Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

В статье, опубликованной в лионской «Салю пюблик» 6 июня 1918 года, профессор Морис Циммерманы, этот выдающийся географ, изложил сущность всей этой проблемы Роны, за которую мы так долго боролись. Прежде проблема Роны ограничивалась вопросом навигации. Уже в 1878 году И. Б. Крантц настаивал на сооружении обводного канала. Инженер X. Жирардон преобразовал реку ниже Лиона, проведя работы, не уступавшие по эффективности тем, которые произведены на Рейне и на Эльбе. Вскоре после 1880 года появился белый уголь. Берже на своем заводе в Лансей предвосхитил революцию, которой предстояло привлечь промышленную энергию к горам и их потокам. Ипполит Фонтен и Марсель Депре своими памятными опытами 1885 года между Визилем и Греноблем показали, что энергия может передаваться на расстояние. Отныне энергия, порожденная белым углем, становилась таким же поддающимся перевозке товаром, как каменный уголь или зерно. В то же время не переставали развивать оросительную систему на берегах Нижней Роны, особенно на прованском; таким образом, к судоходству и источнику энергии прибавилась третья форма использования. Итак, между 1898 и 1900 годами, когда торговые палаты юго-востока стали изучать вопрос постройки обводного канала, вся проблема представлялась уже в новом аспекте. Дело шло уже не только о навигации, но о полном преобразовании Роны от Лиона до моря.

Профессор Циммерманн указывал, что этот новый способ понимания проблемы делал ее более сложной. В самом деле, условия, необходимые для судоходного канала, для ирригационного канала и для энергетического канала, зачастую противоречивы. Любой судоходный канал должен иметь очень малый уклон (0,1 м на километр в среднем по водной сети Франции). Канал электростанции, напротив, требует всегда довольно большого среднего уклона. Наконец, что касается ирригационных каналов, то над всеми остальными соображениями превалирует вопрос себестоимости: она должна быть возможно более низкой. В технических кругах эти вопросы обсуждались и мнения разделились. К тому же стоимость запроектированного обводного канала должна была быть очень высокой; искали более экономичных решений, стремясь непосредственно использовать реку, выправив ее русло. В течение семнадцати лет придерживались высказанного в 1901 году междепартаментской комиссией пожелания в пользу обводного канала.

Вопросу было суждено претерпеть еще одну эволюцию. Проблема Верхней Роны внезапно приобрела драматический аспект. С 1900 года г-да Блондель, Арле и Маель выдвинули мысль о грандиозной плотине в Женисья, чтобы использовать энергетические ресурсы реки при ее прохождении через Юрские горы для снабжения парижского района. На своем заседании 3 октября 1900 года торговая палата Лиона высказалась в пользу осуществления этого проекта; она просила правительство сделать выбор между предложенными проектами. Однако перед лицом объединенной оппозиции, выражавшей местные интересы, правительство хранило молчание. Во время войны проблема приобрела международный характер из-за интереса, проявленного к ней Швейцарией. Отныне речь шла о подлинной борьбе между Роной и Рейном. С тех пор как немцы благодаря работам инженера Гельпке довели навигацию по Рейну до Базеля и Рейнфельдена, Швейцария призывала нас на помощь и выдвинула программу «Из Роны в Рейн». Швейцарцы собирались устроить путь вдоль Ааре и питающих его озер, открыть начатый и незаконченный в 1640 году канал Антрерош и переместить центр навигации до Лозанны и Женевы при условии, что Франция откроет Рону от Лиона до Женевы. Базелю, являющемуся внутренним портом для Роттердама, соответствовала бы Женева, внутренний порт для Марселя.

Я изо всех сил настаивал на том, чтобы решение было принято до окончания войны. «Необходимо, – заключал профессор Циммерманн, – чтобы государство создало совет более широкого состава, где были бы представлены не только интересы прибрежных жителей, но национальные и международные интересы, отныне неотделимые от этой проблемы». Мне пришлось заняться этой проблемой, когда я стал, в конце 1916 года, министром общественных работ. Я изо всех сил старался форсировать исследования. Но существовало много трудностей. Эксперты, в частности, обсуждали вопрос о способности меловых известняков, составлявших русло Верхней Роны, выдержать тяжесть фундаментов запроектированной плотины в Женисья.

Одним из результатов нашего руководства снабжением в течение войны 1914-1918 годов был дар имения Сибень около Треву, в департаменте Эн, который мы смогли сделать городу Лиону. Меня больше чем когда-либо поражала солидарность горожан и сельских жителей, проявлявшаяся в это трудное время и так часто непризнаваемая. Я, насколько возможно, облегчал последним доступ на наши рынки. Но мне хотелось большего. Я считал необходимым вернуть деревне, дав им хорошее общее и техническое образование, детей тех, кого город захватил своими щупальцами, используя их на разных службах: на железных дорогах, в трамвайной, газовой и электрической сети, в банках и т. п. Я решил купить с этой целью большое имение, заплатив за него из наших доходов.

Некоторое время мы – г-н муниципальный советник Дарм, г-н генеральный секретарь Серлен и я сам – искали. Наш выбор остановился на замке, принадлежавшем семье Сибень, очень известной в истории Лиона. При своем посещении мы застали пожилую даму, изысканно вежливую, которая лущила горошек перед своим очагом, между фамильными портретами и морским пейзажем Жозефа Верне. Она очень легко согласилась на то, чтобы уступить большому городу поместье, от которого она должна была все равно отказаться. Один торговец недвижимостью взялся собрать разрозненные земли поместья и присоединить к нему фермы, которые от него когда-то отпали.

Труднее всего было организовать самую школу. Меня всегда поражала неудовлетворительность методов действия, используемых во Франции. Если хочешь что-нибудь создать, то, по-моему, для этого существует два метода: один состоит в том, чтобы разработать настолько совершенный план, который достаточно было бы затем лишь осуществить на практике. Это теоретический метод. Другой заключается в том, чтобы подражать законам жизни, посадить росток, наблюдать за его развитием, следить за ростом. Именно этот метод я всегда предпочитал. Я успешно использовал его в случае со школой инвалидов и с домом для матерей. Я прибег к нему и когда дело коснулось Сибень. 11 ноября 1918 года я послал туда нескольких детей и преподавателей, поручив руководство одному преданному и мужественному человеку. Начало было трудным; ученики, которых мне поручали, были иногда малопригодны для этого то по состоянию здоровья, то из-за характера. Но мало-помалу ошибки были исправлены, пробелы заполнены и фермы организованы. Я сам отправился на Бернскую ярмарку за быком знаменитой симментальской породы. Он был настолько хороших статей, со своей почти прямой линией спины, безукоризненным поставом ног, сочленением без выпуклости хвоста со спиной, посадкой головы, что позднее я признал его в выставленной в Малом дворце фигуре бронзового быка, вылепленной нашим достойным анималистом Помпоном. Он стоит теперь на городской площади в Сольё. Мы поставили на широкую ногу производство молока, снабжая им наши больницы и ясли. Надо мной, как водится, немало посмеялись. Сельскохозяйственное управление в Лионе делало все от него зависящее, чтобы воспрепятствовать мне. И все же школа год от года расширялась.

В 1919 году я создал в бывшей крепости Жерлан дом для матерей; снижение рождаемости во время войны пугало меня. Цель этого учреждения была изложена в опубликованной заметке: «Мэр Лиона напоминает брошенным матерям, что в их распоряжении имеется в замке Жерлан учреждение, где они могут находиться перед родами и воспитать своего ребенка в отличных условиях, не опасаясь огласки. Лица, которые будут просить, чтобы их приняли в дом для матерей, не обязаны себя называть. Для неимущих матерей содержание бесплатное».

Наконец, Лион помогал восстановлению Лаона и Сен-Кантена. Мы считали, мои сограждане и я, что то, что мы сами сохранили свое имущество, накладывало на нас особые обязательства по отношению к тем из наших братьев, которые в течение трех лет страдали от столкновений с захватчиками; лично я постоянно думал о своем дорогом коллеге Эрмане, чья прямая и гордая натура должна была подвергнуться тяжкому испытанию. Нам было известно от нейтральных лиц, какие страдания переносили захваченные города. С января 1916 года с населением Сен-Кантена обращались крайне сурово; предместье Сен-Мартен было разрушено; не хватало продуктов питания; людей силой заставляли работать и в случае отказа избивали и бросали в тюрьмы. Несколько штатских лиц было расстреляно; враг грабил заводы и фабрики, отправляя оборудование в Германию; скот, продукты, металлы непрерывно забирали по реквизициям; металлические деньги исчезли из обращения. Сен-Кантенская община была эвакуирована при продвижении наших войск в марте 1917 года; жителей перевезли на север и в Бельгию. В Лаоне наши соотечественники были свидетелями грабежей, терпели лишения. В день рождения императора немецкие власти устроили шествие французских пленных; тех, кто не обнажал головы при звуках гимна рейха, били саблями и сапогами. В области были срублены все ореховые деревья, из которых делали ружейные приклады. От всех этих несчастий сжималось сердце. Лион хотел выказать свое сочувствие по меньшей мере двум городам-мученикам.