедельник, 22 мая..... Вчера день выдался страх какой холодный (воскресенье). Работал над главой не покладая рук — жутко утомительное занятие; особенно теперь, в преддверии кульминации, когда приходится поддерживать напряжение; легкомысленный тон здесь не годится; да в придачу еще всевозможные мелкие проблемы сюжета и техники. Я писал, рвал и переписывал большую часть всего этого по сто раз; но нынче утром был вознагражден по заслугам: и К. С. Л., и Ч. У. нашли мой труд превосходным, а последние главы — даже лучше всех прочих. Голлум все усложняется, постепенно превращаясь в необыкновенно интригующего персонажа. Прошлой ночью «дежурил при ключах»; спать ложиться мне не полагалось, однако ж все равно лег в 3:30 утра. Нынче чувствую себя слегка усталым. А мне всю ночь предстоит провести в штабе ГО.....

Твой родной папа.

071 К Кристоферу Толкину (микрофильмированное письмо) 25 мая 1944 (FS 27)

Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд

Милый мой Крис, стократ долгожданные письма так и хлынули..... Наконец-то я был склонен слегка тебе позавидовать или, скорее, пожалеть, что меня с тобой «в холмах» не было. Есть что-то такое в местах, где ты родился; и хотя картинок у меня в памяти почти не отложилось, любые рассказы об Африке всегда глубоко меня трогают, пробуждают престранное ощущение чего-то знакомого. Удивительно, что тебя, дорогой мой, угораздило оказаться именно там..... О себе со времен понедельника рассказывать почти нечего. Этой ночью вообще глаз не сомкнул (в буквальном смысле): отчасти из-за оглушительного рева моторов (on moldan J on uprodore [1]); в 6 утра перестал и пытаться. В результате на лекции во вторник не то чтобы блистал. Однако ж главная причина состоит в том, что все мысли мои поглощает Фродо: он полностью завладел моим вниманием и совсем меня вымотал: главу про Шелоб и про несчастье в Кирит Унголе переписывал несколько раз. В результате вся эта история разворачивается совершенно не так, как в предварительных набросках! Если не считать того, что соорудил клетку для кур и загон для цыплят (я наконец-то сдался: просто смотреть уже не мог на неопрятный ящик и спутанную сетку, «украшающие» собою лужайку), все свои силы посвятил этой работе. Сегодня утром —две лекции; а вечером «сбегу» в Модлин, там вроде бы собрание в полном составе намечается, включая Дайсона..... Надеюсь, тебе вскорости еще увольнительную дадут, чтобы «настоящую» Африку посмотреть. Подальше от «меньших слуг Мордора». Да, я считаю, что орки — создания не менее реальные, нежели любое порождение «реалистической» литературы: твои прочувствованные описания воздают этому племени должное; вот только в реальной жизни они, конечно же, воюют на обеих сторонах. Ибо «героический роман» вырос из «аллегории»; и войны его по-прежнему восходят к «внутренней войне» аллегории, где добро — на одной стороне, а всевозможные виды зла — на другой. В реальной (внешней) жизни люди принадлежат к обоим лагерям: что означает разношерстные союзы орков, зверей, демонов, простых, от природы честных людей и ангелов. Однако ж весьма важно, кто твои вожди и не подобны ли они оркам сами по себе! А также ради чего все это (хотя бы в теории). Даже в этом мире возможно оказаться (более или менее) на стороне правой или неправой. «Праздничная ночь» [2] невыносима. Я следил за похождениями П. Уимзи от многообещающего начала и до сих пор, и за это время преисполнился к нему (и его создательнице) такого отвращения, какого у меня ни один другой литературный персонаж не вызывает, разве что его Херриет. Тот, что про медовый месяц («М.м. за работой» /*Роман «Медовый месяц за работой» («Busman's Honeymoon») Д. Сэйерс (1937); на русском языке публиковался под заглавием «Медовый месяц»*/) еще хуже. Меня чуть не стошнило..... Благослови тебя Господь. Твой родной папа. Закончено в 3:45, 25 мая 1944.